Барбара Картленд - Парижские соблазны

– Не забудьте это, мисс, – послышался почтительный голос Артура, и он протянул ей несессер ее тетушки.

Гардения взяла его, отметив про себя, что он был украшен огромной герцогской короной.

– Спасибо тебе, Артур, – сказала она. – Ты нам очень помог. Я уверена, что ее светлость очень тебе признательна.

– Желаю удачи, мисс, – поспешно сказал Артур, и в это мгновение поезд тронулся с места.

Гардения быстро помахала ему рукой, затем вошла в свое купе и закрыла дверь.

Ее тетушка полулежала на сиденье, обхватив голову руками.

– Мне очень жаль, тетя Лили, – сказала Гардения. – Могу я что-нибудь для вас сделать?

– Бренди, – пробормотала герцогиня. – Мне нужно немного бренди.

Гардения позвонила, и спустя некоторое время стюард принес бутылку «Курвуазье» и два бокала. Он поставил все это на столик.

– Будете ли вы ужинать, мадам? – поинтересовался он. – Первая смена в шесть часов.

– Мы будем ужинать в купе, – поспешно ответила Гардения. – Я позвоню позже.

– Слушаюсь, мадемуазель. Я приготовлю постели после того, как мы проедем Аньон.

Он вышел из купе, и Гардения налила бренди и протянула бокал тетушке.

– По крайней мере, нам удалось уехать, – сказала она. – Но все равно мы не можем чувствовать себя в безопасности, пока не пересечем границу завтра утром. Интересно, в какое время это будет?

– Около семи утра, – ответила ее тетушка. – Я часто ездила этим поездом.

– Еще почти шестнадцать часов! Неужели полиция за это время нас не обнаружит? Они могут послать телеграмму, и нас снимут с поезда на одной из станций.

Гардения принялась размышлять, не лучше ли было направиться в Бельгию или Голландию, но это означало, что им пришлось бы уезжать с Северного вокзала. Она пришла к выводу, что Берти был прав и в Сюртэ считают, будто они направятся на север.

Тетя Лили снова протянула свой бокал. Она выпила вторую порцию бренди с такой же скоростью, как и первую, и постепенно на ее лице стал появляться румянец, и она больше не выглядела такой подавленной.

– Давайте, я помогу вам снять шляпку и плащ, – сказала Гардения. – Нас уже никто не видит, и мы с таким же успехом можем устроиться поудобнее.

– Ты уверена, что барон покинул Париж? – спросила ее тетушка. – Я должна была попытаться связаться с ним, чтобы быть уверенной, что он в курсе всего происходящего.

– Мистер Каннингэм сказал, что он совершенно точно уехал, – холодно ответила Гардения.

– Я всегда чувствовала, что так и случится, – пробормотала герцогиня, разговаривая скорее сама с собой, чем со своей племянницей. – Я никогда не доверяла этому Пьеру Гозлену.

– Кто бы смог ему доверять? – презрительно спросила Гардения. – Он был отвратительным типом.

– Но Генрих говорил, что он очень, очень умен.

Гардения судорожно глотнула воздух.

– Тетя Лили, как могли вы шпионить против Франции? – решительно спросила она. – Как вы, англичанка, могли опуститься до этого?

Ее тетушка взглянула на нее, как будто впервые осознав, с кем она разговаривает.

– Я ничего не признаю! – сказала она почти сердито. – Барон знал, что делал. Пьер Гозлен все наврал… наврал, ты слышишь меня? Если он сказал что-нибудь против Генриха или меня, это все неправда!

– Вы понимаете, что все ваши счета будут заморожены? – спросила Гардения. – Мистер Каннингэм так сказал, и они опечатают ваш дом, по крайней мере, до суда. У вас есть какое-нибудь имущество за пределами Франции?

Герцогиня поставила бокал на столик и широко раскрытыми глазами уставилась на Гардению.

– Никакого, – тихо ответила она. – Свое состояние я получила от мужа, и все оно вложено во французские ценные бумаги. Мне не приходило в голову менять что-либо.

– Тогда на что же мы будем жить? – практично спросила Гардения.

На какое-то мгновение на лице герцогини показалась озабоченность, затем она решительно передернула плечами.

– Генрих обо всем позаботится, – сказала она. – Он так умен, он как-нибудь умудрится спасти хотя бы часть моих денег, я уверена в этом.

– Он уехал в Германию, – сказала Гардения, – а у нас с собой не так уж много наличности.

Она раскрыла свою сумочку и вытащила деньги, оставшиеся от той суммы, которую дал ей месье Груаз. Она тщательно пересчитала их.

– Пятьсот сорок девять франков, – сказала она. – Мне это кажется целым состоянием, но боюсь, этого хватит ненадолго.

– Это все, что Груаз дал тебе? – резко спросила герцогиня. – Что за вздор! В доме всегда хранится не одна тысяча франков на случай, если они мне понадобятся.

– Он собирался пойти завтра в банк, – пояснила Гардения. – На завтрашний вечер намечался большой прием, разве не так?

– Да, конечно, я подписала чек сегодня утром.

