Габриэлла Пирс - Парк-авеню 665

— Ну-ка, повертись.

Джейн Бойл послушно закружилась на месте, и юбка взметнулась возле ее ног ослепительным пожаром из зеленого шелка. Девушка вытянула шею, пытаясь разглядеть свое отражение в узком зеркале бутика, но понять, как она выглядит сзади, можно было только одним способом — непрестанно вертясь наподобие изумрудного фламинго. Вот поэтому, подумала она, и следует ходить по магазинам с друзьями. Особенно если цель покупки — произвести впечатление на мужчину, который даже не скрывает, что является большим любителем задних видов. Поиски подходящего платья лишили Джейн не одного обеденного часа на этой неделе, прежде чем к четвергу она наконец признала, что нуждается в помощи эксперта.

К счастью, в «Ателье Антуан» — фирме эксклюзивного архитектурного дизайна, где Джейн проработала последние два года, — также работала Элоди Дессе, мастер шопинга наивысшего разряда. Элоди отнеслась к намечающемуся роману подруги с таким же энтузиазмом, с которым обычно бралась за поиски Идеальных Босоножек с кристаллами Сваровски. Теперь она с видом знатока восседала на высоком стуле в примерочной très chicи très cher [1]бутика «Шелк и вино» и легкомысленно болтала длинными загорелыми ногами. Джейн вопросительно подняла бровь.

Помолчав, Элоди покачала головой.

— Оно слишкомзеленое, — беспощадно заявила она со своим очаровательным французским акцентом и сунула подруге следующее платье — футляр бледно-лилового цвета.

— Я в нем замерзну, — проворчала Джейн и уже было собралась отложить платье в сторону, как вдруг заметила стальной отблеск в кофейных глазах Элоди. — А что, больше ничего нет?

Та решительно кивнула, тряхнув копной кудрявых черных волос. Джейн вернулась в отделанную золотом и мрамором примерочную. Из зеркала в витой раме на нее смотрело ее собственное растерянное отражение. На самом деле это была идея Элоди — пройтись по фешенебельным бутикам прямо у знаменитых Елисейских Полей. «Качество видно сразу», — заявляла подруга с такой уверенностью, что Джейн мало-помалу позволила себя уговорить. Тем более что Элоди в своем пальто из верблюжьей шерсти и замшевых туфлях Lacroix уж точно выглядела на миллион долларов.

Недостаток плана обнаружился почти сразу: Джейн могла позволить себе только вещи из прошлогодних коллекций — впрочем, в некоторых магазинах, куда ее затащила Элоди, и они были ей не по карману. Это влекло за собой неприятные последствия: на улице стояла середина декабря, а Джейн почему-то не воодушевляла мысль разгуливать по морозу в полупрозрачном платье на бретельках, которое могло сравниться по плотности с папиросной бумагой.

«Ну что ж, по крайней мере, в нем я буду соответствовать Малкольму», — безжалостно сказала она себе, просовывая голову в ворот платья — кажется, уже сотого по счету. Мысль о Малкольме тут же обдала жаром ее щеки — и некоторые другие части тела тоже.

Месяц назад Малкольм Доран выбил почву у нее из-под ног — причем в буквальном смысле, — когда они встретились на антикварном аукционе возле треснутой вазы пятого века. Джейн выискивала лакомые кусочки для своего первого личного клиента, мадам Годино, а Малкольм намеревался пополнить и без того огромную коллекцию живописи. Джейн потребовался всего один взгляд на этого высокого широкоплечего мужчину с русыми волосами и губами, словно созданными для поцелуев; влечение было мгновенным и непреодолимым. После аукциона Джейн задержалась на пронизывающем зимнем ветру, чтобы выкурить сигарету и, возможно, еще раз украдкой взглянуть на него. Сделав всего пару затяжек, пустившаяся было в наивные мечтания Джейн строго велела себе спуститься с небес на землю. И акцент, и визитная карточка Малкольма говорили об одном: он американец. Зачем бы он ни приехал во Францию — по делам или для развлечения, — надолго он здесь не задержится. А нужен ли ей случайный флирт?

Девушка кинула едва начатую сигарету на булыжную мостовую и с такой силой принялась давить ее черным сапожком Carel, словно хотела вместе с окурком растоптать и свое едва вспыхнувшее чувство. И тут каблук-шпилька хрустнул и сломался. Джейн пошатнулась, уже собираясь предельно неграциозно приземлиться на мостовую, как вдруг рядом возник Малкольм — златовласый, мускулистый, источающий какой-то восхитительный аромат — и спас ее от падения. Его темные глаза блеснули в свете лампы, но, разумеется, он был слишком галантен, чтобы открыто рассмеяться над неловкостью дамы.

— Моя машина припаркована в двух шагах, — произнес он завораживающим тягучим голосом, напомнившим Джейн кошачье урчание, и указал в конец улицы. — И я решительно намерен доставить вас домой — хотя бы в интересах безопасности других пешеходов.

Прежде чем девушка осознала происходящее, он с легкостью подхватил ее на руки и донес до дверей лимузина. А через пару минут она уже сидела в теплом, отделанном кожей салоне, и Малкольм протягивал ей бокал шампанского.

