Донна Валентино - Пират моего сердца

Нидерланды. Ноябрь 1647 года

Мужчины редко наведывались в школу Вандерманнов, а если приходили, то засветло, и уж никак не к вечеру. О подобных визитах в обители «Дочери компании» даже помыслить не могли.

Громкий стук в парадную дверь заставил Аннелизу Вандерманн поспешно оставить постель с последним, двенадцатым ударом часов – ей сразу стало ясно, что так дубасить мог только крепкий мужской кулак. По голосу, настоятельно требовавшему открыть дверь, Аннелиза безошибочно узнала директора заведения, Якоба Одсвелта, человека обычно осмотрительного и уравновешенного.

Скромный школьный бюджет не предполагал расходов на излишества и малозначительные хозяйственные нужды вроде освещения коридоров в ночное время, и одна лишь луна, роняя скудный свет, освещала коридор и мать Аннелизы, Бритту, спешившую в холл впустить гостя. Лицо ее выражало тревогу, складки между бровей подступили прямо к белокурой косе, туго увязанной вокруг головы.

– Я открою, а ты, дочка, пока пойди успокой девочек. Не пойму только, чего он хочет…

Аннелиза со вздохом принялась закручивать волосы. Завязав их пучком на макушке, она водворила на место ненавистный ночной чепец, вытащила из-под подушки свой необъятный капот и надела поверх сорочки. Она прекрасно понимала, что только волнение, вызванное неожиданным визитом, отвлекло от нее внимание матери, в представлении которой порядочной женщине не пристало ложиться в постель, не укутав себя с головы до ног в ночное платье, в котором она становилась похожей на огромный шерстяной колокол. К счастью, чтение лекций на эту тему для Аннелизы прекратилось пять лет назад. В то время ей пошел двадцать первый год, и всем окружающим стало окончательно ясно, что достойных претендентов на ее руку уже не объявится. Хотя теперь ей не нужно было думать о том, как лучше ублажать супруга, все равно она не могла подавать дурной пример девочкам. Ни разу Аннелиза не появилась перед своими воспитанницами в неподобающем виде, ни разу не отступила хотя бы на дюйм от эталона добропорядочной датской матроны.

Спальные комнаты воспитанниц располагались одна за другой. В эту минуту и вопреки строгому школьному расписанию их двери были распахнуты, а в каждом проеме торчало по две-три головки с аккуратно заплетенными косами, выглядывавшими из-под чепчиков. На личиках девочек было написано безмерное любопытство. «Прямо молоденькие кобылки в стойле, – подумала Аннелиза. – Такие же пытливые мордашки». В определенном смысле сравнение было довольно точным, хотя их заведение преследовало более благородные цели, нежели обыкновенное выращивание конематок. Поэтому учредители присвоили своим воспитанницам весьма почетное обобщенное имя – «дочери компании».

Аннелиза вздохнула и покачала головой. Все ее усилия утихомирить вверенных ей подопечных, разумеется, ни к чему не приведут. Зачем директору понадобилось ломиться к ним среди ночи? Репутация воспитанниц приюта для сирот должна была отвечать самым высоким требованиям. Голландская Ост-Индская компания сама отбирала девочек, брала их на полное попечение и давала им образование в соответствии со специфическими задачами учредителя. Молоденьких девушек впоследствии отправляли в такие места, куда лишь немногие белые женщины отправлялись добровольно. Так что же побудило директора Одсвелта, самого ревностного из всех блюстителей им же введенного распорядка, изменить собственным принципам и заявиться к ним без предупреждения?

– Марш в постель! – цыкнула Аннелиза на девочек. – Ну же, быстрей!

Она принялась загонять их в комнаты.

– Но я теперь ни за что не усну, – лепетала юная Лисбет.

– Ладно, принесу тебе теплого молока, – пообещала Аннелиза.

– И заодно расскажете нам то, что узнаете! – крикнула самая старшая из девочек, семнадцатилетняя Кати. – Мы хотим знать, из-за чего весь этот переполох.

– Только при одном условии – вы сейчас же отправитесь спать.

Дзинь. Дзинь. Дзинь. Звук колокольчика из брачной гостиной было невозможно спутать ни с каким другим. Этот троекратный перезвон свел на нет все труды молоденькой воспитательницы.

Ее подопечные тут же снова повыскакивали в коридор и, как только звонки повторились, разразились ликующими возгласами. Окружив Аннелизу, девочки хлопали в ладоши и хихикали.

– Сейчас моя очередь! – закричала Кати. – Я старше всех!

Девушка, казалось, была близка к обмороку от чрезмерного возбуждения и еще, может быть, от страха. Подобные вещи иногда случаются с теми, кто знает, что исполнение заветного желания доставит им скорее огорчение, нежели радость.

– Не стоит торопиться, Кати, – возразила Аннелиза. – Ты прекрасно знаешь, что быть старшей – это еще не все. Вовсе не обязательно выберут тебя – может быть, для этой партии лучше подойдет кто-то еще.

Слова наставницы звучали и как предостережение от слишком больших ожиданий, и как утешение.

– Да-да, – с радостью подхватила Труди. – Может, мне повезет. У меня уже и платье есть с кружевной стойкой.

