«Двухэтажная, с затейливой маленькой лесенкой на мансарду, где располагаются спальни с живописными створчатыми окнами. Небольшая удобная кухня, гостиная и небольшая столовая с видом на миниатюрный садик на крыше. Ах, Дженни, как это все чудесно! Я представляю нас там… вместе. Это просто невообразимое счастье!»


Она ждала, что ее сердце захлестнет волна счастья… но ничего подобного не произошло. Вместо этого появилась какая-то вялость… и страх. Может, так и должно быть? Ей нужно привыкнуть к мысли, что она станет женой Джона, будет жить на Харли-стрит, в квартире со створчатыми окнами и удобной кухней, и, вероятно, готовить еду для Джона. Миссис Джон Дейвенгем, хозяйка дома, хранительница семейного очага… жена…

Подойдя к туалетному столику, она взглянула на свое отражение. Ее лицо, обрамленное яркими волосами, выглядело бледным, губы подрагивали. Да что с ней происходит? Она вдруг успокоилась. Между ней и Джоном ничего не изменилось… просто немного ускорилось…

Дженни решительно сошла вниз. Клэр с Жаком, сидя за столом на террасе, просматривали свежую почту, Димфна, спокойная, как ангел, сидела между ними и с удовольствием щипала виноград. Дженни присоединилась к их небольшой компании. Письмо Джона она оставила наверху, в ящике туалетного столика. Как и когда она сделает потрясающее сообщение: «Мы с Джоном осенью собираемся пожениться»? Даже произнося эти слова про себя, она испытывала потрясение.

Появился Жерве, рыжеволосый, кареглазый, заспанный. Он томно взглянул на Дженни и сел напротив. Мари вышла на террасу с кофе и круассанами.

День тек своим чередом: после завтрака все отправились на секретный пляж на дальнем конце острова. Время купания и приема солнечных ванн сменялось дремой на горячем песчаном берегу.

Они опоздали на виллу к ленчу, но Мари не сетовала. Ленч – холодные закуски, салаты, фрукты, яйца, холодное мясо – подавался в разное время. Она заботилась о том, чтобы вечером обитатели виллы питались более полноценно, но все равно упорядоченного домашнего уклада так и не получалось. Эдриэн любил свободную, неорганизованную жизнь, не подчиненную жесткой дисциплине. В Челси в присутствии Карлы в доме устанавливалось хоть какое-то подобие общепринятого порядка, но в благословенные летние месяцы на Зелене каждый жил так, как ему нравилось.

Интересно, когда они с Джоном поженятся, будет ли он отпускать ее на долгие каникулы на Зелен? Такой вопрос пришел в голову Дженни этим утром, но был тут же отброшен.

После ленча все разбрелись по комнатам, а Дженни с отцом отправились на прогулку и забрались на голую каменную скалу за домом. Восхождение было довольно напряженным, и они говорили мало, приберегая дыхание. Дженни так и не рассказала отцу о письме Джона. В конце концов, нечего торопиться с разглашением новости. Чем дольше она будет молчать, тем скорее привыкнет к перспективе разительных перемен.

Словом, день ничем не отличался от остальных дней на Зелене, если не считать полученного письма. Оказавшись наконец в постели, Дженни заснула крепким молодым сном и проснулась в восьмом часу утра. Придется поторопиться на набережную, если она хочет купить лучшие фрукты и овощи. Стояло теплое солнечное утро, и она, одевшись легко, отправилась за покупками. Дженни чувствовала, как учащенно бьется ее сердце, и шла, сама того не сознавая, торопливее обычного. Глен Харни! Вряд ли она встретит его на набережной в такой ранний час… да ей и не хотелось.

Полчаса спустя, переходя на рынке от лотка к лотку, она изо всех сил старалась не смотреть в сторону kafana в дальней стороне набережной… и не думать о ней. Она смотрела на причал и пыталась представить, как в следующий вторник будет встречать Джона. Но образ получился каким-то затуманенным и неубедительным. Она поднялась по каменной лестнице в верхнюю часть города и прислонилась к парапету, откуда открывался вид на утес. Отсюда хорошо просматривалась kafana, ухоженный сад за ней и тропинка, идущая к берегу. Сидит ли уже Глен Харни за столиком, приготовленным для него Николе Сизаком, работая над своей книгой? Вряд ли. Сначала он будет собирать материал. Хотела бы она знать, что за материал! Если он собирается писать о завоевании Зелена венецианцами в далеком прошлом, то это не угрожает покою отца. Вздохнув, сама не зная почему, Дженни окинула взглядом море, переливающееся всеми цветами радуги от голубовато-зеленого до фиолетового.

– Красиво, правда? – услышала она голос за спиной.

Когда она обернулась и увидела Глена Харни, облокотившегося на парапет рядом с ней, сердце чуть не выскочило у нее из груди. Девушка украдкой глубоко вздохнула.

– Я вас напугал? – спросил Глен Харни. – Простите.

– Я не слышала, как вы подошли, – запинаясь, произнесла Дженни.

Он пристально и с некоторым удивлением смотрел на нее.

– Вы всегда так нервничаете? – спросил он. – Или это последствия вчерашнего происшествия? Как ваше плечо?

