следующую дозу. И таких парней, как ты, я тоже видел, в видетрупов в морге.

Он покусывает губу и смотрит на дрожащие руки.

Я положил свою руку на его плечо. – Просто пообещай, что найдёшь другой способ

заработать деньги. Я знаю, что это выглядит, как лёгкие деньги, но это не так. И ты хочешь

поступить так со своиммладшим братом? С тем, кто так сильно в тебя верит? Кто верит,

что ты поступаешь правильно?

Вдвоём мы посмотрели в сторону, где его брат бросал маленькие камешки в пруд.

– Я люблю его; клянусь, я найду другой способ, – произносит парень.

– Хорошо, – хлопаю я его по спине. – Оставь весь этот мусор позади.

Он кивает и встаёт из–за стола.

– Иди к нему. Отведи его куда–нибудь пообедать. Куда угодно. Это заставит тебя

чувствовать себя лучше, – говорю я. – И если ты когда–то почувствуешь себя дерьмом, то

приходи в мою церковь. Хорошо?

– Хорошо, – парень улыбнулся, я притягиваю его для братского объятия. Иногда

каждый нуждается в поддержке – даже такие ребята, как он, которые находятся на дне и

ищут выход.

Когда он идёт к своему брату, я спрашиваю.–Так я увижу вас с сестрой в церкви в

следующее воскресенье?

Он оглядывается через плечо и кивает, мне этого вполне достаточно.

Кроме того, мысль о том, что я её снова увижу – согревает.

Но не в этом суть разговора.

Мне нужно было сделать это. Для себя. Для него. Для мальчика. Для мира,

который будет иметь на одного преступника меньше. Даже, если это так мало значит,

потому что даже капля… каждая мелочь может изменить ситуацию.

Блядь.

Думаю, во мне всё–таки есть что–то хорошее.

Глава 4

С бутылкой в одной руке и сигаретой в другой, я брожу по церкви, задумчиво глядя

на картины, которыми увешаны стены. Я не знаю, что делаю, но я не могу оставаться в

своей комнате, пока не напьюсь. Здесь так темно и сыро. Кроме того, меня никто не

увидит. Уже почти десять вечера. Мама уже крепко спит, да и остальные разошлись по

домам. И кто, блядь, придёт в церковь так поздно? Вот именно.

Особенно в эту церковь. Моя печально известная репутация распространяется, как

болезнь, и вскоре, не останется здесь никого. Но так было не всегда. Когда–то я был

великим проповедником, но всё полетело к чертям. Это моя вина.

Возможно, мне никогда не стоило становиться проповедником. Это уберегло бы

многих от неприятностей.

Вздыхая и утопая в собственных страданиях, я прислоняюсь к каменному столбу в

углу, и делаю ещё глоток. Тогда я замечаю девушку, стоящую перед большим крестом,

висящим на левой стороне церкви.

Мои глаза расширяются, и я моргаю несколько раз, чтобы убедиться, что мне это

не снится.

Девушка в этом месте? Поздно ночью?

Чем дольше я смотрю, тем больше осознаю, что видел её раньше.

Она та девушка… та, которой я был поглощён, как только впервые увидел. Та,

которая занимает каждый уголок в моей голове. Единственная девушка, которая даёт мне

кайф, в котором я нуждаюсь, чтобы выжить.

Что она здесь делает?

Её губы шевелятся, и она что–то бормочет себе под нос. Я слишком далеко, чтобы

слышать, но я вижу, как она крестится, когда смотрит на статую Иисуса. Я не могу

перестать смотреть на её элегантную позу и на то, как она изящно движется.

Но потом она поворачивает голову… и смотрит прямо на меня.

Я очарован.

Я полностью загипнотизирован её завораживающими глазами.

И я понимаю, что она застукала меня здесь, с бутылкой водки и сигаретой. Меня,

проповедника этой церкви.

Я быстро прячу их за спиной и поворачиваюсь, чтобы спрятаться за столбом. Как

будто это волшебным образом исправит тот факт, что она видела этот позор.

– Падре? Это вы?

Её голос.

Он проносится сквозь мои уши, заставляя моё сердце остановиться и забиться

заново.

Звук совершенства.

Я хочу слышать, как она говорит это каждый день. Это неправильно?

Я глубоко вздыхаю и поворачиваюсь к ней лицом. – Приветик.

Она нерешительно подходит ко мне.

Я быстро ставлю бутылку на маленький столик, стоящий в углу, и тушу свою

сигарету об цветочный горшок, после последней затяжки.

– Простите, если я побеспокоила вас, – говорит она, сжимая пальцы.

– О нет, всё в порядке, – ответил я, неловко улыбаясь. – У меня просто ночная

прогулка.

–С бутылкой? – спрашивает она, заглядывая через моё плечо.

–Ах… это помогает мне уснуть, – мне очень тяжело придумывать оправдания.

– Вы собирались идти спать? Простите, наверное, мне следует уйти, – она

отводитвзгляд, как будто готова снова уйти, но я этого не хочу.

– Нет, нет, всё в порядке, – я кладу своюруку на еёплечо, и как только я прикасаюсь

к ней, горячая вспышка проходит по моим венам.

