Фабьен бросил на Павла быстрый пронзительный взгляд и многозначительно присвистнул.

– Так вы полагаете, что Стентон не отдал бы письмо, если бы графиня согласилась с ним уехать? Он все равно потребовал бы с вас денег?

Павел задумчиво нахмурился.

– Честно говоря, такая мысль не приходила мне в голову. Я предполагал другое: то, что Стентон может увезти в Англию и мою компаньонку, и письмо. Но ведь он, действительно, может поступить и так, как подумали вы: у него достанет для этого наглости и цинизма. Да, это вполне вероятно, – продолжал Павел, принимаясь снова ходить кругами по комнате. – Тем более что это было бы для него гораздо проще, чем носиться с опасным письмом. Мало ли какая задержка, обыск. А так – путешествуют мужчина и женщина, столь хорошо говорящие по-французски, что заподозрить в них иностранцев практически невозможно.

– Не думаю, что Стентон чувствовал бы себя так вольготно, – с усмешкой заметил Фабьен. – Разве вы не стали бы его преследовать, чтобы вернуть свою компаньонку?

– Да… наверное, стал бы, – пробормотал Павел, отворачиваясь в сторону и досадливо покусывая губы. Не объяснять же Фабьену всю сложность отношений между ним и Наташей!

– Ну, вот что, дорогой мой князь, – неожиданно деловитым голосом произнес Фабьен. – Мне кажется, что нам пора переходить от рассуждений к конкретным решениям. И для начала я изложу вам один план, который только что созрел у меня в голове…

Когда полчаса спустя Фабьен ушел, Павел уже не чувствовал себя таким подавленным и растерянным. Хитроумный план, с помощью которого Фабьен рассчитывал заставить Стентона выйти из укрытия, показался ему достаточно разумным. И если Стентон действительно находится в Париже, этот план вполне может привести их к успеху. Если Стентон находится в Париже, и если Наташа еще представляет для него интерес.

Впрочем, как это ни странно, именно последнее казалось теперь не слишком важным. Обстоятельства могут сложиться так, что Стентону будет просто некому предложить выкупить письмо, кроме посланцев русской императрицы. Пожалуй, его чрезмерный интерес к Наташе только осложнит дело. Но именно на этот случай и следовало действовать по плану, придуманному Фабьеном.

«Только бы Стентон не успел удрать в Англию, – с тревогой подумал Павел. – Тогда все окажется напрасным, и я просто ума не приложу, что нам тогда делать».

Но к чему думать о плохом, когда ничего плохого еще не случилось? Отмахнувшись от назойливых мыслей, Павел расправил плечи и посмотрел в окно. Пожалуй, ему следует прогуляться по саду, чтобы немного проветрить голову. Да и погода располагает: тепло, но не жарко, солнце надежно спрятано за облаками и дует легкий ветерок.

Повязав белоснежный шейный платок поверх нарядного светло-серого сюртука, Павел прихватил коробку с сигарами и направился вниз.


Какого черта она изворачивалась и лгала, вместо того чтобы сразу сказать Павлу правду? Теперь, по прошествии суток со времени их разговора, Наташа просто не понимала, зачем ей понадобилось так делать. Мало того, что она повела себя, как презренная трусиха, она еще позволила Павлу поймать себя на откровенном вранье. Напустить на себя гордый вид, невозмутимым тоном произнести заведомую ложь… и тут же быть позорно уличенной в этой самой лжи! Можно только догадываться, как потешался Павел, наблюдая за тем, как маска самоуверенности сменяется на ее лице выражением растерянности и стыда.

Впрочем, ему, кажется, было совсем не до смеха. А уж ей самой – и подавно. Наташе показалось, что Павел сейчас набросится на нее и задушит. К счастью, он так быстро взял себя в руки, что она не успела по-настоящему испугаться. И поэтому достаточно быстро смогла собраться с мыслями и подобающим образом ответить на его гневные обвинения. Правда, большого облегчения она от этого не испытала. Да и сейчас, по прошествии времени, на душе у нее было невыносимо тяжело.

Но чему здесь удивляться, учитывая, что она так опрохвостилась перед своим заклятым врагом? До вчерашнего дня ей почти всегда удавалось одерживать над Павлом верх, и даже в тех случаях, когда верх одерживал он, она умудрялась вести себя с достоинством. Но вчера было совсем иначе.

Но только ли в этом все дело? И только ли одно уязвленное самолюбие заставляет ее так жестоко страдать?

«Да, только одно самолюбие, – убежденно сказала себе Наташа. – Ничего другого нет и не может быть».

Желая отвлечься от тягостных мыслей, Наташа села на садовую скамейку и развернула томик стихов модного английского поэта Джорджа Байрона. Однако не успела она склониться над книжкой, как ее внимание привлек шелест гравия. Наташа подняла голову и, к своей непередаваемой досаде, увидела в нескольких шагах от себя Павла. Ее досада возросла еще больше, когда она поняла, что он вовсе не разыскивал ее, а просто прогуливался по аллее подстриженного кустарника, попыхивая сигарой и углубившись в свои мысли. И дернула же ее нелегкая выбрать именно эту скамейку! Но теперь бежать было поздно, да и глупо бы она выглядела, если бы Павел заметил, что она пытается от него улизнуть.