– В порядке, – ответила Дженни. – Как вам понравилось в kafana?

– Очень понравилось. Дом оказался больше, чем я думал. У меня просторная комната на первом этаже, с выходом в сад, который спускается прямо к маленькому закрытому пляжу. Кстати, кровать в моей комнате словно у средневекового барона! Такой большой я еще нигде не видел! На ней может уместиться целая семья!

– И вероятно, так оно и было. В балканских деревнях именно такие кровати.

По какой-то непонятной причине щеки у нее разгорелись. Почему она вдруг начала заикаться и краснеть только из-за того, что Глен Харни внезапно подошел к ней и в разговоре упомянул слово «кровать»?

– Вы уже купались? – спросила она, заметив, что его темные волосы влажны.

– Я плавал в седьмом часу, – ответил он. – А потом бродил среди лотков на рынке в надежде встретить вас. Но вы сегодня опоздали. Когда вы не пришли, я решил утешиться: подняться сюда и полюбоваться собором.

Его слова подействовали на Дженни ошеломляюще, но она взяла себя в руки. Он говорил чушь, явно заговаривая ей зубы. Она отвернулась от него и взяла корзину.

– До свидания, мистер Харни. Мне еще надо сделать кое-какие покупки.

Дженни хотела улизнуть, оставив его поверженным и удрученным, но он, ничуть не растерявшись, схватил ее большую корзину и сказал:

– Она для вас слишком тяжела. Позвольте мне быть вашим носильщиком, пока вы будете делать покупки… а потом, может быть, выпьем по чашечке кофе?

Проигнорировав предложение, девушка попыталась отнять у него корзину.

– Я вполне способна справиться сама, – раздраженно произнесла она и тщетно потянула за соломенные ручки. – Мистер Харни, вы всегда так бесцеремонны с людьми, которых едва знаете?

– Нет, Просто Дженни, не всегда, – ничуть не смутившись, ответил он. – А вы не из тех, кого я едва знаю; вы неповторимая красавица, встречавшая меня вчера утром на пристани. Вы воплощенное очарование этого острова. Меня покорили аквамариновое море с извилистыми бухточками и лесистыми берегами; маленький городок с красочными розовыми стенами, собором со шпилями-близнецами… и вы, красивая, словно озаренная светом солнечного утра.

Когда он замолчал, Дженни не нашла слов, чтобы ответить. Как ни странно, она больше не сердилась на него и не хотела защищаться; словно по взаимному согласию, они пошли по вымощенной булыжником дорожке, ведущей от площади к собору. Дженни больше не сопротивлялась; ее охватило странное чувство неизбежности.

– Вы до сих пор так и не назвали мне вашего полного имени, – продолжал он. – Но это только добавляет загадочности. Вы, наверное, звезда, прячущаяся от нежелательной публичности?

Она засмеялась и помотала головой:

– Ничего, что могло бы вас заинтересовать.

Если бы только он знал, как близки к истине его слова!

– Тогда вы принцесса, путешествующая инкогнито. Или вовсе не человек, а прекрасная иллюзия. Принцесса-призрак со страниц истории этого маленького беспокойного островка.

– Я согласна быть призраком, – сказала она.

– Дорогая Просто Дженни! – без улыбки произнес он.

Они дошли до конца мощеной дорожки, и перед их взором предстал фасад собора. Массивные двери на чугунных петлях были открыты. Из мраморной глубины собора на них повеяло прохладным ароматом ладана. Они вошли внутрь и остановились на пороге храма. Розовый мрамор стен, изящные стрельчатые арки, невероятной красоты высокий алтарь под золотым балдахином – все это создавало ощущение совершенной гармонии и покоя.

– Только любовь могла воздвигнуть такой храм, – наконец тихо произнес Глен Харни. – И этот собор остался нетронутым на протяжении тысячи лет, после варварских нашествий римлян, турок, венецианцев…

– Вы собираете материал для вашей книги? – предположила Дженни. – Вам, похоже, уже довольно много известно о Зелене. Ваша книга, когда она будет написана, будет наполнена научной информацией?

– Не научной, – возразил он, помотав головой. – Информация в моей книге не будет строго академической. Это издание для не слишком подготовленной публики, вроде буклета. Это не более чем путевые заметки.

Путевые заметки. Позже она поняла: это был намек… если бы она могла понять его. Но она была слишком поглощена странным смятением своих чувств. Она гуляла и беседовала с человеком, которого твердо решила избегать, и не знала, каким образом их дружеское общение стало неизбежным. Ей казалось вполне естественным, что она вместе с ним любуется прекрасной архитектурой, и еще более естественным, что он несет тяжелую корзину с фруктами и овощами.

Они стояли перед высоким алтарем, глядя на нежно-голубой купол собора.

– Если бы сфотографировать его под этим углом… – размышлял он вслух.

Повернувшись к Дженни, он объяснил, что позже придет сюда с фотографом. Но даже тогда девушка не заподозрила истинной природы его деятельности. Книги и буклеты только выиграют от нескольких иллюстраций.

Когда они, вдоволь налюбовавшись, покинули собор, Дженни протянула руку, чтобы взять у него свою корзину.