Младшая мисс Эсмондхэйл с великим почитанием относилась ко всей семьи Файнел, даже к своему кузену, которым пренебрегла ее сестра, да и вообще, одно упоминание о нем вызывало у Пенелопы приступ безудержного смеха. Да, он несколько неуклюж, зато родовитый наследник огромного состояния, роскошного дома в фешенебельном районе столицы, да еще и холост ко всему прочему. С этого следовало, что все недостатки его внешности, манер и характера искупались положением в обществе, которое он займет после смерти отца.

По приезду, тетка очень удивилась столь поспешному визиту, который нанесла ей сестра с племянницей. Она ожидала их лишь в середине января. Но, несмотря на такие неудобства, Эмма казалась безгранично довольной, что заполучила такое общество.

— Что-то случилось? — спросила она, как бы между прочим, когда принесли чай.

— Изгнанная мною дочь вернулась домой, мистер Эсмондхэйл потребовал от меня такой жертвы.

Эмма поставила чашечку на блюдце и спокойно ответила:

— Диана, твой случай не самый худший — вернулась домой твоя родная дочь, которая вынуждена будет подчиняться тебе, а мне придется терпеть проделки миссис Майерсон.

— Она…? Приедет?

— Да, погостить у отца две недели.

— Эмма, бедняжка, как тебе не повезло.

Мой читатель, если ты не догадался о ком идет речь, я напомню — о зловредной мисс Файнел, которая теперь именовалась миссис Майерсон. Она должна была появиться через три дня и погостить в отчем доме две недели. Сэр Магнус накануне получил от нее внушительных размеров письмо, около часу изучал его содержание, закрывшись в кабинете, а жене сообщил кратко о приезде.

Сегодня за обеденным столом, Джулия и Диана встретились с этим достопочтенным господином. Мисс Эсмондхэйл в его присутствии испытывала легкое замешательство, старалась казаться еще более лучшей, чем была на самом деле. Боялась его изучающего взгляда, бледнела всякий раз, как он останавливал свой острый взор, излучаемый из-под бровей, сверлящий ее до самых костей. Говорил мало, почти все слова составляли приказы для прислуги или рекомендации жене, в этом доме он был король и император, никто из родных не осмеливался ему возражать.

Наконец подали десерт, обеды и ужины в этом доме длились очень долго, пока хозяин не закончит, никто не осмелится встать из-за стола и удалиться. А ел он, как многие пожилые люди, с черепашьей скоростью — долго рассматривал преподнесенное ему блюдо; подносил ложку с супом, принюхивался, рассматривал, изучал вкус во рту. Джулия, как завороженная, украдкой наблюдала за его движениями; леди Файнел и Диана вообще подолгу не притрагивались к еде, имели возможность перемолвиться парой словечек, расхвалить повара или поделиться дельными замечаниями и советами. Казалось только Мориссон (кузен Джулии) получал удовольствие таких затянувшихся трапез, за это время он поглощал огромное количество еды, до той степени, что его живот выпирал из-под жакета, ни один тугой корсет не в силах был скрыть этот изъян.

Десерт пришелся по вкусу хозяину, у него слегка поднялось настроение, он вышел из своей угрюмости, позвал лакея и громко приказал:

— Зови Глору, пусть эта старая развалина раздаст всем указания как правильно переставить мебель и повесить портрет:

— Портрет? — тревожно переспросила его жена. — Дорогой, о каком портрете ты говоришь?

— Нет, стой! — он не обратил никакого внимания на замечания Эммы и продолжал дальше повелевать слугами, — Скажи ей, чтобы все было как прежде.

Лакей поклонился и тут же исчез за дверью. Тогда сэр Магнус ответил на расспросы жены:

— Портрет моей первой супруги.

— Но боюсь, слугам некуда будет его повесить, уже и места не осталось для еще одной картины.

— На прежнее место, — старик задержал свой взгляд на прожорливом Мориссоне, заглатывающем еще одно сливочное пирожное.

— Но там же наш семейный портрет?

Этот вопрос остался без ответа. Призвав своего камердинера, удалился прочь, дамы тоже были вынуждены уйти в гостиную, а Мориссон приказал принести ему Хересу.

То, чего так долго опасалась Эмма все-таки сбылось — в течение двух дней были отменены все визиты, а тем временем дом стоял кувырком, старая служанка, дряхлая как столетний пень, вспоминала, как было при леди Талиен, которая теперь с надменным торжеством красовалась на почетном месте.

Джулия долго со смешанными чувствами всматривалась в изображение некрасивой дамы в лиловом платье стиля ампир и низкорослого молодого человека с раскрасневшимся лицом. Это были Талиен и Магнус Файнелы.

Оказалось, что перестановка коснулась даже гостей этого дома. Немного унизительно было, когда мисс Эсмондхэйл переселяли в другую комнату. По приказанию хозяина, для его дочери должны приготовить ее любимую спальню, но в ней уже расположилась Джулия. Молодой барышне пришлось впопыхах переезжать на новое место, в другом конце коридора, старуха Глора с немыслимой бранью выставила Джулию, чуть ли не в ночной рубашке.

