— Но ты любил ее.

— Сто лет назад. Милая, тот поцелуй был только для тебя. И ни для кого больше. — Он потянулся к ней. — Ох, Дикси, — произнес он, любуясь красивым лицом и отводя назад буйные локоны. — Другой как ты нет. Поверь, ещё ни одна женщина не вызывала у меня такой бури чувств.

И вот, наконец, всмотревшись в глаза Ченсу Уокеру, она увидела там то, о чем мечтала с двенадцати лет, с их первой встречи. Как бы банально это ни прозвучало, но она тогда влюбилась в него с первого же взгляда. И это была именно любовь, а не глупая девчоночья влюбленность. Дикси всегда верила, что когда-нибудь…

— Дикси, тебе следует знать, что я…

Она потянула его на себя, мягко закрывая рот поцелуем. Не переставая жадно целовать нежные губы, Ченс подхватил Дикси на руки и отнёс к широкому кожаному дивану перед камином.

При свете огня он начал медленно избавлять её от одежды, покрывая поцелуями каждый кусочек обнажавшейся кожи.

Она бездумно выгнула спину, когда Ченс, сдвинув лифчик, поочередно приласкал ноющие горошины сосков. И в отличие от любимого Дикси с яростным нетерпением начала срывать с него одежду, словно не могла дождаться, когда сможет прильнуть к разгоряченному телу, кожа к коже.

— Дикси, — с веселым удивлением шепнул он, когда она, сноровисто стянув с него рубашку, отшвырнула ту на спинку софы. — У нас вся ночь впереди.

Учащенно дыша, она рассмеялась, а затем, не отводя взгляда от его лица, лукаво выгнула бровь и протянула руку к застежке его джинсов:

— Так давай не будем тратить впустую ни одного её мгновения, — бросила она, и резко распахнула отвороты ткани.

Ловко избавляя друг друга от остатков одежды, они, смеясь и дурачась, скатились на плетёный коврик перед очагом.

Наконец, ощутив под собой обнажённое мужское тело, Дикси вдохнула аромат чистой мужской кожи и, зарывшись пальцами в густую шевелюру, глядя глаза в глаза, интимно проворковала:

— А вот теперь можно и помедленнее. — Она накрыла губами его рот, чувствуя, как Ченс ласкает нежные полушария грудей, распаляя, поддразнивая возбужденные соски… как волшебные пальцы рассыпают по телу искры удовольствия, поглаживают нежную кожу живота, и, наконец, одаривают огненной лаской самое сокровенное место…

Хищно улыбнувшись, Ченс быстро опрокинул Дикси на спину и подмял под себя. Она беспомощно выгнулась и, прежде чем её горло исторгло первый мучительно-сладкий стон удовольствия, подалась вперёд, стараясь плотнее прижаться к этим умелым пальцам. Почти сразу же их сменила гладкая, горячая и каменно-твердая плоть. Ворвавшись внутрь тесного шелковистого влажного жара на всю длину, Ченс начал свой медленный умопомрачительно-сладкий любовный танец, неуклонно наращивая темп. Желанной грани они оба достигли одновременно, огласив комнату полурыком-полувсхлипом. Потом, обессилев, лежали, сжимая друг друга в объятиях, глядя на мирно потрескивающий в камине огонь и неслышно падающий за окном снег.

Эти мгновения хотелось продлить навечно: лежать в сонной томной истоме и любоваться огненными всполохами в камине. Дикси и вспомнить не могла, когда ей было так хорошо. Поэтому то, что Ченс вдруг отстранился, явно собираясь подняться, её сильно удивило.

— Полежи тут. Не вставай, — мягко попросил он и, наклонившись, приник к её губам в легком поцелуе, затем выпрямился и, прежде чем шагнуть за дверь, пообещал: — Я скоро вернусь.


Разомлев от любовных ласк, Дикси нежилась в тёплом жаре каминного очага, пока не поняла, что проголодалась. Тогда она встала и отправилась на кухню, чтобы приготовить пару-тройку сэндвичей. Ченс отчего-то задерживался, и её это беспокоило. Она уже тосковала по нему, хотя и не обманывалась насчет долговечности их отношений. Возможно, всё кончится даже слишком быстро, учитывая, что кое-кому позарез нужно избавиться от неё. А она, глупая, ещё и Ченса за собой тянет.

Но едва Дикси покончила с приготовлением бутербродов, как на крыльце послышались знакомые шаги. В следующее мгновение дверь распахнулась, и комнату наполнил дивный аромат свежей хвои, а в дверном проёме сперва показалась большая пушистая ёлка, следом за которой возник припорошенный снегом Ченс Уокер.

Открыто улыбаясь, он отнёс ёлку к окну и, приспособив какую-то посудину под крестовину, поставил лесную гостью возле окна:

— Только не представляю, чем мы её будем украшать, — чуть смущенно продолжил он, глядя на Дикси сияющими глазами. — Я ведь давно избавился от ёлочных игрушек и всей этой блестящей мишуры.

Дикси кивнула, уверенная, что знает, когда и почему он так поступил:

— Не переживай. Найдём чем. — Кончиками пальцев она осторожно коснулась колких зеленых иголок, и подняла на Ченса увлажнившиеся глаза. — Спасибо тебе.

— Да ерунда. Какое же Рождество без ёлки, — чуть дрогнувшим голосом сказал он.


