— Федор, она же не специально. Не видишь, человек расстроен.

— Так пусть расстраивается в другом месте!

— Не нравится, можете уйти.

Федор схватил телефон. Вызвал Витольда. Что ж помощь принеслась быстрей, чем я думала.

— Удачи, Ландыш.

— До свидания.

— Нет уж, прощайте, — отрезал Федор.

— Мы можем переговорить где-нибудь в другом месте?

— Федор, у меня обеденный перерыв. Рассказывай, что хотел и не отнимай у меня слишком много времени.

— Будь со мной.

— Прости?

— Ты все правильно поняла.

— Но кажется ты ничего не понял. У тебя скоро будет ребенок.

— У жены будет. Жена ждет ребенка.

— А ты не ждешь?

Он пожал неопределенно плечами.

— Плохо.

— Что?

— Когда ребенка никто не ждет, плохо. Мне уже его жаль. Ладно, не в этом суть. У меня есть муж и скоро будет ребенок.

— Ты же прекрасно знаешь, что могу дать больше и тебе, и твоему ребенку.

— А своему ты ничего дать не хочешь?

— Не об этом разговор. Что ты хочешь?

— А что хочешь ты?

— Быть с тобой.

— Я так на нее похожа? — Федор дернулся.

— Нет, внешне нет, но рядом с тобой хочется жить.

— Жить значит захотелось, тепла, любви и ласки?

— Да.

— Так купи. Только не здесь. У меня есть мужчина, рядом с которым я хочу жить, икоторого я люблю.

— Петра?

— Ты увидел картинку, Федор, и захотел такую же. Собственная тебя не устроила. Но ты не знаешь, что за этой картинкой. Не знаешь, сколько сделал мой муж, чтоб я стала самой собой, чтоб сейчас ты делал мне такие «заманчивые» предложения, ине только ты.

— Я могу дать тебе всё.

— Ничего ты мне дать не можешь. А вот сломать, заставить, подчинить, да. У меня много болевых точек. Но ты все равно не получить то, что хочешь. Как бы банальноэто не звучало, но насильно мил не будешь. Насколько надо быть одиноким, чтоб простую учтивость принять за что-то большее, Федор?

Холод, только холод. Она даже не злилась. А просто разговаривала с совершеннобезразличным для нее человеком. Да, мне захотелось тепла, и я попытался егокупить. У меня был шанс, возможно, тогда он был, то взъерошенное существо в кабинете, стал бы я тогда с ней возиться? Нет, не стал. Изломанная, израненная она мне была не нужна, тогда она не могла дать мне то, что так хочу сейчас. Почувствовать себя хоть ненадолго живым, пусть и через другого человека.

Она изменилась, теплая улыбка, взгляд, любовь, нежность, только все этопредназначалось не мне, а мужчине за моей спиной. Ее мужу. Совершеннообычный мужик, таких тысячи и чем он лучше? Может и ничем, но выбрала она его. Можно сломать, подчинить, но заставить любить нельзя. И нельзя других заставить отвечать за свои ошибки. Все это у меня было, пятнадцать лет назад, сам отказался. А сейчас хочу отобрать у других. Прости, Петра. Ты простооказалась рядом, когда мне захотелось почувствовать себя опять живым. А мне пора уходить.

Король встал, нехорошо качнулся.

— Олег, посади его в такси, пожалуйста, он в Астории остановился.

Муж кивнул и пошел за Королем, чуть поодаль, чтоб помочь если понадобится.

Жаль его, может не надо было так жестоко?

— Петра, что случилось?

Она мотнула головой, пытаясь скрыть слезы. Расплатился, взял жену на руки иунес из этого дурацкого ресторана. Петра вцепилась в меня, словно боялась отпустить. В пустынном сквере, на старой лавке сидел, прижав к себе рыдающую жену.

— Это так страшно… Быть таким одиноким… И я такой была… без тебя.

Она еще сильней ко мне прижалась.

— Не хочу быть без тебя, слышишь? Не хочу.

— И не будешь, Петра.

Куда ж я от тебя денусь, судьбинушка ты моя голубоглазая.


«— Поехали, ты же обещал!

— Анна, все это выдумки. У меня есть обязательства.

— Ты же обещал!

— Я должен!

— Кому, Федя, кому?

Решение принято, у меня еще будет время на поездки, необдуманные поступки, асейчас, сейчас надо работать, добиваться, лезть на вершину, нельзя упускать время. А все остальное еще будет.

— Как хочешь, Федор. А я поеду!

— Не буду останавливать!»

Она подхватила рюкзак и ушла, не оглядываясь. Все остальное еще будет. Ноничего не было. Анна погибла через месяц, разбилась, осуществляя их совместные планы на покорение вершин. Он разозлился на нее. Проще было винить ее, чтоушла, а не себя что не пошел с ней. Потом появилась ненависть, ко всем кто мог чувствовать, кто слишком громко смеялся или слишком горько плакал. Никаких чувств, никаких эмоций. И постоянная ярость.

