Даже мысль о том, что эта женщина может как-то повлиять на окончание битвы, не укладывалась у Люс в голове. Дэниел сражался там, снаружи. А то, что происходило здесь, не могло с этим сравниться. Вне зависимости от того, переметнулась ли мисс София на другую сторону.

– Они сказали, это будет ад на земле, – прошептала Люс. – Конец света.

Женщина рассмеялась.

– Сейчас тебе может показаться все что угодно. Неужели так удивительно, что я на стороне хороших ребят, а, Люсинда?

– Если вы на стороне хороших ребят, похоже, эта война не стоит того, чтобы в ней сражаться.

Мисс София улыбнулась, будто ожидала именно этих слов.

– Твоя смерть может оказаться именно тем толчком, который нужен Дэниелу. Небольшим, но в правильном направлении.

Люс извивалась на алтаре.

– Вы не причините мне вреда.

Женщина вернулась и низко склонилась к ее лицу. Фальшивый старушечий запах детской присыпки забил Люс ноздри, она поперхнулась.

– Еще как причиню, – пообещала мисс София, покачивая седыми всклокоченными кудрями. – Ты просто головная боль во плоти.

– Но я всего лишь вернусь обратно. Дэниел мне сказал.

Люс сглотнула.

«Через семнадцать лет».

– О нет, не вернешься. Не на этот раз, – возразила женщина. – В тот первый день, когда ты зашла ко мне в библиотеку, я что-то заметила в твоих глазах, но не смогла точно определить, что именно.

Она улыбнулась девушке сверху вниз.

– Я уже много раз встречалась с тобой, Люсинда, и большей частью ты бывала откровенно скучна.

Люс застыла, чувствуя себя так, словно лежит голая на этом алтаре. Одно дело Дэниел, встречавший ее в прежних жизнях, но то, что ее знали и другие…

– На этот раз, – продолжала мисс София, – в тебе появилось что-то резкое. Истинная искра. Но понять, в чем дело, мне удалось только сегодня, после чудной оговорки о родителях-агностиках.

– Что вам за дело до моих родителей? – прошипела Люс.

– Ну, милая моя, причина, по которой ты возвращалась сюда снова и снова, в том, что во все прежние разы, когда ты рождалась, тебя воспитывали в набожности. Теперь же, поскольку родители не стали тебя крестить, твоя душа осталась открытой для притязаний всех желающих.

Она театрально пожала плечами.

– Никакой церемонии крещения, иначе говоря, посвящения тебя в религию. А значит, никаких перерождений. Маленькая, но существенная лазейка в твоем цикле, Люс..

Не на это ли намекали Арриана и Габби? Виски у девушки заломило от боли. Пелена красных точек застила ей взгляд, в ушах звенело. Она медленно моргнула, но даже это легкое движение век прогремело в голове, словно взрыв. Ее едва ли не радовало, что, по крайней мере, она лежит. Иначе просто упала бы в обморок.

Если это и правда конец… Но, нет, не может быть. Мисс София низко-низко склонилась к ее лицу, брызгая слюной одновременно со словами.

– Когда ты сегодня умрешь, то умрешь окончательно. Канешь в небытие. Так-то вот. Это конец. В нынешней жизни ты оказалась глупой, самовлюбленной, невежественной, испорченной девчонкой, полагающей, что судьба мира зависит от того, удастся ли ей пойти на свидание с симпатичным одноклассником. Даже если твоя смерть не приведет к столь долгожданным, блистательным и грандиозным последствиям, я все равно буду счастлива тебя убить.

На глазах у девочки она подняла клинок и проверила пальцем лезвие.

Голова Люс шла кругом, ведь за этот день ей пришлось освоить огромное количество информации, исходившей от множества людей. И вот теперь над ее сердцем занесен кинжал. В глазах снова потемнело. Острие кольнуло кожу. Мисс София принялась прощупывать ее тело вдоль грудины в поисках просвета между ребрами. Люс решила, что в сводящих с ума словах женщины есть своя доля правды. Вложить столько надежд в могущество истинной любви, которую, по озущениям, она едва начала осознавать, наивно ли это? В конце концов, истинная любовь не сможет выиграть битву снаружи. Возможно, ей даже не удастся спасти девушку от смерти на этом алтаре.

Но она должна. Сердце Люс по-прежнему билось ради Дэниела и будет биться до тех пор, пока это не изменится. Что-то в глубине ее души будет верить в любовь, способную изменить ее к лучшему, превратить их с Дэниелом в нечто великолепное и благое.

Девушка вскрикнула, едва кинжал проткнул ей кожу, а потом от потрясения, когда витражное окно над ее головой будто разлетелось осколками, и воздух заполнили свет и звук.

Глухой величественный гул. Ослепительное сияние.

Значит, она все-таки умерла.

Лезвие погрузилось глубже, чем ей показалось. И теперь Люс отправится в мир иной. Как еще объяснить пылающие переливчатые фигуры, спускающиеся с неба и парящие над ней, водопад искр, небесное сияние? В теплом серебристом свете было трудно что-либо четко разглядеть. Скользя по коже, свет ощущался мягчайшим бархатом, сахарной глазурью на торте. Веревки, стягивающие руки и ноги, ослабли и опали. Тело, или, может быть, душа, освободилось, готовое воспарить к небу.

До Люс донесся голос мисс Софии.