Ченс точно знал: что бы ни ждало его в будущем, этой ночи ему не забыть никогда. И этого Рождества. Бесценные мгновения он навсегда запрёт в глубине сердца и будет бережно хранить, как и воспоминания о единственном Рождестве с его дорогой малюткой.

Нажарив целую гору попкорна, они с Дикси уминали его, усевшись прямо перед камином, а что не съели, нанизали на нитку. Болтали обо всём подряд, от Библии до летающих тарелок и Йети. Смеялись, шутили и целовались. А к полуночи закончили наряжать ёлку.

Отступив на пару шагов назад, они оба восхищенно застыли в немом восторге. Результат превзошел все их ожидания, и Ченсу пришлось признать:

— Знаешь, это самая красивая ёлка в моей жизни.

Дикси засмеялась. Он обожал её смех. Мелодичный звук, не хуже солнечной улыбки, чудесным образом преображал аскетичную строгость его хижины, наполняя теплом и светом и отогревая заледеневшую душу её хозяина. Ченс уже и не думал, что когда-нибудь снова сможет ощутить нечто подобное. Немного помолчав, он сказал:

— Я готов рассказать тебе о дочке. — Дикси в ответ осторожно кивнула и, наконец, услышала правду о женщине, ставшей матерью его ребенку. — Три года назад, когда она забеременела, я предложил пожениться, хотя мы оба понимали, что ничего хорошего из этого не выйдет. Она перебралась сюда ко мне, и как раз в Сочельник у нас родилась девочка. Я даже вообразить не мог, что можно быть настолько счастливым.

Дикси обняла его, уже зная, чем это всё кончилось.

— Мы назвали её Стар. Она прожила чуть больше трех недель. Врачи сказали, что её маленькое сердечко неправильно сформировалось. — Ченс едва сдерживал слезы. — Господи, до чего же красивой была моя малышка…

Дикси снова притянула его к себе, а он уткнулся лицом ей в волосы. Некоторое время они молча стояли, деля одну боль на двоих. Когда Ченс отстранился и заметил на лице Дикси мокрые дорожки слёз, он бережно отёр прозрачные капли.

— Погоди, кажется, я знаю, чего не хватает нашей ёлке, — сказала Дикси и поспешила на кухню.

Ченс улыбался и одобрительно кивал, глядя за ее приготовлениями.

Чуть раньше из крафт-бумаги, шедшей на изготовление продуктовых пакетов, он вырезал звезду, а Дикси видно решила обернуть её фольгой.

— Вот, — сказала она и протянула ему украшение. — Ты должен надеть её на верхушку.

На что Ченс покачал головой и, подхватив Дикси на руки, слегка покружил, а потом поднёс к ёлке и приподнял, чтобы она сама могла закрепить звезду. Свет от очага, отразившись от тонких блестящих лучиков, послал на бревенчатые стены призрачные серебристые блики.

— Счастливого Рождества! — выдохнула Дикси, после того как Ченс снова поставил её на пол.

Стоило ему прижать Дикси к груди, как изнутри его точно омыло тёплой волной радостного внутреннего света:

— И тебе счастливого Рождества, милая, — шепнул он ей в волосы, а потом нежно поцеловал.

Держа друг друга в объятиях, они уснули лишь перед самым рассветом. Боригард тихо посапывал в углу, дрова в камине прогорели и рассыпались еле тлеющими угольками, и только тихо падающий снег за окном продолжал укутывать всё вокруг белоснежным пушистым одеялом.


Глава 15


В доме подвыпивший, уставший до глубины души Оливер споткнулся. Подумал было завалиться на диван, не желая будить Ребекку, но в то же время не хотел столкнуться утром с шумными детьми.

Потом увидел записку, сообщающую, что нянька куда-то забрала детей. Сегодня вечером здесь остались только они с Ребеккой. При мысли об этом его пробрала дрожь. Она специально отослала няньку и надоедливых детей? Лежала наверху и ждала его, потому что все знала?

При мысли об этом его затошнило.

Оливер направился к дивану, намереваясь избегать жену, как можно дольше. Зазвонил телефон.

Он поспешно схватил трубку прежде, чем ее разбудит громкий звук. Кто мог звонить в такой поздний час?

— Алло?

— Плохие новости.

В ушах у Оливера зашумело, сердце бешено заколотилось.

— Эйс?

— Дело не выгорело. Деньги пропали. Я весь день пытался разыскать парней. К сожалению, они смылись из города.

— Нет. — Оливер покачал головой, думая, что этих денег хватило бы, чтобы его спасти. Он разорен. Хуже, чем разорен. Его имя вываляют в грязи. Еще очень повезет, если удастся уйти в том, что на нем одето, как только Бо узнает. — Нет!

— Сожалею, приятель. Ты знал, что рискуешь. Ведь так? Я имею в виду, что нельзя сделать миллионы с несколькими ничтожными тысячами долларов, не рискуя.

— Двести двадцать пять тысяч, — сказал Оливер. — Этого не может быть!

— Хорошо тебя понимаю, старина. Я и свои деньги вложил. Именно поэтому я уезжаю из города на какое-то время.

— Что?!

— Я должен парням, которые ломают коленные чашечки просто ради забавы. Ты счастливчик, что ничего не должен таким весельчакам.

Это шутка? Да он должен всем! И сегодня вечером потерял еще. Его можно было считать покойником.