Эрика Легранж - Перемены неизбежны

— Моя племянница оказалась случайной жертвой по стечению обстоятельств. Мориссон сказал, что Руперт так спохватился, когда она пришпорила лошадь, и словил ее практически на лету. Жаль, что мой сын не умеет подмечать всех мелочей, например, выражение Элисон в этот момент. Но это еще не конец… — она снова позвонила в колокольчик.

Вошли две горничные и отнесли ее «Чашу спокойствия», тем временем разговор дам уже касался мелочей — они заговорили о светском приеме и о путешествиях:

— Мне нужно куда-нибудь уехать, — заговорила Эмма, — во Францию или Италию, посетить Рим, Венецию или Флоренцию… Я так устала видеть каждый день Элисон, а сколько еще она будет так безнаказанно отравлять мою жизнь.

— Я бы тебе порекомендовала Флоренцию, сестра. Этот город ничем не уступает Риму, тебе должен понравиться пейзаж Северных Апеннин и реки Арно.

— О да, я поеду туда… Приобщусь к родине Ренессанса, увижу собор Санта-Мария-дель-Фьоре, баптистерию Сан-Джованни. Поговаривают, что восточные ее двери называются «Райскими вратами». А сколько же там картинных галерей! О, Рафаэль, Тициан, Микеланджело, я буду созерцать ваши творения, и видеть мир вашими глазами.

Казалось, эта идея завладела Эммой, которая уже видела себя в муслиновом платье и соломенной шляпке под ажурным зонтиком, осуществляющая прогулку улицами Флоренции, прохаживаясь по набережной Арно и всматриваясь в величие Апеннин.

— Я возьму с собой Джулию, пусть развеется и выбросит из головы весь этот ужас… Надеюсь, ты не будешь возражать, Диана.

— Ну, конечно же, нет.

— А после, я познакомлю ее с семьей Бедферов, их два сына холосты, попробуем выдать Джули замуж, что-то она уже засиделась в невестах.

Их комнаты были уж очень далеко от опочивальни Джулии, которая переносила тяготы унижения в одиночестве, проливая горькие слезы. Барышня была сломана душевно настолько, что ощущала по всему телу ломоту и физическую боль в груди. Но ближе к рассвету дала себе немного отдохнуть. С утра она неважно себя чувствовала, круги под глазами и припухшие веки выдавали ее ночную скорбь за утраченными надеждами. А ведь ей придется пережить этот день и все последующие до отъезда домой. Нужно убедительно упросить матушку поскорее покинуть этот дом и Лондон, и возвратится в Фортенхолл, только там она найдет покой. Самым страшным ей представлялись последующие встречи с Рупертом, его насмешливый взгляд, его коварство и презрение, и Элисон, которую, она теперь буквально презирала. А еще страх, что этот разговор может стать известен среди обитателей этого дома.

Это было утро смирения: смирения для бедненькой молоденькой камеристки, которая вращалась возле своей госпожи, смирения Джулии, осознавшей свою главную ошибку. Пришлось приложить успокаивающие примочки на глаза и подобрать платье, настолько бесцветное, насколько это позволяла лондонская мода. Когда внешний вид барышни был приведен в соответствии ее положению, в дверь забарабанили довольно громко, от чего в голове застучали молоточки. Горничная леди Файнел, раскрасневшаяся с отдышкой, доложила, что мисс Джулии немедленно нужно появиться в гостиной.

«Нет! Только не это, неужели сейчас все раскроется?»

Джулия вошла, едва сдерживая волнение. Вокруг сэра Магнуса собрались все представители этого славного рода: мать и тетка выглядели особо бледными, Элисон казалась немного возбужденной, сэр Магнус вообще никогда не менял грозное выражение, морщинистого лица, Мориссон же просто безучастно сидел в кресле у камина с бокалом вина, вперив вялый взгляд в одну точку. А где же был Руперт? Ах, вот он, в самом дальнем углу с утренней газетой в руках, скрывающей его лицо.

— Mademoiselle Juliet, — вкрадчиво заговорила Элисон, подобно пауку, плетущему свою паутину, — вы сегодня чрезвычайно бледны, вам плохо? Я бы посоветовала вам отдохнуть у себя, но раз уж вы спустились, я поведаю вам одну новость.

— Я…я… — всего-то и могла вымолвить Джулия.

— Как забавно, — рассмеялась Элисон, — Приятно порой встретить в Лондоне хорошее общество, вот на днях случайно столкнулась с мистером Фиджером, вы ведь помните его, мисс Джулия?

— Да, я имела честь быть его знакомой, — дрожа от страха, выговорила Джулии.

— Он тоже вас не забыл, а еще я ему премного благодарна, он ведь открыл мне глаза на некоторые обстоятельства, которые вчера подтвердились.

Мисс Эсмондхэйл была в предобморочном состоянии, но Элисон продолжала не щадя бедную девушку:

— Мистер Фиджер всегда имел репутацию человека достойного и честного. И всегда был рад свести знакомство с особами благородного происхождения, и всегда был уверен, что особы эти лишены корыстолюбия, честны и возвышенны. А сейчас он страдает, ибо репутация его пострадала от одного небольшого скандала, связанного с коварством сестер Эсмондхэйл. Да, да, так он мне и говорил, сначала я ему не верила, но доводы, приведенные этим господином, не вызывали сомнений. Но даже после такой задушевной беседы, я не могла подумать о вас, моя милая Джулии, ничего плохого, мне казалась невероятной ваша испорченность и дурнота намерений, если бы вы чуть не испортили счастье моего сына не далее как вчера вечером.

