Кое-как уместились на зеленом кожаном диванчике, оставив за спиной ветви лианы-змеи. Пару минут спустя приемная была до отказа набита делегацией шумных индусов, невысоких безбородых мужчин, чей естественный загар сразу вызвал в сердце Гарьковича ностальгию по морю, которого он не видел сорок с лишним лет. Пока дед вспоминал свой последний роман – с бабкой Нико, их мимолетный флирт на фоне беспокойных пенных волн, индусы гуськом проскользнули в дверь кабинета. Бабка Нико была тихой уборщицей пляжа, где в последний день своего отпуска красавец Гарькович с нерусским объятием и беспокойным взглядом сделал открытие, более подходящее для хозяина кунсткамеры, чем для молодого, перспективного архитектора из Москвы, – обнаружил у женщины небывалую аномалию, два сосуда наслаждения. Хрупкая, стыдливая, в выгоревшем сарафанчике цвета увядшего укропа, она не догадывалась, что одно ее лоно было крученое, как футляр под рог антилопы, а другое – изогнутое и гладкое, как чехол охотничьего горна. Дважды лишил ее невинности Гарькович и после этого занемог, воспитанный в стыдливом неведении женских тайн. Не готовый обладать единственным в своем роде даром природы, чуждый разносольных утех, он позорно бежал с моря, как вор, надвинув войлочную панаму на лоб и глаза. Тогда-то Гарькович впервые и изведал фундамент разочарования в женщине, ощупал каркас первой потери и утратил мечту, ведь нельзя мечтать о том, чего боишься до судорог. Однако приморский роман получил неожиданное продолжение через двадцать семь лет – из очередной тоски и тумана старика вытолкнула необходимость заботиться о маленьком мальчике, внуке.

Приморская тайна давила своим неподъемным мраморным портиком на нежную душу Нико. Он рос, догадываясь о существовании глухих подвалов, пыльных чердаков и кладовых прошлого, в которые не хотелось заглядывать. Возможно, поэтому он пока и не познал женщину, отдавая предпочтение проектированию.


Между тем из-за двери вынырнул испанец, что-то гневно шепча себе под нос. Наступил черед и четырем в черном исчезнуть в кабинете банкира, голос которого был тих и бесцветен, как утренний ветер, как блеклый прибрежный песок. Нинин брат прогуливался по приемной, обмахивал взмокшую камуфляжную рубаху газетой, метал взгляды-дротики в сторону секретарши, сурово наблюдал за Нико и дедом из-под нависших бровей и редких армейских ресниц. Заслуженный глава небогатой семьи, он полностью разделял мнение своего боевого командира, что романы до брака – роскошь и баловство, которые по карману только богатым девицам. Тем более романы с последствиями, которые трудно скрыть неимущим девушкам типа его сестры, чью порядочность он строго блюл и навязчиво муштровал, воспитывая в сестре солдатское послушание и неистовый страх падения. Внешность Нико несколько притупляла беспокойство и братскую ревность.

Секретарша, восковая фигура, не потеющая даже в толстом вязаном платье, тряхнула мышиной сединой и тихонько похихикала в трубку: «К вам два архитектора нежного возраста и с ними – старец с телескопом».

Пока банкир, отвернувшись к окну, завершал телефонный разговор, Нина и Нико, косясь на его сгорбленную спину в сиреневой синтетической рубашке, легонько коснулись губами. Но половинкам поспешно слепленного поцелуя суждено было тут же разлететься – дед, протестуя, замотал головой.

Банкир обернулся, продемонстрировав длинные спутанные волосы и лик стареющего Христа, который не поехал в Иерусалим на осле, а занялся торговлей, постарел, обрюзг и в итоге стал мирным венским предпринимателем. В дыму его горькой сигары Нина затаилась и следила за тем, как он брезгливо взял из рук Нико кожаный футляр чертежей и небрежно развернул свитки на краешке пустого стола. Рассеянно скользнул утомленным взглядом по верхнему – чертежу квартирки старика и, совершенно забыв о присутствующих, нахмурил брови и начал тонуть в какой-то одной точке, словно увидел странное пятно или фотографию знакомого. Но тут случилось непредвиденное – дед пошевелился, поправил пиджак и затрещал:

– Видите ли, Канцелярия от Строений высоко ценила мои взгляды и художественное чутье. Сам Антиох Кантемир не раз говаривал: «Для тебя, Бартоломеич, что кафтан по вкусу, не уступающему моде, соорудить, что дом отстроить». Как на горизонте замаячит очередной заказ высокопоставленного лица, а они часто принадлежали к представителям высшей власти, так сразу доверяли выполнение мне. Я построил в городе Киеве большую каменную церковь с куполом и башнями в виде колоколен. Это здание и по сей день стоит на бастионе святого Андрея, который, проезжая, когда-то воздвиг там крест, который сохранили с большим почитанием. Мне и приказали построить церковь в том месте, где святым апостолом был поставлен крест. Это была большая честь… Но в 62-м году, когда Канцелярию от Строений возглавил Бецкий, я подал прошение разрешить мне вернуться на родину, в Италию. 10 августа подписали указ и выдали в награждение пять тысяч рублей. Причины были в основном личного порядка, но и наши эстетические подходы заметно разнились. И все же это не помешало мне до отъезда получить орден за постройку Зимнего дворца. Восемь лет спустя, в 70-м, я вернулся и обратился в Академию художеств с просьбой принять меня в число ее членов. И, представляете, после долгой волокиты, был избран в ее почетные вольные общники.