Элоди просунула голову в примерочную, и черные кудри взметнулись, словно пружинки.

— Выглядишь шикарно, — проворковала она. Джейн неохотно вернулась в суровую реальность, наполненную платьицами на рыбьем меху, заоблачными ценниками и неприветливыми продавщицами. Кассирша с первого взгляда определила, что Джейн не относится к ее обычной клиентуре, а потому даже не оторвалась от телефонного разговора, когда подруги переступили порог бутика. — Твой сексуальный американец не успеет понять, что стало причиной инфаркта.

— Хорошо бы, — призналась Джейн. — Тогда мы с ним будем квиты.

Разумеется, она не была новичком по части свиданий. В Париже невозможно быть фигуристой блондинкой двадцати четырех лет от роду и не получать пару миллионов приглашений от мужчин в день. Но до встречи с Малкольмом она даже не подозревала, что люди вкладывают в слово «химия». Сам воздух, который его окружал, казался обжигающим и пьянящим. Джейн дышала им — и не могла надышаться. Ее решение держать безопасную дистанцию пошло прахом уже через две минуты поездки в лимузине; та же судьба вскоре постигла решение держать хоть какую-нибудьдистанцию.

…А потом она осталась стоять на тротуаре, лимузин пару раз мигнул красными огнями и исчез за углом. Уличный фонарь погас, театрально выбросив сноп искр. Эта картина как нельзя лучше иллюстрировала расстроенные чувства Джейн.

«Интересно, что стало бы с городской электросетью, если бы мы не провели все последующие ночи вместе», — мрачно подумала девушка. У нее всегда были сложные отношения с техникой: лампы при ее приближении начинали мигать, компьютеры зависали, ксероксы принимались плеваться обрывками зажеванной бумаги, а поезда метро ломались именно тогда, когда Джейн куда-нибудь страшно торопилась. К счастью, роман с Малкольмом оказался абсолютно безоблачным. В течение трех недель они только и делали, что ели (по необходимости), спали (изредка) и более или менее непрерывно занимались любовью. Наконец Малкольм с сожалением объявил о неизбежной деловой поездке в Италию. Но, сегодня он возвращался и предложил по этому поводу не набрасываться друг на друга, как обычно, а проявить выдержку и устроить хоть одно полноценное свидание. Для которого, разумеется, требовалось приличное платье.

Джейн вышла из примерочной, чтобы посмотреться в большое зеркало в зале, и хмуро взглянула на отороченный вышивкой подол.

— Это платье такое прошлогоднее,что смотреть больно.

Из-за прилавка донесся будто бы случайный смешок продавщицы — тощей блондинки лет тридцати пяти. Она сразу понизила голос — разговор явно шел о покупательницах, стесненных в средствах. Джейн залилась румянцем — и тут же мысленно отвесила себе за это подзатыльник.

— Мужчины не обращают внимания на такие мелочи, — неубедительно утешала ее Элоди. Что ж, возможно, парни Элоди и не отличались особым вкусом, но Малкольм был не из таких.

Малкольм был очень богат, хотя и никогда не заострял на этом внимания. Единственный отпрыск состоятельного семейства с Манхэттена, он торговал произведениями искусства по велению сердца, а не из необходимости. Его машина, пальто, голос, костюмы — абсолютно всё в нем просто вопило о достатке и происхождении, которые сироте из французской глубинки было трудно даже себе представить. Джейн понимала, что у нее нет шансов выглядеть на одном уровне с Малкольмом, но она хотя бы могла одеться так, чтобы не опозориться.

Девушка потеребила вышивку на подоле. Наверное.

— Черное было ничего, — напомнила Элоди, сжимая невыносимо скучное, но приемлемое по цене платье без бретелек и с невыразительным шелковым цветком на талии.

Раздался щелчок: продавщица наконец положила трубку.

— Прошу прощения, мадемуазель, — внезапно произнесла она по-английски с сильным акцентом, чем немало удивила Джейн. До этого момента девушке казалось, что та вовсе не замечает клиентов, всецело поглощенная сплетнями по телефону. Выходит, она прислушивалась к их разговору? Дома Джейн всегда говорила по-английски с бабушкой, урожденной американкой, а Элоди была дочерью британского посла — так что подруги не упускали случая поболтать на этом языке. То, что окружающие нередко принимали их за туристок, девушек не смущало.

Продавщица кивнула в сторону складского помещения.

— Полагаю, в нашей новой коллекции найдется то, что вам нужно. Правда, оно еще не поступило в продажу, но в порядке исключения… — и рука с длинными ногтями описала в воздухе замысловатую дугу.

У Джейн упало сердце: возможно, там и правда есть прекрасное платье, но ей и подумать было страшно, в какую сумму это выльется…

— Спасибо за предложение, — медленно начала она, чувствуя, как снова заливается румянцем, — но я просто… Просто… — и девушка запнулась, не в силах придумать подходящую отговорку. Элоди красноречиво помахала ей со стула черным платьем.