Начало

Давно я не была в Москве, точней не жила в Москве. Почти три года бывала здесь проездом, переночевать и дальше, забежать на пару часов к друзьям и опять исчезнуть. В этот раз надолго. Недели на две точно. Сейчас домой, выспаться. А завтра первый день новой работы, в подобном участвовать мне еще не приходилось. Плюс встреча со знакомыми, с которыми встречаться в обозримом будущем не планировала, и с теми, кого давно не видела.

Вечно спешащий город, Питер все же не так суетлив, хотя и пытается угнаться за столицей. К черту сон, соскучилась по мещанству, прогуляюсь по старым улочкам, послушаю последние сплетни в скверах, зайду в ГУМ и куплю себе традиционное мороженое, а может даже два, с кусочками льда и шоколадной крошкой, а может фисташковое, точно фисташковое. Посмеюсь над иноземными туристами, которые впадают в эйфорию от сиропной газировки в конусах, степенно пройдусь по Гастроному 1, там много интересного продают, что в других магазинах и не бывает. Куплю с собой еды и воды, спущусь к набережной и покатаюсь на речном трамвайчике. Чудесный план, осталось только вещи пристроить и можно реализовывать.

Прогулка отложилась, у меня будет время на нее завтра. А сейчас отдых и готовка.

У лифта стояла невысокая брюнетка, ярко-оранжевое пальто, синие колготы и такие же синие ботильоны на толстом каблуке. В руках пакеты, через плечо висит тубус. Почти рыжая кожа, прекрасной выделки, ремешки с пряжками, надежно фиксировали документы, ручная работа, простые служащие себе такой позволить не могут. Девушка повернулась ко мне и кажется, даже обрадовалась.

— О, добрый день, Федор Борисович.

— Мы разве знакомы?

— Так, шапочно. Я у Алексея Лазарева когда-то работала.

— Всех сотрудников Алексея знаю.

— Так после нашего знакомства меня и выгнали.

Картинка проявилась в памяти. Но женщина, стоящая передо мной, мало напоминала ту взъерошенную хамку.

— У Вас еще имя было странное.

— Ага, Петра. Ну, или если официально, Петрограда Львовна. Случайно не знаете, как этот лифт вызвать, то ли у меня руки холодные и сенсоры не срабатывают, то ли он из принципа меня везти не хочет. А на пятнадцатый этаж идти ножками не хочется.

— Надо карточку приложить, потом вызов нажать.

— Обычно же в кабине прикладываться надо.

— И в кабине приложиться тоже надо, политика безопасности, мать ее.

— Может, вы приложитесь тогда, у меня руки заняты.

Вызвал лифт, и самому нужно на пятнадцатый этаж.

— Простите, а не могли бы подержать, пакеты. Я ремень перекину через шею, чтоб не сползал.

Дамочка наглеет. Но пакеты все же взял, сам не понял почему. Петра ослабила ремень на тубусе и перекинула его через шею, словно у нее за спиной вместо бумаг ножны, и она готовится к схватке.

— Чеснок?

— Ага, это закуска блинная с чесноком. В прошлый раз вам понравилась. Меня чуть в метро не выгнали из вагона голодные люди.

Лифт наконец-то приехал, мы синхронно шагнули в кабину.

— В пакетах еда?

— Но я же помню, что вы любите домашнюю еду, Федор Борисович. А нам сегодня долго общаться. Можете отдать пакеты, бумаги больше не рухнут.

Мог бы, и отдать, конечно, но почему-то не захотел. Раз нам все равно быть вместе, то уж до кабинета пакеты могу и я донести.

— Мне не тяжело, Петрограда Львовна.

— Как хотите.

Лифт приехал на нужный этаж. Впереди она, я с пакетами сзади.

— Так, Вам дальше, Федор Борисович. А мне сюда, холодильник только у администрации, в совещательных комнатах нет.

Девушка забрала пакеты и скрылась за дверью. Странное существо. Обычно меня такие бытовые моменты выводили из себя, но в этот раз решил милостиво все пропустить мимо себя. Есть дела важней, сам придумал эту номинации, теперь надо отдуваться. Хорошо, что председателем жюри не назначили.

В совещательной комнате были уже остальные члены жюри номинации, не хватало только председателя.


Так, еда пригодится, целый день тут точно проторчим. А то, что привозят, есть нельзя, мне в прошлом году Негус фотки присылал. Ну, можно идти, вершить чьи-то судьбы. О, какой состав-то у нас — П. Имперский, А. Великий, И. Князев, Ф. Король. Ю. Монархов и примкнувший к ним вместо Негуса П. Царев. Ха-ха-ха, так организаторы хороши, даже прощелкали, что женского рода-племени я. Ничего, тем забавней.