Мы стоим перед кафедрой, когда она впервые мне улыбается.

Я не знаю, почему мне нужно запомнить этот момент, но я делаю это.

Это важно. Что–то, что я буду помнить до конца своей жизни.

Эта улыбка – одна на миллион.

Такая красивая.

Она прокашливается. – Я просто хотела сказать «спасибо».

–За что?

–Бруно сказал мне, что говорил с вами вчера на кладбище. Вы произвели на него

хорошее впечатление

– Да? – ухмыляюсь я.

– Он сказал, что вы помогли Диего переосмыслить то, что он делал. – Она кусает

губу, и мои глаза устремляются на неё, и я уже могу представить, как целую её. Боже, я

такой похотливый ублюдок, когда пьян. Нет, к чёрту – я всегда похотливый ублюдок.

– Послушайте, я знаю, что мой брат болтается с неправильными людьми и делает

то, что он не должен делать. Но вы заставили его передумать. Поэтому я хотела

поблагодарить вас за это. Вы не обязаны были это делать.

– О, это не проблема. Я здесь, чтобы помогать людям, – и вот всё снова пошло как

по маслу, хотя я самый ужасный проповедник в мире.

–Хорошо, спасибо за это. По крайней мере, хоть кто–то заботится о людях, –

произносит она.

Я улыбаюсь и чешу затылок, не зная, как принять комплимент. Я не так часто их

получаю. – Благодарю.

– Так как вас зовут?– она хихикает. – Кроме «Падре», конечно.

– Фрэнк, – отвечаю я. – А тебя?

Она протягивает руку. – Лаура.

Лаура. Мне нравится, как это звучит.

Мы пожимаем руки. – Приятно познакомится, – говорю я.

– Ага…– от её улыбки я по–настоящему цепенею.

На какое–то время становится тихо, и мне интересно, что ещё я могу сказать, чтобы

заставить её остаться.

Не знаю, почему я себя так чувствую, но хочу, чтобы она была рядом. Только её

присутствие заставляет мою боль исчезнуть, так же, как запах травы после грозы.

– Итак…молишься, да? – пробормотал я, пытаясь снова завязать разговор.

Она смотрит на статую Христа и кивает. – Да, иногда это необходимо. Ради

собственного благополучия, понимаете?

– Ну, если тебе нужен кто–то, с кем можно поговорить, я здесь.

– Хм… – она ненадолго посмотрела на меня, а потом на крест. – Не знаю. Это как–

то неправильно.

От того, как она сжимает губы вместе, я могу сказать, что её что–то беспокоит. –

Есть что–то, в чём ты хочешь исповедаться?

– Разве для этого не слишком поздно? – спрашивает она.

– Нет, это можно сделать, когда угодно.Церковь открыта всегда.

– О, это отлично, – на её лице появилась улыбка. – Трудно ждать, когда на тебя всё

навалилось.

–Уж я–то понимаю. Когда жизнь тебя достала, становится сложнее доверять себе, чтобы пройти через это. Иногда тебе нужен дополнительный толчок. Кто–то, кто скажет

тебе, что всё будет в порядке. Оттудасверху, – я подмигнул.

– Да… я чувствую, что… я должна Ему что–то. Это странно?

– Нет, совсем не странно. Иногда каждый из нас это чувствует.

–Даже проповедники?

– Да, даже я, – я усмехаюсь, и то, как она улыбается, согревает моё сердце.

Чёрт возьми, Фрэнк. Держи голову прямо, а сердце закрытым.

– Это… я хочу… – Она начинает и останавливается. – Можно? Можно ли

исповедоваться?

Я нахмурился. – Конечно.

– Я имею в виду… в исповедальне… – она, выглядит взволнованной, и я немного

ошеломлён, но потом я прихожу в себя.

– Да, конечно, – я протягиваю руку, указывая на исповедальню. – Дамы вперёд.

Она снова прикусывает губу, поворачивается и подходит к ней, осторожно

отодвигая ткань, которая закрывает вход. Я открываю дверь и сажусь на деревянную

скамью. Теперь её лицо скрывается за оконной решёткой экрана, дизайн которой создаёт

сложный узор на её лице. Так же, как чернила, впечатанные в мою кожу. Потрясающе.

– Что ж… скажи мне, что тебя беспокоит, – говорю я.

Она вздыхает и быстро креститься. – Я… некоторое время храню секрет, и не знаю,

смогу ли когда–нибудь рассказать об этом. Мне так стыдно.

– Чувство стыда – это нормально. Это помогает нам узнать разницу между

правильным и неправильным.

– Я сделала кое–что неправильное… – продолжает она, её голос мягче, чем

раньше, – …непристойное.

– Если ты хочешь почувствовать себя лучше, то должна признаться себе, что

сделала.

Она кивает, обдумывая это. – Я… я… – она недолго смотрит на меня, её лицо стало

полностью красным, прежде чем она снова отворачивается. – Несколько дней назад я

почувствовала это невероятное желание… чтобы…

– Скажи это вслух. Это единственный способ противостоять своим страхам.