Разгадав замысел капитана, Алек Мак-Доналд рассмеялся:

– Сам дьявол не мог бы придумать лучшего плана. Примите мои комплименты, сэр.

– Благодарю вас, мистер Мак-Доналд.

– Берти будет следовать за фонарем, как следовал до сих пор за фонарем «Морского дракона», – сказал Аластер, понимая при этом, что быстрое течение очень скоро вынесет легкую шлюпку на рифы или отмель и там же немного погодя окажется и «Анни Жанна». – Ах, черт, до чего бы мне хотелось увидеть на заре лицо Берти Мак-Кся – если, конечно, к этому времени его судно еще будет на плаву, – когда он обнаружит, что мы удрали от него.

– Капитан Лейтон, вы не можете так поступить со мной! – вскричал Граймс, когда его посадили в небольшую шлюпку. – Капитан Мак-Кей вырежет у меня сердце из груди за такое! Умоляю, сэр капитан, не поступайте так со мной. Я... – вопил он дрожащим голосом, но в следующий же миг его поглотила тьма.

– Наверное, совсем ополоумел, – заметил Мак-Доналд, попыхивая трубкой. – Но я думаю, он не много потеряет. Скоро наступит утро, и он сможет наслаждаться окружающим пейзажем.

Послышался негромкий всплеск, тут же сменившийся безмолвием, и «Морской дракон» продолжил свое плавание по Флоридскому проливу. В черных небесах над высокими мачтами и вздувающимися парусами мерцали мириады звезд; эта безошибочная примета возвещала, что в ближайшее время они могут не. опасаться шторма.

– А когда мы возвратимся назад, чтобы заняться поисками сокровища? – спросил Аластер у капитана. Там, где они стояли на шканцах, их лица овевал влажный, прохладный ветер.

– Если есть какой-нибудь шанс найти сокровища, – уклончиво ответил Данте, – то предварительно необходимо принять кое-какие меры, Аластер. Думаю, что не ошибусь, если предположу, что Катберт Мак-Кей будет неотступно гоняться за нами. Он отнюдь не дурак. И обладает неплохой интуицией, именно поэтому и преуспел в жизни. И я уверен, что у Мак-Кея есть кое-какие подозрения насчет затонувшего испанского галеона. Вполне возможно, что за бутылкой-другой рома у них с датчанином состоялся очень интересный и не менее полезный разговор. Берти догадывается, что у нас есть неплохой шанс найти корабль с сокровищами, и он намерен разделить с нами радость этой находки. К тому же Мак-Ксй едва ли простит мне сегодняшний поступок. Нет, Берти все время будет сидеть у нас на корме, и надо хорошенько подумать, как отправить его на дно. Ибо, если сокровища и в самом деле существуют, я не хочу делить их с капитаном и экипажем «Анни Жанны», – решительно произнес Данте, оглядывая темный бесформенный флоридский берег.

В этом месте за не прощающими ни малейшей оплошности рифами и постоянно перемещающимися отмелями тянулись поросшие мангровыми деревьями болота, которые кишели москитами.

Если испанский галеон и вправду потонул здесь, подобраться к нему будет чрезвычайно трудно. Нет, они так легко не сдадутся, мысленно пообещал себе Данте, с вызовом глядя на дикий берег.

– Мы возвращаемся домой, мистер Кларкс. – «По крайней мере на некоторое время», – добавил он про себя. – Прокладывайте курс.

И «Морской дракон», нацелив бушприт на обе Каролины, поплыл дальше по Флоридскому проливу.

Глава 2

Есть что-то в этом ветре.

Шекспир«Комедия ошибок», действие III, сцена 1.

Англия, лето 1769 года

Большой усадебный дом Камарей был построен на холме, откуда открывался превосходный вид на окружающий, типично английский ландшафт. Возведенные из медового цвета камня, добытого в местных каменоломнях, стены его как будто излучали золотистое сияние. Первый камень усадебного дома был заложен в начале семнадцатого века, прймо на руинах другого, построенного еще в середине четырнадцатого столетия. К основной части гордого и величавого дома с востока и запада примыкали два крыла, увенчанные в местах соединения двумя сторожевыми башнями. Два ряда высоких и широких окон на обоих этажах наполняли большие комнаты солнечным светом. К центральному портику вела широкая подъездная дорога, окаймленная с обеих сторон великолепными каштановыми деревьями и медными буками, кленами и березами. Осенью Камарей представлял собой как бы картину, прославляющую великолепие этой поры года, но сейчас было лето, и весь отлого спускавшийся к лесистому озеру парк был усеян голубыми колокольчиками. Вдалеке, в окружении старых кедров, стояла средневековая часовня. В лесу цвели дикие ирисы и нарциссы; их лепестки были усеяны каплями неожиданного летнего ливня, потревожившего пасторальную безмятежность равнины.

Долина была мирная, и Камарей и наследственные земли лордов Домиников не слишком-то изменились по прошествии шести веков. В истории этих мест, однако, не все протекало безмятежно, случались и кровопролития. Первый Доминик ступил на английскую землю в одиннадцатом столетии вместе с Бастардом Вильгельмом и его армией из Нормандии. В награду за свою верную службу герцогу Вильгельму, который вскоре был коронован и стал королем всей Англии, Роджер Доминик дс Камарей, рыцарь, прославившийся своей отвагой, был пожалован землями, принадлежавшими потерпевшему поражение нормандскому лорду.