После этого леди Файнел вызвала к себе врача и приказала подать ей валериановые капли. Серьезное нервное расстройство уложило Эмму на целый день в постель. Верная сестра исполняла роль сиделки и священника — подавала терпкий чай и выслушивала все жалобы.

В день, когда нога миссис Майерсон должна была переступить порог этого дома, с самого утра еще творилась суматоха. Гостей ждали к чаю, поэтому обед был очень скомкан, еще хорошо, что не перенесен на поздний час. Два повара трудились над приготовлением любимых блюд дочери сэра Файнела: телятина, запеченная под французским белым соусом, суп Brilla, печеная макрель, картофель La maitre d`hotel, седло барашка под соусом Aristocratiqe, абрикосовый пудинг, Уэльский редкий бит (жареный сыр) и рождественский торт. Также разнообразие салатов из овощей, приправленные острыми мясными и рыбными соусами различных способов приготовления.

Для разнообразия готовились: салат с омаром, жареный устрицы под устричным соусом, пирог начиненный кроликом, бифштекс по-турецки, трюфели под итальянским соусом, различные желе, ванильное мороженное, французский рисовый пудинг с вишневым соусом и кофе Noir (сваренное по требованию Мориссона, содержало в себе приличную долю бренди или ликера).

Из некогда детской комнаты, вынесли арфу, к которой вечность никто не прикасался; в гостиной из библиотеки переехало нарядное пианино с изображенными ангелами с обратной стороны крышки. Пригласили несколько музыкантов, которые каждый вечер должны были исполнять любимые мелодии миссис Майерсон.

Все это ужасно раздражало Эмму, с ней, как хозяйкой дома, никто не посоветовался, а еще эта старая служанка, которая теперь без зазрения совести руководила штатом слуг и раздавала им множество поручений. Этим утром леди Файнел с огромным опозданием выпила чашечку чая, ведь даже ее камеристка была отослана по поручению.

— Нет, это уже предел! — отчаянье вырвалось у Эммы, она даже начала хандрить, — В моем доме я забыта слугами, только потому, что старая челядь, от которой любая достопочтенная дама давно бы избавилась, имеет право голоса и, не советуясь, пользуется им.

Последние слова она произнесла, нервно расхаживая по комнате, Диана взялась разливать чай и, молча, с ней соглашалась, а Джулия удобно разместилась на подоконнике с книгой и поглядывала, что творится за пределами этого дома, чтобы сообщить, когда подъедет экипаж.

— … миссис Майерсон — змея, я знаю, зачем она решила погостить, мне давно известны ее коварные планы.

— Душенька моя, — ласково обращалась Диана к сестре, — она ничего не может сделать тебе, ты выше ее по положению, твоя падчерица должна считаться с тобой.

— Нет, я знаю, что задумала моя достопочтенная «приемная доченька».

— Запомни, любое коварство мы постараемся предотвратить, я же с тобой.

— Как хорошо, что ты приехала, мне стоит поблагодарить твою непокорную дочь за это.

Джулия с удивлением уставилась на тетушку:

— Вот уж кого-кого, а Пенелопу благодарить не стоит, она этого не заслужила, — сколько же неприятной горечи прозвучало в этих речах.

— Она специально привезет сюда своего сыночка, — продолжала Эмма, погруженная в свои размышления, — в ее планах выбить для этого гаденыша долю наследства положенного Мориссону по праву.

Брошенная фраза сразу вызвала интерес у Дианы и Джулии.

— Да, да, — продолжала Эмма, — дорогие мои, наша достопочтенная миссис Майерсон может оказаться в скорости нищенкой, их семья в затруднительном положении, — она злорадно улыбнулась.

— Откуда тебе известно это?

— Пусть она живет хоть за океаном, я все равно буду знать, что творится в ее доме, у нас всегда найдется пара-тройка общих знакомых.

Тем временем коляска запряженная четверкой лошадей въезжала на территорию особняка, лаяли две борзые и слышались голоса встречающих слуг.

— Вот и гости пожаловали, — сообщила Джулия со своего смотрового пункта.

Две дамы окружили ее, всматриваясь в заоконный пейзаж, спустя минуту Эмма молвила:

— Что ж, мои дорогие, вам представилось лично познакомиться со здравствующей ехидной.

Дверцы открылись, из экипажа вышла маленькая, полненькая дама в красивом дорожном костюме и шляпке, скрывающей ее лицо. Руку ей подал дворецкий, вот уже и всадник подъехал и шустро спрыгнул со скакуна. Его лошадь отвел слуга, а сам господин, поддерживая даму, вошел в дом. Его так же невозможно было рассмотреть, ибо черный плащ надежно скрывал фигуру.

Леди Файнел не сочла нужным немедля спуститься вниз и поприветствовать гостей, в такие дни она всячески старалась избегать дочь мужа, когда миссис Майерсон приезжала с визитом.

— Эмма, ты рискуешь впасть в немилость мужа.

— Диана, я сегодня, впрочем, как и вчера, слегка приболела, выйду к ужину.