Бритта с трогательным почтением относилась к своим благодетелям и блюла свои обязанности с непомерным раболепием, отстаивая интересы компании с самоотверженностью разъяренной львицы, защищающей свое логово. Она полностью выкладывалась на уроках; ее речи были проникнуты непоколебимой верой в справедливость установленных компанией правил. С особой страстностью она рассказывала своим воспитанницам о превратностях судьбы и предостерегала от опасностей в случае пренебрежения суровыми нормами. Вот почему не было ничего удивительного в том, что в конце концов выпускницы школы Вандерманнов становились достойными «дочерьми компании».

В задачу Аннелизы входило обучение воспитанниц английскому языку, чтобы впоследствии они могли без помех угождать своим будущим мужьям. Язык Аннелиза знала с детства – Бритта стала обучать ее с подачи одного из представителей компании, которой, как считала Бритта, они с дочерью были обязаны всем.

Одсвелт довольно хихикнул и приподнялся в кресле. Громкое сопение, периодически прерываемое почти полной остановкой дыхания, было удачным дополнением его свиноподобной наружности. Покопавшись в жакете, он извлек из кармана деревянную шкатулку и с виртуозностью фокусника, не однажды выполнявшего свой трюк, безошибочно послал ее в центр стола. Бритта подошла и встала рядом. Теперь они вдвоем разглядывали золоченый ларец, сверкающий на фоне потемневшего от старости красного дерева. Со стороны могло показаться, что для них не было ничего неожиданного в этой ночной встрече: просто два человека собрались, чтобы полюбоваться роскошной вещицей.

– Изумительная работа, – восхищенно заметила Бритта. – Никогда еще нам не присылали брачных перчаток в подобных шкатулках.

– Я тоже не видал ничего похожего. Мне сказали, что она сделана из дерева мускатного ореха. Неплохо придумано. Невеста получит перчатку и как новобрачная отвезет шкатулку обратно, туда, где сотворили это чудо.

Аннелиза тоже подошла к столу и, не удержавшись, провела пальцем по глянцевой поверхности. Шкатулка излучала тепло, словно тщательно отполированное дерево десятки тысяч дней накапливало энергию тропического солнца. Аннелиза вдруг поймала себя на том, что невольно принюхивается к воздуху в комнате, пытаясь уловить следы мускатного запаха. Какая глупость! За годы преподавательской практики ей часто приходилось говорить со своими ученицами о теплых странах, рассказывать о далеких островах Банда и их чудесном климате. Неудивительно, что в ней самой временами просыпалось острое желание насладиться ласковыми бризами, голубым небом и солнечными днями, так отличавшимися от промозглых ночей наподобие этой.

Кому из девочек выпадет счастье уехать в этот раз, на какую из них падет выбор?

Аннелиза прикусила губу.

Наконец директор решил открыть шкатулку. Он подтолкнул ее к лампе, чтобы свет мог попасть внутрь. Яркая радуга вспыхнула на темной поверхности стен, пролегла полосами поперек потускневших от времени портретов, увековечивавших суровые неулыбчивые лики Вандерманнов в четырех поколениях. Бритта судорожно втянула воздух, а ошеломленная Аннелиза так и приросла к полу.

Служащие компании, работая в колониях, не имели возможности лично заниматься выбором жен. Чтобы обзавестись подругой жизни на родине, им приходилось тратить много месяцев на дорогу, поэтому многие из них поездкам в Нидерланды предпочитали заочные предложения. Подтверждением их матримониальных намерений служила брачная перчатка, отправленная в компанию. Затем начинался долгий процесс подготовки к обмену контрактами. Каждая из сторон подписывала документы, и когда заверенный женихом контракт возвращался, совершался обряд бракосочетания по доверенности. Отсутствующего на церемонии потенциального мужа представляла перчатка – символ вечных уз. Невеста надевала ее на руку и с этой минуты становилась женой человека, которого в глаза не видела.

По брачной перчатке можно было судить о социальном положении жениха. Мелкие клерки Ост-Индской компании не позволяли себе расточительности. От них, как правило, поступали изрядно поношенные перчатки, вытянутые на пальцах. Служащие рангом повыше отправляли новые перчатки: чаще обычные, из мягкой ткани, либо сделанные на заказ специально для данной церемонии – с украшениями из кусочков кружева или нескольких жемчужин. Высокооплачиваемые работники и военные прибегали к еще более разнообразным ухищрениям. В редких случаях приходили очень элегантные перчатки. Таким образом заявляли о себе владельцы мускатных плантаций. Эти люди, обладавшие исключительными правами на поставки специй во все уголки мира, владели несметными, недоступными для других богатствами.

Во всяком случае, так слышала Аннелиза. Ни одной из девушек школы Вандерманнов еще не выпадало такой выгодной партии.

– Перчатка от плантатора. – Бритта поднесла дрожащую руку к губам.

Наступила напряженная тишина. Аннелиза видела, что мать ожидает от директора подтверждения или опровержения. Не дождавшись ответа, Бритта выпрямила плечи и чуть заметно вскинула подбородок. Теперь одна из «дочерей компании» будет удостоена очень высокой чести.

– Кого будем рекомендовать? – спросила она.

