Оксана Сергеева - Перерыв на жизнь

— Я бы с удовольствием, — говорит он и выразительно смотрит на ее колени. — П*здец, у тебя ноги... Как говорится, когда я

вижу такие ноги, я забываю про труп в багажнике моего автомобиля.

Она вскидывает глаза. Оказывается, у нее зеленые глаза. Он и не помнит.

Радка-мармеладка. Шатенка с зелеными глазами — убойное сочетание. Наверное, в его вкусе. Да, определенно, в его вкусе.

Она шикарная. Роскошная. С обалденными длинными ногами. Любая супермодель сдохла бы от зависти, глядя на ее фигуру.

Когда он увидел ее полуголую, в белых кружевных трусиках, которые ни черта не прикрывали, у него не только в паху заныло.

Заныло все тело. Захотелось ее… Захотелось. Всю.

— А-а, — иронично протягивает она, — так это был комплимент...

— Ты замужем? — спрашивает он, и Рада отвечает на его вопрос понятной улыбкой. Откладывает в сторону тюбик с

лекарством. — Ах, ну да, — говорит он за нее, — тебя бы тогда здесь не было.

— Конечно, не было бы. Я не замужем.

— Почему?

Пожимает плечами и отделывается скромным:

— Не сложилось.

— А как же — выйти замуж за интеллигента, чтобы наплодить интеллигентов?

Она соскальзывает со стула, проводит руками по шортам будто вытирает ладони.

— Курить хочу.

Уходит за своей сумкой и через минуту возвращается. Достает пачку сигарет. Отказывается от протянутой зажигалки,

прикуривает сама.

— Хорошая девочка Рада совсем испортилась, — ухмыляется Артём.

— Даже не представляешь, насколько, — иронизирует в ответ «хорошая девочка».

— А может, тогда и сексом займемся?

На мгновение Дружинина замирает. Потом с выдохом выпускает тонкую струйку дыма и, качая головой, уверенно говорит:

— Нет. С тобой я спать не буду.

— Почему нет? — преспокойно спрашивает он.

Она улыбается:

— Не хочу.

— Жаль.

Дружинина хочет узнать, как сложилась его жизнь, но не может сформулировать ни одного четкого вопроса. Судя по машине

и квартире, живет он много лучше, чем просто «хорошо». И это хорошо.

— Как уважаемые родители? — зато Гера с вопросами не задерживается. «Уважаемые» звучит довольно язвительно.

— В порядке.

— Во всем успех? Процветают?

Рада кивает, неторопливо затягивается.

— Папа давно уже ректор. Мама тоже вся в науке, заведует кафедрой экономики инноваций. Докторскую защитила.

— А ты? Что-нибудь уже защитила? — усмехается. Черные глаза не отрываются от ее лица.

Рада не поддерживает его смех, небрежно стряхивает пепел и снова подносит сигарету к губам.

— А на мне природа отдохнула.

— Бывает.

— Вот и я говорю. Бывает. Отвези меня домой.

Она уже попросила его, а потом подумала, что зря. Лучше бы добраться на такси, но едва ли теперь удастся отвязаться от

Артёма. Он настойчивый. Это Дружинина уже успела ощутить на себе.

— Я сейчас живу у родителей... — предупреждает она, садясь в машину.

— Я помню адрес, можешь не говорить. Если твои родители живут там же, — перебивает ее Гергердт. Этот адрес он вовек

не забудет.

— Да.

По дороге молчат оба скованные странным ощущением. Почему-то даже у Геры закончиваются вопросы. Когда наконец

машина останавливается у подъезда, Рада испытывает необычайное облегчение, но вида не подает, отшучиваясь:

— Надеюсь, ты не рассчитываешь на прощальный поцелуй.

— Целоваться не люблю, а вот телефон оставь.

— Нет, — качает головой и хватается за ручку, чтобы выйти. — Всего тебе хорошего…

Гергердт вдруг подается к ней и делает то, о чем мечтал последние несколько часов, — трогает ее лицо. Касается ладонью

щеки, потом скользит вниз и обхватывает пальцами шею. Он не давит, а только горячо касается, но у Рады снова

перекрывает дыхание. От непозволительной близости, в которой они оказались. Она чувствует его тепло, аромат его

парфюма, те нотки, которые раскрываются на коже.

— Ну, иди… — говорит он. От его тона у нее почему-то начинают дрожать колени. Она не может двинуться с места. — Иди…

Рада… слаще мармелада… — медленно он убирает руку.

Рада выбирается из машины и резво заскакивает в подъезд, забыв про боль в колене.

Или это просто мазь начинает действовать...

Рада открывает входную дверь, черной кошкой проскальзывает в квартиру и растворяется в темноте прихожей. Скидывает

сапоги и свободно вздыхает только за дверью своей комнаты.