В последующие столетня Доминики продолжали процветать, это процветание достигло своей высшей точки, когда Фрэнсис Доминик, девятый граф Карилстопский, за услуги, оказанные своему королю Генриху V в Столетней войне, был удостоен титула герцога Камарейского. Но во время войны Алой и Белой розы, когда два великих дома – Йоркский и Ланкастерский – сражались за трон Англии, судьба рода Домиников колебалась вместе с переменчивыми судьбами обеих воюющих сторон. На этот раз Доминикам удалось избежать гибели, и когда с воцарением дома Тюдоров в королевстве установился прочный мир, а затем настал золотой елизаветинский век, для Домиников вновь пришла пора процветания. Но свет обычно сменяется тьмой, и когда гражданская война залила кровью поля и луга сельской Англии, пятый герцог Камарейский, сражавшийся на стороне своего короля, Карла I, против Оливера Кромвеля, был захвачен в плен. После того как пуритане конфисковали их наследственный дом и поместье, а также отрубили герцогу голову, герцогиня Камарсйская и ее юный сын вместе с другими роялистскими семьями бежали в Голландию. В скором времени Карл I был публично обезглавлен перед Уайтхоллским дворцом, а его сын и наследник, Карл II, после неудачной попытки свергнуть протекторат и лорда-протектора Оливера Кромвеля вынужден был бежать в Европу. Для роялистов, которым удалось спасти свою жизнь, настали долгие годы ссылки. Вес это время они оплакивали погибших, конфискованные богатства и растоптанные наследственные владения.

С началом Реставрации, когда парламент восстановил монархию и Карл II с триумфом вернулся на родину, молодой герцог Камарейский вновь занял важное положение. Он возвратился в Англию вместе со своим королем и богатой женой-француженкой, которая помогла ему наполнить опустевшие семейные сундуки и отобрать Камарей у захватившего его пуританина.

С тех пор миновало целое столетие. Целых сто лет мирного существования, наполненных повседневными радостями и огорчениями, смягчили, казалось, даже каменные стены Камарея. В доме царило счастье, слышался веселый смех.

– Ээээ-й! – Дикий вопль разорвал безмятежную тишину сада, где в этот теплый день особенно сильно благоухали золотисто-желтые розы, а пчелы собирали нектар с лилий, окаймлявших выложенную щебнем дорожку.

Услышав этот душераздирающий вопль, молодой человек и девушка, увлеченные беседой на берегу поросшего водяными лилиями озера, сразу замолкли. Еще несколько мгновений назад эта пара представляла собой поистине идиллическое зрелище. Широкие приспущенные поля шелковой шляпы приятно затеняли безупречный профиль молодой девушки. На ее белоснежное плечо ниспадал длинный золотистый локон. Оборчатые рукава и широкий корсаж платья из голубого шелка были отделаны французскими кружевами; платье распахнулось впереди, и из-под него выглядывала узорчато расшитая бледно-розовая юбка. Плетеная корзинка с только что срезанным букетом, висевшая на руке у девушки, придавала еще большее очарование ее красоте; рядом с ней в ладно скроенном камзоле из светло-коричневой с золотыми краями ткани, в расшитом золотом жилете и бриджах стоял молодой джентльмен, ее друг, составлявший с ней красивую пару.

Но сейчас молодой человек смотрел, как раскачивается живая изгородь из кустов сирени, и его красивое лицо под напудренным париком выражало ужас.

– Что, черт побери, происходит? – как бы не доверяя собственным глазам, спросил он. Через кусты сирени продрался упитанный пегий пони с сидящим на нем мальчиком. Гнулись и прогибались ветки, копыта врезались в землю.

– Что за че... Будь осторожнее. Смотри вни... – начал он, по так и не договорил: мохнатое плечо крепкого шотландского пони отшвырнуло его в сторону, в то время как смеющийся всадник, держась за гриву, проскакал мимо.

Уэсли Лоутон, граф Рендейл, выбрался из озера. С его камзола капала вода, за ногу, обтянутую шелковым чулком, настойчиво цеплялись водяные лилии. Растерянность на лице графа быстро сменилась гневом, когда он, к величайшему своему удивлению, услышал смех своей спутницы.

Леди Ри Клэр Доминик стояла в безопасном отдалении от воды, и ее плечи тряслись от хохота. Она слишком хорошо знала Уэсли, чтобы оскорбить его предложением помощи. «Бедный Уэсли, до чего он обозлился», – подумала Ри Клэр, закусывая губы, чтобы сдержать смех.

– Ри Клэр, и вы еще смеетесь? Если бы я мог поймать этого дьяволенка, я бы... я бы свернул ему шею! – возмущался оскорбленный граф, осторожно поднимаясь по скользкому берегу. Повернувшись к Клэр лицом, он затряс ногой, пытаясь стряхнуть с нее цепкую лилию. – Извините, по это просто наглая выходка. Содрать бы с него штаны да хорошенько выдрать розгой, – пробурчал он и, стиснув зубы, добавил: – Я был бы признателен вам, Ри, если бы вы прекратили этот дьявольский хохот.