Банкир неспешно поглатывал из стакана голубоватую минеральную воду, продолжая рассматривать что-то на уголке листа с чертежом, потом резко оборвал деда, готового говорить и говорить:

– Вы, я вижу, искушенный человек в деле местных почв и нравов. Теперь скажу, чего я хочу. Нужна крепкая конструкция, не исключающая привлекательного оформления. Важно обеспечить оснащение лифтами, современными системами вентиляции, отопления и очистки воды. Мы планируем уютные кафе, гостиницу для постоянных клиентов и ряд небольших, небрежно разбросанных бутиков. Кроме того, в здании предусмотрены конференц-залы, этажи для частных компаний с помещениями под аренду, несколько этажей под офис нашей конторы с оздоровительным комплексом, супермаркетом, кинотеатром, банкетным залом, – весь перечень и необходимая информация – в этой вот папке. Там же вы найдете сведения о нашей компании, а также пожелания учредителей и акционеров. Вы не без гордости узнаете, что будете сотрудничать с гигантом, двести с лишним лет задействованным в сфере ценных бумаг и банковского дела. Теперь, когда мы расширяем сеть наших филиалов по всему миру, необходимо строительство в Москве настоящего храма. Вместе с верой в сохранность благ, люди принесут нам не только свои души, страх, просьбы о помощи, слезы, мольбы, трепет и отчаяния, но, что важно и главное, они принесут нам свои деньги. Как зерна – в жирную почву, чтоб дала обильные урожаи. Для этого храм крепкой веры в сохранность денег должен быть безупречен изнутри и снаружи. Мы гарантируем не только сбережение накоплений в течение жизни клиента, но и возможность использования вкладов верующих во всех последующих перерождениях. Мы обещаем клиенту прежнее богатство в его в будущей жизни, которую он, независимо от состояния родителей, может начать с приличным капиталом. Вы кажетесь мне профессионалом, знающим хитросплетения системы, подходы к проектированию в России и особенности местных субстратов в прямом и переносном смысле. – Прищурившись, банкир обращался теперь исключительно к деду.


Побледнев, Нико смотрел невидящими глазами в пол. Пол разочаровывал его чистотой. Не на чем было остановить взгляд – сплошной синтетический ковролин цвета яблоневой листвы.

Нина не понимала ни слова, так как попросту не вслушивалась, а следила за передвижениями небольшого паука, который, прихрамывая, бродил по плацдарму письменного стола. Паук, потерявший часть ноги во время побега из кошелька Нико, был необыкновенно подвижен, черный ониксовый шарик, рыскал по столу банкира – всматривался в суровую даль. Теперь ему было не до шуток – голод и угроза остаться без жилья заставляли пошевеливаться. Нина была уверена: пауки – к хорошему. Только к чему именно: к славе, к известию, к деньгам или к любви? Не припомнив точно, что утверждала примета, она улучила момент, когда внимание банкира было полностью обращено к деду, бубнящему о фундаментах в виде уширенных башмаков, о плитных фундаментах и о фундаментах глубокого заложения – в зависимости от грунтовых условий. Нина привстала, ее рука плавно двинулась по столу навстречу пауку-беглецу. Поймав его, Нина рывком вернулась в жесткое кресло, тут же почувствовав ладонью щекочущие передвижения взволнованного паука. Пока девать его было некуда.

Тем временем Нико дрожащим, хрипнущим голосом сообщал о солидности проектной группы, которая, не считая присутствующих, состоит еще из двадцати энергичных профессионалов своего дела, прошедших жесткий отбор с учетом опыта работы не менее трех лет.

Всю обратную дорогу Нина прислушивалась к шуршанию в своем кулаке. Вечером, когда банкир торжественно объявлял по телефону, что выбор пал на их группу, паук в мутном граненом стакане карабкался на скользкие стенки своей башни-западни, тщетно разглядывая происходящее за ее пределами в мире. Так же расплывчато и туманно представлялось Нине все, что случилось дальше.

Вот Нико застыл на пороге перед ее мамой и братом. Вот он сбивчиво бубнит что-то и трясет пачками денег, перетянутых гербовой бумагой, словно они – пропуск. Брат и Нико везут Нину через весь город в душном трамвае, набитом сумраком летнего дождя и угрюмыми потными людьми. По обе стороны простираются трущобы безликих, бесполых домов, напоминающих заключенных в одинаковых серых робах или пациентов больницы в заношенных и застиранных пижамах. Брат с гордостью отпирает пустую, голую, как подмышка балерины, однокомнатную квартирку, тесную однокамерную ночлежку. Нико скромно стоит в коридоре, стараясь незаметно коснуться мизинчиком теплого Нининого бедра с кружевной каемкой трусиков под линялой юбкой. К чему это все, Нине непонятно, а от этого неуютно и даже тревожно.

Дед вызвался помогать в работе над зданием и целыми днями сидел, сгорбившись над старыми чертежами, с тягостными вздохами перенося что-то на бумагу, которую тут же яростно рвал в клочья. От этого он исхудал, стал похож на богомола, который судорожно передвигает ссохшееся зеленое тело. Это удручало Нико, несмотря на безумное желание представить удачный проект, с каждым днем он все больше беспокоился за здоровье старика, иногда часами стоял в дверях кухни, наблюдая за дедом. Потом решительно подходил, отодвигал клочки бумажек на край стола, брал Гарьковича, совсем легкого и маленького, на руки, нес в комнатку, клал на диван, укутывал в плед и гладил по мягким дымным волосам.