— Вот вроде комплимент мне сказала, а чувствую, что радоваться мне не стоит.

Марина рассмеялась.

На кухню пришёл Антон, пооглядывался, посмотрел на Нину, которая ему подмигнула, но он равнодушно отвернулся и уцепился ручками за край стола. Подпрыгнул, пытаясь увидеть, что там. Марина поманила его к себе.

— Как он на Асадова похож, — покачала головой Башинская, с умилением разглядывая мальчика, которого подруга усадила к себе на колени. — Глазами особенно.

— Да. — Марина пригладила тёмные волосы у Антона на макушке, потом ложечкой зачерпнула варенье и поднесла к губам ребёнка. Антон рот открыл, а когда варенье проглотил, причмокнул губами и заулыбался. — Вкусно? — рассмеялась Марина и мальчика поцеловала, а тот указал пальчиком на варенье.

— Есё.

Нина тоже засмеялась.

— Весь в папу. Ещё! Да, Антон Алексеевич?

Юля вошла на кухню, посмотрела на них и упёрла руки в бока.

— Антон, мы же играем в школу! Пойдём.

— Юля, — Марина укоризненно посмотрела на неё. — Он же маленький, он устал уже. Дай ему отдохнуть. Садись, попей чаю. Я варенье достала клубничное.

Юля вытаращила на неё глаза.

— Клубничное? Тётя Лера говорила, что оно на самый важный случай. У нас важный случай?

— Очень важный, садись давай. — Нина придвинула ей стул и налила чаю. Потом придвинулась к девочке. — Что, Юль, взяла мелкого под опеку?

Юля облизала ложку и важно кивнула.

— Он же ничего не умеет, тётя Нина! Он даже буквы ни одной не знает, а я его учу.

— Ух ты. И чему научила?

— Мы уже две буквы выучили. А и Б. Антон, скажи А. — Девочка посмотрел на него в ожидании. Антон моргнул, потом сказал:

— Есё.

Нина рассмеялась, а Марина изо всех сил постаралась сохранить серьёзное выражение на лице. А Юля расстроено покачала головой.

— Как же ты будешь читать книжки? Ты же ничего не запомнил!

— Юль, он ещё очень маленький, он даже говорить толком не умеет, а ты ему про буквы рассказываешь.

— Мама, — Юля посмотрела на неё в полной растерянности, — а как же он будет говорить слова, раз он буквы не знает? Мы же буквы говорим, нам учительница так говорила.

— Воот, — протянула Нина, размазывая варенье по своему блюдцу, — она ещё даже в школу не пошла, а ей уже рассказали, что мы буквы говорим и какие… Бедные дети.

— Ты говоришь то же самое, что и Лёшка, — поддакнула Марина, а Башинская вдруг замерла, затем осторожно переспросила:

— Да?

— Да.

— Кошмар какой, я начала думать, как Асадов.

Если бы не пребывание в постоянном ожидании, то жизнь могла стать вполне счастливой и спокойной. За неделю их с Алексеем новая жизнь — вместе, с детьми, приобрела свои особенности, свои прелести, свои острые углы, которые они старательно огибали, наученные долгим опытом жизни врозь. Сложился определённый порядок, хотя кому-то это может показаться глупым, времени прошло всего ничего — что такое неделя? Семь коротких дней. Но когда ты ошибаешься в первый день и начинает плакать ребёнок, то на следующий день ты тактику меняешь, убеждаешься, что в этот раз ты оказался более прозорливым, то и дальше ты действуешь, учитывая свои ошибки и стараясь их больше не повторять. И вот проходит неделя, а у вас в доме уже действует особое расписание, подстроенное под двух маленьких детей, которые теперь самое важное, что есть в жизни. Одну нужно возить на занятия в школу, потом на гимнастику, к другому вставать по ночам и кормить с ложечки. Всё это было так странно, непривычно, но удивляться было некогда, слишком много забот появилось.

В один из дней Алексей привёл молоденькую девочку, которую представил, как Машу и очень долго и громко поражался тому, как та могла позволить себя уволить в его отсутствие.

— Кто тебе зарплату платит, в конце концов? Что ты разобиделась и убежала сразу? Надо было мне позвонить.

— Да я не обижалась, Алексей Григорьевич, просто Софья Николаевна… — Маша замолчала на полуслове и уставилась на Марину.

— Маша, я хочу, чтобы ты запомнила, — продолжил Асадов, не обращая внимания на смятение, которое испытывала девушка, — ты няня моего сына, я тебе плачу, и я тебе доверяю. Что бы в дальнейшем не происходило, ты должна быть рядом с Антоном. И уволить тебя никто, кроме меня, права не имеет. Ты запомнила?

— Запомнила, Алексей Григорьевич, — несколько затравленно проговорила Маша, а Марина из-за её спины показала Лёшке кулак.

— Что ты девочку пугаешь? — укоризненно проговорила она, когда Маша ушла в детскую и увела с собой Антона, который запрыгал от радости, увидев её.

— Я накричал на неё?

— Этого и не требовалась, она и так тебя боится.

— Вот уж глупости, — фыркнул Асадов. Потом совсем другим тоном поинтересовался: — Как она тебе?

Марина развела руками.

— Она няня твоего сына, сам же сказал — ты ей доверяешь. Значит, всё хорошо.