– По срокам больше всех подходит Кати. С подготовкой у нее все в порядке, но она меня немного беспокоит. Боюсь, ей не хватает ответственности. – Аннелиза оторвала взгляд от перчатки и сосредоточилась на деловых качествах кандидатки. – Кати имеет обыкновение смеяться не к месту – например, во время торжественных мероприятий, а женам плантаторов часто приходится бывать на приемах. Может быть, Марта?

– Да, Марта, – кивая, согласилась Бритта. – Она спокойная и сдержанная. У нее хорошие манеры. Марта может достойно вести себя в обществе. И потом, она очень быстро усваивает новое, а это очень важно – ведь ей придется срочно пройти медицинский курс.

– Да нет же, нет! – Директор нетерпеливо стукнул кулаком по столу. Он сжал губы так, что у него даже задвигались мышцы на шее. – Я совсем не о том. Эта перчатка… это предложение для вашей дочери.

– Для меня? – изумленно воскликнула Аннелиза. Она почувствовала, как у нее запылали щеки. Плотная голландская шерсть платья затрепетала у нее на груди, словно под пышными сборками неожиданно забилось какое-то пернатое существо, рвущееся на волю.

Одсвелт вынул из шкатулки письмо. Нарушенный сургуч и помятый вид бумаги говорили сами за себя. Аннелиза поняла, что письмо было прочитано бесчисленное множество раз, прежде чем попало в школу Вандерманнов.

– Это предложение от Питера Хотендорфа, – сказал директор. – Господин Хотендорф – плантатор, один из самых влиятельных людей в нашей компании.

У Бритты вырвался слабый, напоминающий хныканье ребенка стон, однако Одсвелт не обратил на нее никакого внимания.

– Господин Хотендорф пережил трагедию – его жена скончалась от тяжелой болезни. Они прожили много лет, но она так и не родила ему ребенка, и это усугубило боль утраты. Те, кто знает его, говорят, что он всегда мечтал о династии. Он по-настоящему любил жену и потому не расторгал брака. Сейчас этот достойный человек уже оправился от горя и хочет изменить свою жизнь. Ему необходим наследник его богатого состояния. Вот что он пишет: «…никаких инфантильных особ, никаких кисейных барышень. Мне нужна женщина лет двадцати пяти или старше, но не настолько, чтобы она была неспособна зачать. Я не намерен брать в жены какую-нибудь бледную немочь, которая раскиснет от жары или станет рыдать, когда слуга уронит поднос. Подберите мне такую жену, которая будет способна оценить прелесть теплых тропических ветров и все удовольствия, доступные обеспеченному человеку. Я гарантирую ей деньги и роскошь, но не обещаю любви и страсти, ибо эти чувства навсегда принадлежат только одной женщине, истинной избраннице моего сердца».

Тут директор остановился и выразительно посмотрел на Аннелизу.

– Я понимаю, женщины, как правило, уповают найти в замужестве любовь, но…

Аннелиза почти не слушала. Она обвела взглядом прокурорские лица, хмуро взиравшие на нее с портретов. Если бы не состоятельность и авторитет Вандерманнов, они с матерью были бы сейчас в куда более бедственном положении. Ее предки не простили родной дочери безрассудной любви. Они вырвали Бритту из своих сердец и отлучили от семьи. За все время Аннелиза ни разу не виделась ни с кем из своих милых родственников. Случись что-нибудь, ни один из них не придет ей на помощь. Так нужно ли отказываться от этого замужества, пусть и не сулящего любви? Правда, она не собиралась попадать в положение, делающее ее зависимой от чужой помощи. Сколько она себя помнила, ей всегда хватало воли для подавления романтических наклонностей. С течением времени в ней все больше укреплялось убеждение, что человек не ввергнется в безумие страсти, если сразу же не позволит ей пустить слишком глубокие корни.

– Господин Хотендорф не приемлет любви, – сказала она наконец. – В этом я с ним согласна.

– В самом деле? – Одсвелта, похоже, сильно удивило такое суждение. – Тогда продолжим.

Директор откашлялся и вновь обратился к письму.

– «Я полагаюсь на ваш выбор, – читал он. – Если у вас есть на примете женщина разумная, в высшей степени воспитанная, способная родить мне много сыновей, отправьте ее ко мне незамедлительно. Я не располагаю временем, чтобы дожидаться завершения всех формальностей, поэтому прошу освободить меня от процедуры обмена контрактами и прилагаю разрешение губернатора. Как только подыщете мне подходящую супругу, отправьте ее ближайшим рейсом».

Сложив изрядно потертый листок по сгибам, Одсвелт подытожил:

– Вот, собственно, и все, Аннелиза. Конечно, я должен признать, пылкостью чувств здесь и не пахнет. Но зато написано честно. А поскольку зима уже близко, нужно торопиться. На следующей неделе корабль заберет тебя на борт, и ты отправишься в длинное плавание.

– Так скоро?! – в один голос вскрикнули мать и дочь.

– Что делать. Ни одна из наших «дочерей компании» не отвечает требованиям Хотендорфа ни по возрасту, ни по жизненному опыту. Ни одна. – Директор вытащил из кармана носовой платок и с ожесточением вытер лоб. – Ты должна сделать это, Аннелиза. Много лет мы были более чем великодушны к вам обеим. В директорате нет двух мнений. Только ты подходишь ему. Тебе нужно принять это предложение.