— Elle est bonne celle-la[14], — не выдержала Эмма, — но мои уши далее не намеренны это слушать. Она демонстративно направилась к двери, призывая последовать Диану, которая была более ошеломлена подобным заявлением Элисон.

— О, уважаемая матушка, я же еще не досказала до конца, прошу уделить мне еще парочку драгоценнейших ваших минуток.

— Эмма, сядь! — властно приказал сэр Магнус.

Его жена подчинилась, явно негодуя, что ее так унижают.

— Видите ли, — продолжила Элисон, явно получая от этого разговора не скрываемое удовольствие, — мой сын вознамерился жениться на высокородной мисс Вайден, но ваша племянница вообразила, что это брак по расчету и поэтому Руперт не имеет права искать счастье с другой, коль не сделал предложение ей.

Далее терпеть такую клевету Джулия уже не могла, она резко вскочила вся в слезах и гордо заявила:

— Ничего подобного! Вы лжете, я такого не говорила, — потом может быть постыдилась себя и села обратно.

— Mademoiselle Juliet, я лишь спасаю честь и репутацию своего Руперта, как некогда поступила ваша мать.

— Вы унижаете меня своей ложью, — барышня глазами искала поддержки хоть у кого-то из сидящих в комнате, она с мольбой в глазах посмотрела на тетушку, на мать, которые теперь были белее белого; на Мориссона, которого не волновало ничего, что не касалось его особы.

— Джулия, — едва прохрипела леди Файнел, — это правда что ты мечтала выйти за Руперта?

— Тетушка, — она больше расплакалась, — коли я бы знала его натуру, ненавидела пуще вас.

— Вот поэтому Джулии и миссис Эсмондхэйл нужно покинуть этот дом, иначе свадьба моего сына под угрозой.

Элисон была расчетлива и изворотлива, но самое страшное — она пользовалась расположением отца и поэтому оказалась права.

— Эмма, скажи своим гостям, пусть покинут этот дом и больше не возвращаются, я не желаю их видеть здесь, — он призвал лакея и удалился так же, как и довольная миссис Майерсон.

Впервые в своей жизни Диана позволила себе прилюдно разрыдаться, и открыто высказать негодование дочери.

— Это конец, — молвила леди Файнел, разбитая не менее, ей даже срочно понадобился доктор, так сильно она разнервничалась.

Как страшно казаться предателем в глазах своих родителей и как невыносимо страдать от глупости и стыда. Джулия раз и навсегда решила для себя, что больше не станет искать мужа среди Лондонской аристократии, так как все титулованные и нетитулованные женихи корыстолюбивы и ей нет места рядом с их жалкими душонками. Отныне дом Файнелов она больше не превозносит над всеми остальными и Лондон тоже. Но так стремительно отказываться от всего, что еще вчера так дорого было, очень тяжело: жизнь сегодняшняя и завтрашняя, да какая теперь жизнь, так бытность существования уже не несет никаких светлых надежд, а лишь уныние до самой смерти. Смерть еще вчера казалась лучшим выходом из сложившейся ситуации, но не будет эта трата напрасной, если она только позабавит врагов, ведь Руперт будет думать, что она настолько в него влюблена, то не смогла пережить их разлуку. О нет, такому не бывать, поэтому сегодня она значительно остыла и тихо грустила, мечтала побыстрее доехать до Фортенхолла и укрыться в его стенах от всех ее нынешних бед, залечивать в родной обстановке сердечные раны.

Экипаж не спеша въехал во владения семьи Эсмондхэйлов (впрочем, они не были так велики): вот знакомый церковный шпиль, деревенька в миле от особняка, несколько домов арендаторов, родные стены фасада, кованая калитка и мощеная терраса. Но все такое унылое, серое, грязное, что слезы горечи навернулись на глаза, а еще упреки матери, которыми она пинала дочь не один час поездки и даже сейчас успела бросить:

— Я тебя поздравляю, вот чего ты добилась своей глупостью, а могла бы с дня на день уехать в Италию с тетушкой…

На втором этаже их встретил удивленный Джейкоб, вопросительно рассматривая обеих, жена пока ничего не говорила, пообещав спуститься к ужину и посидеть часок в гостиной. Дочь сразу отправилась в комнату, извинившись, что очень устала с дороги и сегодня не сможет присутствовать за семейными разговорами. Она вся сгорала от стыда о том, что должен узнать о ней отец.

К трем часам, после длительной прогулки, вернулась ни о чем не подозревающая Пенелопа, она опередила мать и сестру с приездом всего на день и сегодня решила наверстать упущенное. Первым делом отправилась с визитом к ее бывшей няне Ребекке Ливерс с подарками для ее маленьких дочурок. Она вспомнила об этой семье, будучи в гостях у Марианны и укор совести заставил ее предпринять это путешествие. Оказывается, дарить детям подарки самое лучшее занятие, столько положительных эмоций за такие скромные деньги, что мисс Эсмондхэйл уже подумывала заняться благотворительностью: для детей, собирать деньги подпиской, участвовать в жизни воскресной школы для деревенских девочек, она спокойно могла попроситься у святого отца их прихода быть школьной учительницей, преподавать арифметику или письмо — весело и не особо трудно. Дворецкий доложил ей о приезде матери и сестры, безмятежное настроение несколько улетучилось, она даже свела брови в ожидании холодности и излишней строгости ее матери, как же порой хотелось уже вольной жизни, даже ту, которой ей пригрозила Джулия.