Секунду герцогиня казалась по-настоящему напуганной, затем она снова оживилась:

– Ерунда, наличные нам и не понадобятся. Мы отправимся в «Отель де Пари», где меня все хорошо знают. Когда Генрих пришлет мне немного денег или устроит как-нибудь, чтобы можно было выручить из Франции мои собственные, тогда мы и заплатим, но не раньше.

– А как барон узнает, где вы? – спросила Гардения.

– Я напишу ему, – ответила герцогиня. – Я напишу ему сразу же, как только мы прибудем в Монте-Карло. Конечно, я всегда могу послать телеграмму. Мы придумали свой собственный шифр, который его жена не сможет понять. Она очень надоедливая и ревнивая женщина.

Гардения чуть было не заметила, что это неудивительно, но решила, что это будет несколько жестоко. Вместо этого она распаковала кое-что из вещей, которые могли понадобиться ее тетушке вечером, затем отправилась в свое купе и занялась тем же. Когда она вернулась к тетушке, то обнаружила, что герцогиня выпила уже полбутылки бренди.

– Не стоит волноваться, детка, – сказала она слегка заплетающимся языком. – Я все обдумала. Генрих обо всем позаботится. Дорогой Генрих, он такой замечательный!

Гардения сжала губы. Она чувствовала, что может не удержаться и сказать герцогине все, что она в действительности думает о бароне и о том, как низко он поступил.

Как бы ни было предосудительно со стороны ее тети шпионить против страны, в которой она жила, все-таки главным виновником был барон, который уговорил ее, а может быть, даже заставил сделать то, что она сделала. Теперь он сбежал, спасая свою жизнь, и не предпринял ни малейшего усилия, чтобы помочь женщине, которую превратил в свою сообщницу.

Гардения позвонила и заказала ужин, но когда стюард принес цыпленка и сэндвичи с копченой семгой, ее тетя потребовала еще одну бутылку бренди. Гардения считала, что она уже и так почти пьяна, к тому же ей было жаль попусту тратить столько денег – они вряд ли могли себе это позволить.

Когда скромный ужин был окончен, а кровать постелена, Гардения уговорила тетушку раздеться.

– Вам так будет удобнее, – увещевала она, – и может быть, вы немного поспите.

Она зашторила окно и погасила верхний свет, но, когда она повернулась и направилась в свое купе, герцогиня остановила ее.

– Побудь со мной, – попросила она. – Я не в силах оставаться одна.

Гардения послушно присела на край дивана, и, с бокалом бренди в руке, герцогиня начала свой рассказ…

Поезд мчался сквозь ночь, унося их все дальше от опасности; герцогиня сидела на диване с бокалом бренди в руке и говорила, говорила, говорила… Она совсем забыла о том, что Гардения была ее племянницей и гораздо моложе ее. Она разговаривала с ней, как со своей сверстницей, как с женщиной, которая способна понять, что она пережила и какой странной и временами увлекательной была ее жизнь. За эти часы Гардения внезапно повзрослела.

Ее не шокировало то, что она услышала. Она просто впервые начала понимать многие вещи, которые раньше ставили ее в тупик. Она со стыдом стала осознавать, что была глупа и невежественна и что жизнь со всеми ее сложностями может быть очень странной и в то же время прекрасной.

Ей казалось, что тетя Лили вспоминает свое прошлое, пытаясь дать оценку всей своей жизни.

Временами Гардения чувствовала, что, если бы ее не было здесь, тетя Лили все равно продолжала бы говорить, потому что ей было необходимо расставить все на свои места и увидеть вещи в их истинном свете. Этот мчащийся в ночи поезд увозил герцогиню от ее прошлой жизни, которая была полна и разнообразна, временами прекрасна, а впереди ее ждало будущее, неизвестное, сомнительное и пугающее.

Она рассказывала о том, как она впервые приехала в Париж, о своем первом муже, который очаровал ее и, казалось, способен был спасти от однообразного и унылого существования; слишком поздно она узнала, каким он был нудным, посредственным и дрянным человеком.

– Но это не имело значения, – продолжала герцогиня. – В тот момент, когда я появилась в Париже, я поняла цену своей красоте и возможностям, которые она передо мной открывала. Мужчины влюблялись в меня с первого взгляда, они ходили за мной по пятам, они изыскивали немыслимые возможности, чтобы быть представленными мне, меня превозносили, мне поклонялись, и практически с первой же минуты я стала признанной королевой Парижа.

Она замолчала и снова наполнила свой бокал. По мере того как проходили часы, ее речь становилась все более неразборчивой, но ее ум продолжал работать четко и ясно; она не сбивалась и не путала событий. Она говорила так, будто читала вслух книгу или описывала происходящее на сцене.

– Я пробыла в Париже уже два года, когда познакомилась с герцогом, – продолжала она. – Он, как и все другие мужчины, которых я встречала, упал к моим ногам и провозгласил, что я самое прекрасное создание, которое он когда-либо видел. Но герцог был не таким, как все остальные, он был настоящим ценителем красоты. Красота была для него всем: его хобби, его жизнью и его единственной любовью.

Герцогиня замолчала на секунду, а затем тихо рассмеялась.

– Все были с самого начал уверены, что я его любовница, – сказала она. – Как же они все заблуждались! Герцогу нужно было лишь одно – смотреть на меня.