Лорен Оливер - Паника

У Хезер свело живот. Ну вот, начинается. Она знала, что Нэт переживает. Она знала, что нужно сказать ей что-то ободряющее – они с Бишопом пришли, чтобы морально поддержать Натали. Бишоп даже сделал плакат: «Вперед, Нэт». Рядом с этой надписью он нарисовал большую фигуру человечка, стоящего на куче денег. Человечек олицетворял собой Натали – на нем была розовая толстовка.

«А почему ты нарисовал ее без штанов?» – спросила Хезер. «Может, она потеряла их во время Прыжка», – ответил Бишоп. Улыбаясь, он повернулся к Нэт. Когда он так улыбался, его коричневые глаза становились медового цвета. «Я никогда не умел рисовать».

Хезер не любила говорить о Мэтте в присутствии Бишопа. Всякий раз, когда она поднимала эту тему, он закатывал глаза так, будто она только что переключила на радиоволну с плохой поп-музыкой. Она терпеть не могла, когда он так делал. Но в итоге она не выдержала.

– Его по-прежнему нет. – она говорила тихо, чтобы ее слышала только Нэт. – Извини, Нэт, я знаю, что сейчас не время говорить об этом – мы пришли сюда, чтобы поддержать тебя…

– Все нормально. – Нэт подошла к Хезер и сжала ее руки в своих. Она выглядела так странно, будто ее заставили залпом выпить лаймад[1]. – Послушай, Мэтт тебя не заслуживает. Ясно? Ты достойна лучшего.

Хезер почти засмеялась.

– Ты моя лучшая подруга, Нэт, – сказала она. – Ты не должна мне лгать.

Нэт покачала головой:

– Я уверена, что скоро он будет здесь. Игра вот-вот начнется.

Хезер снова посмотрела в телефон. Уже в сотый раз. Но там не было ничего. Она несколько раз выключала и включала его снова, чтобы убедиться, что он работает.

Снова раздался голос Диггина:

– Правила Паники просты. Участвовать может любой желающий. Но выиграет только один.

Диггин огласил сумму приза.

Шестьдесят семь тысяч долларов.

Хезер будто ударили в живот. Шестьдесят семь тысяч долларов. Наверняка это самая большая сумма за всю историю Паники. Толпа загудела, как электрический импульс, передавая друг другу сумму приза. Черт, надо быть идиотом, чтобы не сыграть. Нэт выглядела так, будто только что съела большую ложку мороженого.

Диггин продолжил, не обращая внимания на шум. Он огласил правила – все шесть этапов проходят в течение всего лета в условиях строжайшей конфиденциальности; участники исключаются после каждого раунда; индивидуальные испытания для каждого участника, прошедшего в полуфинал. Но никто не слушал Диггина – каждый год была одна и та же речь. Хезер смотрела Панику с восьмого класса, так что она могла бы и сама рассказать все правила.

От суммы приза у нее сжалось сердце. Она невольно подумала о том, что можно было бы сделать с этими деньгами – куда бы она могла поехать, что могла бы купить, как долго она могла бы жить на них. Как далеко она могла бы уехать из Карпа.

Но нет. Она не могла оставить Мэтта. Он говорил, что любит ее. У нее были на него планы. Сердце немного отпустило, и она снова смогла дышать.

Натали, стоявшая рядом с Хезер, сбросила с себя джинсовые шорты и туфли.

– Можешь в это поверить? – спросила она. Она сняла футболку, подрагивая от ветра. Хезер не могла поверить, что Нэт все-таки надела этот нелепый купальник, который слетит с нее, как только она коснется воды. Натали только засмеялась. Она шутила, что это может помочь ей заработать дополнительные баллы.

В этом была вся Натали – упрямая и самовлюбленная. Хезер до сих пор не могла понять, почему она вообще решила участвовать в Панике. Нэт боялась абсолютно всего.

Кто-то (по-видимому, Билли Уоллас) присвистнул:

– Симпатичная попка, Велец.

Нэт не обратила на него внимания, но Хезер знала, что ее подруга все слышала и только сделала вид, что ей все равно. Хезер задумалась о том, что бы сказал Билли Уоллас, если бы она напялила что-то подобное. Ничего себе! Ну и размерчик у тебя! Разве тебе не нужно особое разрешение, чтобы носить такие большие штуки?

А вот Мэтт любил ее. Он считал ее красивой.

Шум на пляже усилился и перерос в рев – люди кричали и улюлюкали, размахивая самодельными плакатами и флагами. Взрывы фейерверков напоминали выстрелы из пистолета. Хезер поняла, что время пришло. Сейчас раздастся свисток.

Паника вот-вот начнется.

В тот момент Хезер увидела его. Толпа на какое-то время расступилась, и она увидела, как Мэтт улыбается, разговаривая с кем-то. Затем толпа снова смешалась, и Хезер упустила его из виду.

– Он здесь. Нэт, он здесь.

– Что? – Нэт уже было не до этого.

У Хезер пересохло в горле. Толпа снова расступилась, и она пошла в сторону Мэтта, будто ее тянуло туда магнитом. Хезер успокоилась, думая о том, что это – ее шанс исправить все раз и навсегда. В этот самый момент она увидела, что Мэтт болтает с Делайной О’Брин.

Не просто болтает – шепчется.

А потом – целует ее.

В наступившей тишине раздался пронзительный свисток, напоминающий крик какой-нибудь необычной птицы.