– Только не сейчас! – блеяла та. – Слишком рано!

И библиотекарша выдернула клинок из ее груди. Люс часто заморгала. Ее запястья развязаны, лодыжки свободны. Крошечные осколки синего, красного, зеленого и золотистого стекла усеивали тело, алтарь и пол под ним. Когда она их смахнула, ладонь обожгло болью, а на коже остались тонкие следы крови. Сощурившись, девушка подняла взгляд на зияющую в потолке дыру.

Значит, не мертва, а спасена. Ангелами. Дэниел пришел за ней.

Где же он? Она почти ничего не видела. Хотелось на ощупь брести сквозь свет, пока пальцы не найдут его и не сомкнутся в замок за его шеей, чтобы больше никогда не отпускать.

Но вокруг мелькали лишь живые переливчатые фигуры. Комната словно напонилась горящими перьями. Они слетались к Люс, выбирая участки тела, где она порезалась битым стеклом. Мазки прозрачного света, казалось, каким-то образом смывали кровь с ее рук и неглубокой ранки на груди, пока не исцелили полностью.

Мисс София отбежала к дальней стене и теперь судорожно обшаривала кирпичную кладку в поисках потайной двери. Девушке хотелось ее остановить, чтобы та ответила за совершенное или едва не совершенное ею, однако потом часть серебристого мерцания приобрела легчайший лиловый оттенок и принялась очерчивать контур фигуры.

Четкая пульсация сотрясла комнату. От столь блистательного света, способного, пожалуй, затмить солнце, стены зарокотали, а свечи закачались, мерцая, в высоких бронзовых подсвечниках. Зловещие гобелены захлопали по каменной кладке. Мисс София съежилась, зато Люс трепетное сияние показалось не более чем глубоким массажем, проникающим до самых костей. А когда сгустился свет, распространяя тепло, он сложился в знакомую и нежно любимую фигуру.

Перед Люс, заслоняя алтарь, стоял Дэниел, босой, без рубашки, в одних только белых полотняных штанах. Он улыбнулся ей, закрыл глаза и раскинул руки в стороны. Затем, робко и очень медленно, будто опасаясь ее спугнуть, глубоко выдохнул, и его крылья начали разворачиваться.

Они появлялись постепенно, начиная с основания плеч. Два белых ростка, пробившихся из спины, становились все выше, шире и гуще по мере того, как расправлялись вверх, назад и в стороны. Люс не могла отвести взгляда от фестончатых краев, мечтая коснуться их руками, лицом, губами. Внутренняя поверхность засветилась бархатистым блеском. В точности как в ее сне. Правда, теперь, когда сон, наконец, стал явью, она впервые смогла посмотреть на его крылья без головокружения, не напрягая глаза. Смогла принять Дэниела во всей его славе.

Он по-прежнему сиял, будто подсвеченный изнутри. Люс ясно различала его лилово-серые глаза и нежные губы, сильные руки и широкие плечи. Она могла шагнуть вперед и окунуться в свет своего возлюбленного.

Дэниел протянул к ней руку. Люс закрыла глаза, ожидая от его прикосновения чего-то явно сверхъестественного, непостижимого для человеческого тела. Но нет. К ее облегчению, это оказался Дэниел из плоти и крови.

Девушка потянулась к нему за спину, чтобы потрогать крылья. Она нащупывала их почти испуганно, как если бы они могли обжечь, но, оказалось, они заструились под ее пальцами, мягче самого гладкого бархата, самого пышного ковра. Ей нравилось воображать, что именно такими оказались бы на ощупь пушистые, пропитанные солнцем облака, если бы она могла зачерпнуть их в ладони.

– Ты такой красивый, – прошептала Люс. – То есть, ты всегда был красивым, но сейчас…

– Это тебя не пугает, – тихо спросил Дэниел. – Тебе не больно смотреть?

Она покачала головой.

– Я думала, так может случиться, – сказала она, вспоминая свои сны. – Однако мне не больно смотреть.

Он с облегчением вздохнул.

– Мне бы хотелось, чтобы рядом со мной ты чувствовала себя в безопасности.

Мерцающий свет вокруг них падал, как конфетти. Дэниел привлек Люс к себе.

– Тебе многое приходится воспринимать.

Она запрокинула голову назад и приоткрыла губы, в настоящий момент желая воспринимать только его.

Их прервал грохот хлопнувшей двери. Мисс София все же выбралась на лестницу. Дэниел едва заметно кивнул, и следом за женщиной через потайной проход метнулась пламенеющая фигура.

– Что это было? – Люс наблюдала за тем, как быстро угасает след света в открытом проеме.

– Помощник.

Дэниел за подбородок притянул к себе ее лицо.

И тогда, хотя он находился рядом, а она ощущала себя любимой, защищенной и спасенной, ее обуяла неуверенность при воспоминании о только что произошедших мрачных событиях, и о Кэме с его рокочущими черными подручными. В ее сознании попрежнему мельтешило слишком много вопросов, оставшихся без ответа, слишком много жутких происшествий, которых она никогда не сможет постичь. Например, жестокое, бесчеловечное убийство бедной, милой, невинной Пенн. Все это вновь захлестнуло Люс, и к нее задрожали губы.

– Пенн больше нет, Дэниел, – выговорила она. – Мисс София ее убила. Более того, на миг показалось, что она убьет и меня.