Шарж разорван, в руках кусок с портретом девушки с голубыми глазами. Сам, онвсе уничтожил сам. Так легко было во всем обвинять ее, и намного тяжелей признать, что единственный виновный, ты сам, мог не отпустить, мог уехать с ней, мог … и не сделал. Мне на это понадобилось пятнадцать лет.

все кусочки рисунка. Потом склею. После того как впервые навещу Анну, ей моипризнания уже не к чему, вернуть они ее не смогут, но они нужны мне.

Сегодня странный день, он и начался странно, с смс «я жду своего ребенка», меня обрадовало это короткое сообщение, дети должны быть желанными иожидаемыми, даже если вдруг они стали сюрпризом или взрослые глупы. А вотсейчас муж ходит с загадочным видом. Что-то задумал или что-то спрятал.

— Ты чего?

— Ничего.

— Так, ты же знаешь, что мне уже трудно за тобой гоняться.

— Ладно, Петрусь. Спрошу напрямую. Почему твоей отец меня так не любит?

— С чего ты взял, он уже почти смирился с твоим существованием.

— Да? Тогда зачем он его прислал.

— Кого?

— Чего.

Тубус.

— Вернул на историческую родину. Воссоздал их встречу с мамой и вернул декорации. Что ты к несчастному раритету пристал?

— Не хочу еще раз им по голове получить.

— Знаешь, милый, ты должен радоваться, что в нашу первую встречу в руках у меня был тубус.

— А были другие варианты?

— Были. Ты же знаешь, что Петр Илларионович собирает.

— Ага, кирпичи с клеймами.

— Вот, у меня и был образец прекрасного полнотелого кирпичика с клеймомсемнадцатого века. Как раз хотела подарить наставнику, но в последний моментпередумала. А теперь представь, что было если бы я шандарахнула тебя тогдасумкой с кирпичиком.

— Представил, — хохотал муж.

— Ты на два метра вглубь, я за забор с колючей проволокой. Меня бы шить профессионально научили, телогрейки преимущественно. И была бы совсемдругая история. Так что не надо на тубус наговаривать. Он вещь неодушевлённая и ничего сделать не может.

— И все же я отвезу его в Москву, чтоб уж точно на исторической родине был.


Босые ноги прошлепали до дивана, чашка с чаем со звоном опустилась нажурнальный столик, пуфик поближе к диванчику.

— Забыла, — красные носочки со смешным котятами натянули на ножки, — класивая, буду ждать.

Устроилась, не понравилось, пододвинула пуфик вплотную к дивану.

— Все.

— Тебе удобно?

— Дя!

— Или ко мне пойдешь под бок?

— Неть.

Как хочешь. Вредность наша семейная черта, Маруська копировала мои дурные привычки, теперь мы вместе ожидали возвращения Олега домой. Пытаясь пристроить ножки на пуф и все же сидеть на диване, малышка просто лежала, через десять минут красивая вреднючка спала. Переложила ее поудобней, накрыла одеяльцем. И стала ждать, привычно вытянув ноги. Вещи давно собраны, день полета в этот раз проведем в самолете. Поездка в Корею, муж на семинар, амы туристами. А когда вернемся, то обязательно полетаем на воздушном шаре, там на высоте и скажу, что скоро он опять станет папой, а пока дочитать очередной регламент и направить правки до отлета.


— Не мешай, па, — вот сразу видно Петрина дочурка, как помады увидала, так сразу про папу и забыла.

— Да, Олег, не мешай, — Петра улыбнулась и опять вернулась к разглядыванию витрины.

— Ладно, оставлю вас здесь, после выступления вернусь.

— И найдешь нас здесь.

— Петра, вы точно не потеряетесь?

— В крайнем случае, встретимся у самолета.

Как в прошлый семинар, когда он отпустил меня архитектуру посмотреть, сама не поняла, как в Шотландии оказалась, хорошо хоть на самолет успела.

Сначала гигиенические помадки для мелкой, и сумочку обязательно, ну и куда ж без зеркальца, и как такую красоту без кремика оставить, а потом уж себе чего-нибудь выберу из двух сотен вариантов красных оттенков.

Маруська быстренько слупила мороженое и поскакала к остальным детям, чтолазали по горкам, лестницам, ныряли в шариках и всячески веселились.

А мне еще предстояло доесть суп, невозможно острый и невозможно вкусный, рыдала и ела.

— Все нормально?

— Да. Острый просто.

— Рад тебя увидеть.

— Тут любому соотечественнику радуешься.

Федор сел напротив, он изменился, спокойней что ли стал, во всяком случае, обычной ярости не было. В этот раз разговор был легким, словно старые знакомые встретились. Он рассказывал о сыне, я о дочери, за которой одним глазом все же наблюдала.

Упрямая Маруська все пыталась залезть на ярус повыше, а не менее упрямые дети пытались ей помочь, низковата она еще, не дотянется, но это не преграда для упрямой малышни, одни ее вверх тянут, мальчишка ее под зад подталкивает, вот еще чуток и… не удержали, и моя плюшкина прямо на мальчика и плюхнулась. Слез не было, но взаимные претензии остались, показать друг другу языки иразойтись в разные углы, и как только нас Олег двоих терпит, таких одинаковых и вредных.

— Опять довели мою жену до слез?

Олег сел рядом.