Воздух заполнился девичьим гомоном; предположения перемежались приглушенным визгом; кто-то даже позволил себе пару раз подпрыгнуть совершенно неприличным образом.

– Не забывайте про манеры! – одернула воспитанниц Аннелиза, но тут же постаралась смягчить тон. Ей нетрудно было понять состояние девушек, ведь она сама временами еле сдерживала желание визжать, хихикать и прыгать от возбуждения. – А ну-ка по местам, и чтобы я от вас не слышала ни звука! – скомандовала она.

– Нет, нет, мы не хотим! Мы все равно не уснем!

– А я говорю, всем в постель! Как только невесту утвердят, вы об этом обязательно узнаете.

– Ой, как интересно! – восторженно прошептала Кати. – Наверное, это очень важный человек, если директор приехал среди ночи.

Аннелиза ничего не ответила, только неопределенно улыбнулась. По дороге в гостиную ее мысли невольно вращались вокруг несуразности ситуации. Кому понадобилось приезжать посреди ночи, чтобы объявить об очередной брачной сделке?

Бритта тем временем зажигала единственную в гостиной масляную лампу. Но и дюжины фитилей было бы мало, чтобы жидкий свет лампы мог разогнать полночную мглу комнаты.

– Оставь, – сказала Аннелиза, видя бесполезность усилий матери. – Пустое дело. Я, пожалуй, схожу за слугой, пусть принесет поленьев для камина.

– Никаких слуг! – раздался от двери суровый голос Одсвелта. – Этот склеп не скоро прогреешь, а сейчас не до удобств.

Аннелиза покорно склонила голову. Выгоды подобной тактики она усвоила давно. Однако ее так и подмывало указать директору, что он сам создал этот дискомфорт, явившись не вовремя и без предупреждения.

Брачная гостиная, находившаяся в глубине школы Вандерманнов, действительно была похожа на пещеру и холодна как ледник. В дни «перчаточного» церемониала ее обычно начинали протапливать с раннего утра.

Одсвелт опустился в кресло и широко расставил ноги, чтобы удобнее устроить выпирающий животик. Постоянно присутствующее на его лице презрительное выражение было заметно и сейчас, оно затаилось в чуть изогнутых уголках рта. Однако когда заплывшие жиром глазки принялись рассматривать Аннелизу, презрение в его глазах сменилось напряженным вниманием. Директор внимательно изучал ее фигуру, будто что-то прикидывая. Аннелиза радовалась одному: поскольку комнату не надо было топить, отпала надобность наклоняться к камину и выставлять на обозрение свой зад. Не меньше она была довольна и своей одеждой, скрывавшей ее дамские прелести.

Вообще-то женщине, состоящей на службе у Вандерманнов, полагалось давно привыкнуть к подобному вниманию мужчин. Самые солидные граждане Амстердама смотрели на Аннелизу как на потенциальный источник чьего-либо удовольствия.

– Я страшно проголодался, Бритта, – сказал директор. – У вас найдется что-нибудь перекусить?

Аннелиза заметила, как мать сразу изменилась в лице. Почтенная женщина всякий раз впадала в оцепенение, когда директор прибегал именно к такому обращению.

– Конечно, – ответила она. – Сейчас скажу служанке…

– Я же предупредил, – оборвал ее директор, – никаких слуг.

– Можно обжарить хлебцы и положить на них повидло, – предложила Аннелиза. Не поднимая головы, она обирала с халата крошечные скатавшиеся комочки, подавляя в себе дерзкое желание сказать этому жирному борову, что они не держат под рукой угощения для ночных гостей.

– Типично английская пища, – недовольно буркнул Одсвелт. – Я скорее умру с голода, чем стану есть подобную дрянь. Впрочем, на что еще можно рассчитывать в доме, где в чести все британское.

Директор ядовито улыбнулся, давая понять, что он не забыл неблагоразумный поступок, совершенный Бриттой много лет назад. Чванливый голландец не только не простил ей грех молодости, но еще и каждый раз старался выказать свое презрение к Аннелизе за то, что она вообще посмела появиться на свет Божий.

Иногда Аннелизе казалось, что ей и ее матери жилось бы намного легче, родись она такой же розовой и белокурой, как Бритта или те полнокровные голландские девочки, которые заполняли дом Вандерманнов. Увы, английский капитан, в свое время обесчестивший Бритту и затем покинувший ее, оставил несмываемое пятно на их незаконнорожденной дочери.

Даже целое ведро лимонного сока не смогло бы превратить ее темно-каштановые волосы в белокурые и отбелить смуглую кожу на лице так, чтобы она напоминала фарфор с примесью розовой краски. Не существовало также магического средства, которое бы сделало ее карие глаза небесно-голубыми, и никакая пища, даже поглощаемая в самом чудовищном объеме, не способна была придать ее изящной фигуре округлые пышные формы.

После того как семья Бритты изгнала ее из родного дома, для них с матерью школа стала единственным пристанищем. Вандерманны, являвшиеся учредителями данного заведения при Голландской Ост-Индской компании, взяли Бритту на службу в должности управляющей, и компания не была против.