Первым делом она раздевается и натягивает пижаму, пряча синяки и ссадины под брюками и рубашкой. Делает все, не

включая верхний свет, — нужные вещи легко находятся на ощупь. Теперь можно зайти к отцу. Он, должно быть, работает над

очередной публикацией.

Когда зашла домой, Рада успела заметить узкую полоску света, вырывающуюся из-за закрытой двери кабинета.

— Пап, ты не спишь, — не то спросила, не то констатировала, заглядывая в святая святых отца.

— Работаю, дочь, работаю, — вздыхает он и снимает очки. Чуть отклоняется в кресле, расслабляя плечи.

— Вот если бы мама была дома, она бы тебе устроила, — улыбается Рада и аккуратно прикрывает дверь. В этой комнате

не хочется слышать громких звуков. Они тут так же неуместны, как хохот на кладбище.

— Наверное, устроила бы, — соглашается отец и задумчиво поджимает губы. У него усталый вид и покрасневшие глаза.

Видимо, он выпил немерено кофе.

Да, на столе стоят четыре пустых чашки. Мама бы обязательно упрекнула. Не терпела его привычку копить грязные чашки,

но отучить от этого не смогла. Отец не пил из одной чашки два раза, потому за время работы у него собирался целый

«сервиз».

Чуть пригибаясь к столу, дочь заглядывает в отцовские заметки, смотрит в монитор компьютера.

— Это то, что мы с тобой обсуждали?

— Да.

— Иди отдыхай, не мучай себя. Хочешь, я помогу закончить статью? Тут осталось всего ничего. Пара часов работы.

— А ты, значит, спать не хочешь…

— Бессонница мне сегодня обеспечена, знаешь же, у меня это бывает. Просто набралась впечатлений. Иди, я закончу.

— Рада, ты могла бы уже давно сама защититься. У тебя такая светлая голова, ты же умная девочка… Я это говорю не

потому, что ты моя дочь. Лучше бы восстановилась в аспирантуре и защитилась сама… чем кому попало за деньги

диссертации писать. — И хотя в голосе слышится укор, глаза смотрят мягко: — А ты думала, я не знаю?

— Не вижу никакого смысла, — отвечает дочь с холодком. — Диплом кандидата экономических наук что-то изменит в моей

жизни? И, кстати, я пишу вовсе не кому попало. Среди моих «клиентов» есть очень одаренные люди, с такими же светлыми

головами, как у меня, но у них времени нет, а у меня иногда есть. Люди же по разным причинам диссертации защищают, не

все служат науке, как вы с мамой.

Отец громко вздыхает и, опираясь на ручки, поднимается с кресла.

В последние годы он сильно сдал, но тем не менее совсем себя не бережет — все так же много работает. Кажется, еще

больше, чем раньше.

— До сих пор не могу привыкнуть, что ты постриглась. — Гладит дочь по голове.

Рада издает резкий смешок, ёжится как от холода и усаживается на отцовское место.

— Иди отдыхай папа. И не переживай, Вячеслав Игоревич, научное сообщество не узнает, что на этой статье ты

непростительно схалявил. Но за это ты завтра съездишь со мной на квартиру. Надо посмотреть, как там дела. А то, может,

уже и паркет залакировали, да я от вас на следующей неделе свалю. Но поедем только после того, как я высплюсь.

— Конечно, дорогая, конечно. Не забудь проветрить комнату, когда будешь уходить. И не сиди с открытым окном, — говорит

перед тем как закрыть дверь.

Точно, сигареты. Надо принести сигареты. И чашки грязные убрать.

Рада наводит на столе порядок: листы в стопочку, посуду на кухню, настольную лампу ярче. Идет в комнату, достает из

шкафа свою сумку… Твою налево. Забыла у Геры сигареты.

Ладно. Это же не беда. Ее стратегическим запасам любой курильщик позавидует, но сам факт случившегося отдается внутри

необоснованной тревогой.

Она снова лезет в шкаф, на самую верхнюю полку, достает из почти полного блока пачку Richmond Cherry, сует в карман

пижамы и идет в ванную. Старается не шуметь, не хлопать дверями, чтобы не тревожить отца. Не умывается, а только

стирает с губ красную помаду. Потом осторожно запускает пальцы в волосы и, стягивая их в высокий хвост, пригибается к

зеркалу. Смотрит на себя. В глаза.

Что он там увидел? Артём. Он так пристально и жадно рассматривал ее. Что он разглядел?

На нее все так смотрят. Природа наградила ее идеально ровной кожей и крупными, но пропорциональными чертами лица.

Чтобы подчеркнуть эту красоту, не требуется обилия косметики.

Рада резко подается назад, торопливо скрепляет густые волосы резинкой и возвращается в кабинет. Снова садится в

кресло, расслабленно откидывается на спинку. Немного отталкиваясь от стола, свободно вытягивает ноги. Надо собраться с

мыслями. Но они как-то не собираются. Да, это все Гера, мать его так.

Кто бы мог подумать. Гера…