Он присел на край стола и сложил руки на груди.

— Если так получится… что Антон будет жить с Соней… Об этом ведь надо думать, да? В этом случае я должен быть уверен, что за ним присматривают должным образом. А никому кроме Маши я его не доверю.

— Тогда тем более. Что ты меня спрашиваешь?

Алексей достаточно возмущённо фыркнул.

— А что, я не могу спросить тебя?

Марина улыбнулась и погладила его по плечу.

— Можешь. Спрашивай.

Маша чувствовала себя достаточно скованно, к Марине обращаться стеснялась, даже по поводу Юли, разговаривала либо с Калерией, либо с Алексеем, а когда Марина застала её на кухне пьющей чай, жутко перепугалась. Уставилась испуганно и тут же обернулась на Калерию, но та только рукой на неё махнула, когда Маша попыталась подняться из-за стола.

— Сиди, что ты вскочила. — И глянула на Марину. — Что ты девочку напугала?

— Я не буду больше, я на минутку. Маша, вы с детьми побудете, да? Мне нужно съездить по делу, всего на пару часов.

Маша снова со стула привстала.

— Конечно, Марина Анатольевна.

А Калерия оглянулась через плечо.

— Опять тебя с работы дёргают?

— Я всего на пару часов, — заверила её Марина. — Не задержусь.

Юля налетела на неё сзади и обняла руками.

— Мам, ты куда?

— На работу, солнышко. Ты с Машей останешься. Погулять сходите.

— Хорошо. За Тошей я послежу, ты не волнуйся.

— Я не волнуюсь, следи. А Маша за вами обоими последит. — А прежде чем из кухни выйти, Маше улыбнулась. — Спасибо.

Вечером Юля вцепилась в Алексея и потребовала:

— Спой песенку.

Тот даже поперхнулся.

— Я? Песенку?

Юля кивнула, а Лёшка решительно замотал головой.

— Юль, я петь не умею и песен не знаю.

— Никаких? — ужаснулся ребёнок.

— Никаких.

— И про крокодила не знаешь?

— Эту точно не знаю.

— Тогда я тебе её спою. Садись. Сейчас Тошу приведу и буду вам петь.

Марина, наблюдавшая за всем этим со стороны и заметившая, с каким тоскливым выражением на лице, Асадов приземлился на диван, подошла, наклонилась к нему и шепнула:

— А вот если бы ты сказал правду…

— А я правду сказал. Петь я не умею.

— А мне когда-то пел, — поддела его Марина.

— Когда? — изумился он.

— А когда мы познакомились? В караоке пел. Забыл?

Лёшка громко охнул.

— С ума сошла, это когда было?

— И этот человек меня называет трусихой!..

Зато ночью стало не до песен и не до смеха. У Антона снова поднялась температура, и они почти до утра не спускали его с рук. Даже не стоило пытаться положить его в кроватку, он сразу просыпался и начинал плакать. Качали по очереди, ходили по комнате взад-вперёд и ребёнка укачивали. Пока качали — он спал, стоило остановиться, и Антон тут же открывал глаза. Одно хорошо, что температура спала, но капризничать Тошка продолжал. Зато когда затихал, становился похож на ангела. Глазки заплаканные, щёчки румяные, а пальчики теребили полу Марининого халата. Она вглядывалась в детское личико и продолжала качать.

— Давай я, — шепнул Асадов, появляясь за спиной. Марина только головой качнула, отказываясь.

— Опять сейчас проснётся. Температура спала, Алёш.

— Хорошо.

Он повернул голову и вдруг увидел в дверях детской Юлю. Она стояла и разглядывала их, потом потёрла глаза.

— Почему он плачет?

Марина тоже обернулась, но Алексей её опередил, подошёл и поднял Юлю на руки.

— Проснулась?

— Почему он плачет?

— Он заболел чуть-чуть. Пойдём, я тебя спать уложу?

— Я пить хочу.

— Тогда пойдём пить.

Они сходили на кухню, Алексей налил Юле воды, а на обратном пути в детскую, она заснула у него на плече. Обняла за шею, прижалась и закрыла глаза. Но когда Асадов укладывал её в постель, шёпотом спросила:

— А Тоша поправится?

— Конечно. Спи, принцесса.

— Ты только дверь не закрывай, я боюсь.

— Хорошо. Спокойной ночи.

Дверь всё-таки прикрыл за собой, но неплотно, оставил щёлку. А когда появился в гостиной, Марине кивнул.

— Давай его мне, — попросил он, — иди, поспи. — Она хотела возразить, но Алексей кивком указал ей на дверь спальни. Не стала спорить, аккуратно передала ему Антона, погладила по спине и ушла в спальню, легла в кровать. Не думала, что заснёт, приготовилась прислушиваться кЛёшкиным шагам в соседней комнате, даже подушку повыше подняла, чтобы удобнее было, и только когда почувствовала, как кровать прогнулась под тяжестью Асадова, глаза открыла и поняла, что прислушивалась недолго, почти мгновенно заснула. И тут уже встрепенулась.

— Что?

— Тссс. Спит. Ложись, ложись.

Она легла и прижалась к его руке. Даже не предполагала никогда — какое это счастье, когда ребёнок ночью спокойно спит.