Вчера вечером ты уехала в Париж, и сегодня на рассвете я наложила на тебя самые сильные защитные чары, которые только сумела. Сейчас ты в безопасности — хотя и не вполне, поскольку я не могу рассказать тебе правду о нашем роде. Даже теперь я не решаюсь нарушить клятву, данную твоей матери, — хотя чувствую, что время ее истекло. Когда ты родилась, моя милая Анджелина взяла с меня обещание не обременять тебя грузом этой тайны. Она собиралась вырастить тебя обычной девочкой, какой всегда хотела быть сама. Я надеялась, что когда-нибудь смогу убедить ее в ценности нашей силы, но она погибла — и я не могла не выполнить ее последнюю волю.

Возможно, это было ошибкой. С каждой зимой холод в моих костях становится все пронзительнее. Когда я умру, мои чары умрут вместе со мной. Я не знаю, как ты тогда справишься и будешь ли готова к этой новой ответственности, — но я знаю, что тебя будут искать. Дай бог, чтобы этот последний подарок сумел тебя защитить.

Джейн, ты обладаешь немалой силой. Огромной силой. Я видела, на что ты способна — слышать слова, которые не были произнесены, двигать вещи, не касаясь их. Это кольцо усилит твои способности и сделает настолько могущественной, чтобы справиться с нашими врагами.

Если ты читаешь это письмо, значит, меня больше нет, и ты в опасности. Умоляю: найди надежное место, спрячься и научись пользоваться своей силой. И никогда, ни при каких обстоятельствах не рассказывай людям правду о себе: мы не знаем, кому можно доверять.

Я так тобой горжусь, моя милая Джейн, и жалею только о том, что могла сделать для тебя больше.

Я люблю тебя и буду любить всегда.

Ба

Глаза Джейн обожгло горячими слезами. «Я видела, на что ты способна — слышать слова, которые не были произнесены, двигать вещи, не касаясь их…» А еще, видимо, гасить свет и ломать кассовые аппараты? Неужели она всю жизнь смотрела на мир через кривую линзу, считая, что бабушка просто чересчур строга, внезапные грозы — совпадение, а с электроникой ей просто не везет? Она слышала чужие мысли, выбивала пробки, мысленно звала Ба на помощь, когда тонула в соседском пруду… Выходит, все это — не случайность, а колдовство?

Маленькая часть Джейн — та часть, которая побуждала ее откладывать десятую часть зарплаты на черный день и выкуривать не больше трех сигарет в неделю, — яростно протестовала. Магия — просто нелепая выдумка, а ведьмы — россказни для старых вдов. Но в глубине души она не решалась не принять столь очевидные факты.

Джейн закрыла глаза, не слыша больше ни завывания ветра под окнами, ни скрипа кровати, просевшей под ее весом. Она — ведьма. И теперь ей придется жить в вечном страхе погони, если только она не укроется от всего мира, как бабушка… Или не погибнет, как мать. Боль, чувство, что ее предали, горечь потери разом обрушились на нее, подобно кирпичной стене. Стоило к ним добавиться мыслям о приобретенном могуществе — и Джейн почувствовала, что ее голова вот-вот лопнет.

Неудивительно, что Ба везде чудились враги. Что у них было бомбоубежище, кодовые слова, план действий в случае опасности. Девушка содрогнулась: неужели мир и вправду так опасен? За шесть лет самостоятельной жизни с ней не случалось ничего страшнее перегоревших лампочек — так, может быть, у бабушки просто был старческий маразм? Но что, если это Ба защищала ее своими чарами? Что, если она была права, и «нормальная» жизнь для них невозможна?

— Этого не может быть, — прошептала Джейн. Допустим, мир действительно опасен — но ведь опасно бывает и переходить через дорогу. Она не может провести всю оставшуюся жизнь в страхе только потому, что эта опасность обрела имя. Она не собирается прятаться, вздрагивая от каждого шороха, на ферме у черта на рогах. Должен быть другой способ справиться с этим даром — и проклятием.

С первого этажа, от которого, казалось, ее теперь отделяли световые годы, донесся скрип двери и топот множества ног. Прихожая наполнилась голосами.

— Джейн? — позвал Малкольм, но она была слишком оглушена эмоциями, чтобы ответить. — Джейн!

Девушка с трудом открыла глаза и, увидев Малкольма в дверном проеме, незаметно сунула письмо в карман джинсов.

— Ты такая бледная, — пробормотал мужчина, заключая ее в объятия. На долю секунды Джейн удивилась, что он ее узнал: неужели она осталась прежней после того, как весь мир изменился?

Но ведь я и должна быть прежней.Она что есть силы ухватилась за эту мысль, пытаясь заставить мозг снова работать. Сперва разум взбунтовался — но через несколько долгих мгновений внутри начало выкристаллизовываться решение. Она не станет такой, как бабушка. Она не будет прятаться, надеясь, что весь мир о ней забудет.

— Джейн? — в темных глазах Малкольма читались искренние нежность и тревога.

Опасные, могущественные, загадочные враги… Сложно было поверить, что они существуют в том же мире, что и Малкольм. «Он никогда об этом не узнает, — поклялась она себе. — Я больше никого не потеряю. Я не собираюсь отступать».

Девушка сжала его ладонь. По щеке покатилась слеза.

— У меня больше никого нет. Теперь моя семья — это ты.