Напустив на лицо непринужденное выражение, Наташа облокотилась на спинку скамейки и бесстрастно воззрилась на Павла, ожидая, когда он заметит ее. «А может, вообще не заметит?» – мелькнула у нее робкая надежда, которая, впрочем, тут же развеялась, потому что Павел вскинул голову и насмешливо посмотрел на нее.

– Надеялись, что я пройду мимо и не замечу вас? – спросил он, останавливаясь возле скамейки.

Он попал в самую точку, и Наташе лишь волевым усилием удалось сохранить невозмутимость.

– Что за нелепые предположения? – с удивленной усмешкой спросила она. – Напротив, я ждала, когда вы, наконец, изволите меня заметить.

– Неужели? – хмыкнул он.

– Конечно, – в том же тоне продолжала Наташа. – Ведь прошло уже больше суток с тех пор, как ваш хваленый Фабьен приказал своим людям ловить Стентона, и мне хотелось бы узнать, чем закончилось дело.

– Ничем, – ответил Павел. – Стентон бесследно исчез, и никто не знает, где он сейчас находится.

– Понятно, – вздохнула Наташа. – Ну, и что же вы теперь собираетесь делать?

Не отвечая, Павел окинул Наташу долгим, внимательным взглядом. Этим утром на ней был очаровательный наряд в романтическом стиле: белое платье с короткими рукавами, а поверх него – полупрозрачное сиреневое, с распашной юбкой. На голове – сиреневый берет с белым изогнутым пером, за узким пояском с правой стороны – цветок белого шиповника. Белый с сиреневым… Внезапно Павлу пришло на ум, что Наташа уже давно не использовала такое сочетание цветов в своей одежде. С чего бы ей захотелось одеться в эти нежные, располагающие к мечтательности тона? Уж, кажется, момент совсем не подходящий для того, чтобы предаваться романтическим грезам. Или это жаркие объятия Стентона настроили ее на лирический лад?

– Черт возьми, Павел, – сердито сказала Наташа, начинавшая чувствовать себя неуютно под его неотрывным, гипнотическим взглядом. – Прекратите рассматривать меня, словно обезьяну на ярмарке, и ответьте, наконец, на мой вопрос. Вы приняли решение насчет того, как мы будем действовать дальше?

– Разумеется, – ответил он, не переставая сверлить ее глазами. – Мы остаемся в Париже и продолжаем вести ту же веселую, беспечную жизнь, что и прежде.

Наташа посмотрела на него с глубоким недоумением.

– Как? И это все?!

– А вы ожидали чего-то другого? – задал он встречный вопрос.

Нахмурив брови, Наташа на мгновение задумалась. Потом вскинула голову и внимательно посмотрела на Павла.

– Так вы полагаете, что Стентон все еще находится во Франции? И что он может вернуться в Париж?

– Вы очень догадливы, моя дорогая, – усмехнулся Павел. – Да, мы с Фабьеном пришли именно к такому заключению. Но, конечно, ни в чем нельзя быть уверенным, – прибавил он с посерьезневшим лицом. – Это всего лишь предположение, не подкрепленное никакими доказательствами.

Павел коротко передал Наташе свой разговор с Фабьеном, не касаясь его последней части.

– Теперь вы видите, что нам ничего не остается, кроме как занять выжидательную позицию и предоставить событиям идти своим чередом, – сказал он под конец.

Из груди Наташи вырвался глубокий, протяжный вздох.

– Господи боже мой, и почему нам так не повезло? – несчастным голосом простонала она. – Ведь победа была так близка! А теперь… теперь придется все начинать сначала, – она с досадой передернула плечами.

– Ну, я бы, пожалуй, так не сказал, – возразил Павел. – Когда мы только приехали в Париж, мы знали гораздо меньше, чем знаем сейчас. Например, мы не знали, что за письмом Марии Федоровны, кроме нас, охотятся французские роялисты. А теперь мы не просто это знаем, но знаем также и то, что Фабьену удалось на время прижать их к стенке и обезвредить. Но главное открытие, которое мы сделали, – это то, что Стентон готов вести с нами торг насчет письма… если, конечно, его намерения не изменились за последние сутки.

– А почему вы думаете, что они могли измениться? – с тревогой спросила Наташа. – Вы полагаете, что он может обидеться на вас… за то, что вы вмешали в это дело тайную полицию?

Темные брови Павла удивленно взлетели.

– Обидеться? Бог с вами, дорогая моя, что за странные мысли! Стентон не был бы тем, кто он есть, если бы обижался по таким пустякам. Да и за что ему обижаться на меня? Напротив, он должен быть мне благодарен. Если бы мы с Фабьеном не подоспели вовремя, Стентона вообще могло не быть сейчас в живых.

– Тогда чего вы опасаетесь?

Павел окинул ее испытующим взглядом и криво усмехнулся.

– Чего я опасаюсь? – медленно переспросил он. – Как бы вам сказать, чтобы не задеть ваше самолюбие…

– Можете не продолжать, – ледяным голосом перебила его Наташа. – Я уже поняла, о чем вы думаете. Вы думаете, что Стентон мог утратить ко мне интерес после того, как мы побывали в одной постели. Дескать, раньше я была для него этакой недоступной мечтой, и желание обладать мною толкало его на безрассудные поступки. Теперь же, когда он понял, что я ничем не отличаюсь от всех остальных женщин, он будет действовать более осторожно и расчетливо… Ну, признавайтесь, я правильно угадала ваши мысли? – Она метнула на него гневный, презрительный взгляд и отвернулась в сторону.