Хезер добралась до вершины хребта, когда Дерек Клиг, разбежавшись, с криком бросился в воду. Спустя несколько секунд раздались аплодисменты – он долетел до воды.

Натали сидела на корточках в нескольких футах от края хребта. Ее лицо было бледным. На секунду Хезер показалось, что она слышит, как Нэт считает. Затем она повернулась и моргнула несколько раз, будто пытаясь сфокусировать взгляд на лице Хезер. Она открыла и тут же закрыла рот.

Сердце Хезер билось очень сильно.

– Привет, Нэт, – начала она, когда Натали выпрямилась.

– Какого черта ты делаешь? – Натали сплюнула.

Теперь Хезер заметила все сразу – боль в руках, бедрах, пальцах. Резкие порывы ветра. Натали была в бешенстве. Ее трясло. Хотя это могло быть и из-за холода.

– Я собираюсь прыгнуть, – ответила Хезер. Только произнеся это, она поняла, насколько глупо это звучало и насколько глупо это было. Внезапно ей показалось, что ее стошнит.

«Я буду болеть за тебя», – говорила она Натали. Теперь она чувствовала свою вину. И тошноту. Но голос Мэтта перекрывал все. Она вспомнила его голос, пятна от воды над своей кроватью, приглушенную музыку, доносящуюся из парка, запах травки и сигарет, смех, а потом чей-то крик: «Ты гребаный кусок…»

– Ты не можешь прыгать, – сказала Нэт, по-прежнему таращась на Хезер. – Я собираюсь прыгнуть.

– Прыгнем вместе, – ответила Хезер.

Натали сделала два шага вперед. Хезер заметила, что она ритмично сжимает и разжимает кулаки. Сожмет – разожмет, сожмет – разожмет. И так по три раза.

– Зачем тебе это нужно? – спросила Натали почти шепотом.

Хезер не могла ей ответить – она сама не знала зачем. Но она знала, что это ее последний шанс.

Поэтому она просто сказала:

– Я прыгну сейчас, пока не передумала.

Когда Хезер повернулась к воде, Натали подошла к ней, будто бы желая оттащить ее назад. Но она этого не сделала.

Хезер казалось, будто скала под ней начала двигаться, брыкаясь, как лошадь. Вдруг она испугалась, что потеряет равновесие и, споткнувшись, упадет, разбив голову на мелководье.

Паника.

Она сделала несколько маленьких нерешительных шагов вперед, но все равно слишком быстро оказалась на краю.

– Назови себя! – раздался крик Диггина.

Вода внизу Хезер, черная, как нефть, кишела телами. Она хотела крикнуть вниз: «Отойдите, отойдите, я вас задену», – но не смогла сказать ни слова. Она едва могла дышать. Ее легкие будто были зажаты между двумя камнями.

Почему-то она не смогла подумать ни о чем, кроме Криса Хайнца, который пять лет назад выпил перед прыжком почти литр водки и потерял равновесие. Его голова ударилась о скалу со звуком, напоминающим треск, с которым разбивается яйцо. Она помнила, как все побежали туда через лес, помнила его переломанное безвольное тело, наполовину погруженное в воду.

– Назови свое имя! – напомнил Диггин, и толпа подхватила: «Имя, имя, имя».

– Хезер, – прохрипела она. – Хезер Нилл. – Её голос дрогнул от ветра.

Толпа по-прежнему скандировала: «Имя, имя, имя, имя», – а затем: «Прыгай, прыгай, прыгай, прыгай».

Внутри у нее все застыло и покрылось льдом. Ее немного подташнивало. Она сделала глубокий вдох. Закрыла глаза.

И прыгнула.

Хезер как-то прочитала в Интернете статью о том, что время является относительной величиной, которая движется быстрее или медленнее, в зависимости от того, где ты и что ты делаешь. Но она никак не могла понять, почему оно всегда замедлялось в какие-нибудь особенно неприятные моменты, например, на уроке математики, в кресле дантиста, и ускорялось всякий раз, когда ты пытался замедлить его. Например, когда ты решал контрольную или отмечал свой день рождения.

Или когда ты чего-то боялся. Например, как сейчас.

И почему время так неправильно в своей относительности?

Она никогда ни о чем не сожалела так сильно, как о решении принять участие в игре. Все последующие дни ей казалось, что она сделала это в состоянии помешательства. Может, она надышалась перегаром на пляже? Или она временно потеряла рассудок, увидев Мэтта с Делайной? Именно так все и было. На этом и строятся все аргументы адвокатов, защищающих людей, которые, тронувшись умом, топором разрубали на кусочки своих бывших супругов.

Но Хезер была слишком гордая, чтобы отступить теперь. Дата первого официального испытания приближалась. Несмотря на то, что из-за разрыва с Мэттом она предпочитала прятаться ото всех, и несмотря на то, что она старалась избегать всех, кто знает ее хотя бы отдаленно, новости дошли и до нее – дата испытания была намалевана краской на водонапорной башне. Суббота. На закате.

Сообщение и одновременно приглашение для всех игроков.

Мэтт ушел. Школа закончилась. Не то чтобы Хезер любила школу, но все же. Школа была поводом выйти из дома, там было чем заняться. Теперь со всем было покончено. Ей подумалось, что такова вся ее жизнь – бесконечная и пустая. Как монета, падающая в бездонный колодец.