Малкольм поднял ее левую руку и поцеловал бриллиант на помолвочном кольце. Если он и заметил рядом гладкий серебряный обруч, то ничего не сказал — просто переплел ее пальцы со своими и увлек к двери.

— Я тебя не оставлю, — пообещал он.

Глава 7

— Мы все так скорбим, дорогая, — сказал месье Дюпюи. Джейн не могла не заметить, что он держит мадам Фушо за руку. Она вспомнила, какое возмущение бабушки вызвал этот «придуманный» роман из дневника внучки, и снова задумалась, были ли их взгляды и намеки исключительно плодом ее воображения. — Не волнуйся, я позабочусь о Дружке.

Собака так и не прониклась теплыми чувствами к Джейн и Малкольму, зато несколько сытных обедов, вода и щетка превратили ее в симпатичного и более-менее вменяемого пса.

— Спасибо, — сказала Джейн, опустив глаза. Взгляд девушки непроизвольно остановился на черной нитке, вылезшей из рукава дешевого траурного платья, которое она второпях купила в единственном и чрезвычайно унылом универмаге Сент-Круа. Вот и еще одна вещь разошлась по швам…

Последние несколько дней Джейн с Малкольмом лихорадочно готовились к похоронам. Следователь лаконично (но чуть более заинтересованно, чем следовало бы) сообщил им, что из-за возраста Ба и холодной погоды нельзя наверняка сказать, когда остановилось сердце. Впрочем, это уже не имело значения. Она была мертва, и знание точной даты смерти ничего бы не изменило.

Зловещая история вдовы, скончавшейся в доме на отшибе, всколыхнула в округе волну интереса, так что все жители деревни подсчитали своим долгом прийти на похоронную службу. Теперь они набились в маленькую каменную церквушку и по очереди подходили к Джейн, чтобы единым духом выпалить слова соболезнования и, возможно, услышать в ответ пару интригующих подробностей о смерти соседки. Девушка с горечью подумала, что лучше бы хоть один из этих плакальщиков навестил бабушку в последний месяц, чем изливать свое уже бесполезное сочувствие теперь. Хотя она не могла винить их в этом — раз сама не была дома шесть лет.

— Я так соболезную вашей потере, — пробормотала мадам Мартин, местная художница, мнившая себя весьма эксцентричной особой. Джейн адресовала ей и ее шарфу из батика вымученную улыбку. Головная боль в затылке усиливалась с каждым «соболезную». Сырая, пропахшая мускусом старая церковь звенела от слов — произнесенных вслух и лишь подуманных.

Возможно, если бы она вернулась раньше…

Такая странная старуха…

Джейн потерла виски, но поток чужих мыслей, проходящий через ее голову, не умолкал ни на минуту.

…интересно, за сколько продадут дом…

…девочка так давно не приезжала…

…убийца…

Если бы моя дочь так меня бросила…

Как оказалось, мечтать о чтении чужих мыслей было куда приятнее, чем действительно их читать. Кольцо по-прежнему наполняло тело девушки странной пульсацией, которая переходила в жжение в самые неподходящие моменты. Она не знала, как контролировать этот новый дар, и в ее сознании то и дело вспыхивали чьи-то чужие мысли. Джейн не могла определить их хозяев и слышала только разрозненные обрывки, от которых было немного толку. Траур неожиданно стал ее спасением: в такое время никто не ждал, что она будет вести себя совершенно адекватно. На похоронах ее смущение, растерянность и внезапные ответы на незаданные вопросы выглядели вполне уместно — хотя и вызывали неимоверную неловкость у самой Джейн.

— Бедняжка, — мадам Сандино сжала ее руку, и девушку чуть не повело от наплыва непрошеных мыслей — в частности, о том, что мускулистая хозяйка сыродельни со вторника не принимала душ, поскольку экономила горячую воду. Джейн испытала приступ головокружения, когда обнаружила в мыслях мадам Сандино саму себя.

Девушка аккуратно освободилась от цепкой хватки женщины. Догадка Джейн подтвердилась: ее способности усиливаются при тактильном контакте. С этим ничего нельзя было поделать. За спиной мадам Сандино виднелась длинная вереница соболезнующих. Джейн вздохнула. Ноги ныли от долгой церемонии и зудели от дешевой ткани платья. «Если я и правда могу двигать предметы, не прикасаясь к ним, — угрюмо подумала она, борясь с желанием задрать подол и почесаться как следует, — сейчас это было бы куда полезнее считывания дурацкой мысленной болтовни».

— Ты в порядке? — раздался над ухом шепот Малкольма. — Может, сделаешь передышку?

Джейн покачала головой, чувствуя, как ее наполняет теплое чувство благодарности за его успокаивающее присутствие.

— Думаю, скоро уже все закончится.

С момента чудовищной находки в доме на отшибе Малкольм был воплощением заботы. За последние восемь дней Джейн еще сильнее полюбила его — если такое вообще было возможно. Он каждое утро приносил ей завтрак и обнимал, если она принималась плакать, а ночью гладил по голове до тех пор, пока она не засыпала. Малкольм нанял грузчиков, чтобы перевезти вещи Джейн в дом своих родителей в Нью-Йорке, где они решили пожить первое время, пока не найдут собственное жилье, и полностью оплатил похороны. Таким образом, он избавил ее от всех забот, кроме скорби по бабушке — и этой дурацкой, своевольной, не поддающейся контролю магии.