Двери недавно поставили, доводчики еще не разработались, а может просто не стали их регулировать, пришлось приложить усилия для открывания.

— Петро, ты что ль?

— Я, Петр Илларионович.

Имперский расплылся в улыбке, любимый преподаватель, хотя учил он меня и недолго. Подошла, обняла и чмокнула в морщинистую щеку. Старый академик решил уступить мне место.

— Сидите, сидите. Сейчас Игорь Игоревич за стулом сбегает.

— Почему я?

— Возможно потому что, я женщина, старше вас и председатель жюри. Любезный Петр Илларионович уже в годах.

Ох, ну и мужчины пошли, а Король-то баллы набирает в моих глазах, единственный встал, уступая место, остальные сели, да еще отодвинулись так, что сзади не пролезешь до предложенного стула. Можно устроить показательные выступления с демонстрацией личной непрошибаемости, но не хотелось тратить на это силы.

— Ты же слышал, мальчик. Иди за стулом.

Петр Илларионович с высоты своего академизма решил поучаствовать в организационных вопросах. Князев-младший, поджав губы, пошел на розыск стула.

— А пока молодежь рыщет в поисках стула, представлюсь. Петрограда Львовна Царева, Председатель нашего доблестного жюри. Алексей Юрьевич не смог приехать, делегировал меня.

Федор перекинул стул через стол, все же решил добить меня галантностью. Сняла тубус с документами, стянула пальто, повесила его на вешалку.

— Петро, ты чего, беременная что ль?

— А почему вы так удивляетесь, Петр Илларионович, я все же женщина. — Ты не женщина, ты — кремень.

— О том, как меня в песок стерли, потом расскажу, это не для посторонних история.

Вот и Игоряня припер стул, теперь пришлось делать еще одну перекидку. Все наконец-то расселись.

— Так, у нас было двадцать заявок на участие. Кто и что успел обойти?

— Что значит обойти?

— Так, обойти. Уже месяц как можно смотреть конкурсные объекты, молодой человек.

— Я считаю, что нас должны пригласить и показать все. Мой отец всегда прекрасно организовывал охрану труда на стройке, и наши площадки были показательными.

'Так, Петра, выдохнула'. Лицо мальчика, что разбился через месяц после моего отъезда, вернулось в закрома памяти, даже слезы в этот раз не подступили, ярость сжигала их. Улыбнулась, выдохнула.

— К несчастью, работала с вашим отцом. У вас на стройке семь несчастных случаев, три со смертельным исходом, только за этот год. Поэтому считать будете где-нибудь в другом месте. Как спонсор, вы должны быть в жюри, но к счастью, ваше мнение я могу не учитывать.

Открыла список с объектами.

— Питерские два успела посмотреть, еще Новгород съездила, здесь на одном побывать успела, на одну площадку меня не пустили. Вас, Федор Борисович, видела на Кожиной, а Вас Петр Илларионович на Варшавке.

— Все-то ты успеваешь увидеть.

— Ваша школа. У меня с собой фотоотчет, ПОС, можем позже обсудить все и посмотреть. Сейчас надо понять, сколько у нас объектов сталось. На какие показательно поедем.

Вот почему так всегда, удивление на почти непробиваемых лицах мужчин, только Петр Илларионович ехидно улыбался. Остальные быстро отмечали объекты, на которых побывали, в сухом остатке десять еще надо осмотреть. Жаль, что большая часть из них в регионах. Но, раз влезла в это все, то надо идти до конца.


Через час я понял, почему Имперский так ехидно улыбался, под ее командование попали все, три президента крупных компаний с удивлением дали собой управлять. Вроде как идет обсуждение, но последнее слово оставалось за ней, да и никто не пытался с ней спорить, только Имперский иногда комментировал. Князева сразу определили в посыльные, вот и сейчас его послали за кофе для всех.

— А тебе разве можно?

— Помню же как вы пьете кофе — до лекции горячий, после холодный. И, коллеги, может, прервемся на обед?

— В округе приличного ничего нет.

— Она с собой притащила.

— Так, господа, сейчас у нас будет нормальный обед. Петро, ты закуску сделала?

— Сделала, она сделала, запах на весь лифт был.

Вопрос был в одном, кто все понесет. Уж точно не я.

— Мне нужно минут десять-пятнадцать организовать стол. Так что перерыв. Можете покурить, обсудить какая я стерва и приходить на обед.

— Обсуждение обязательно? — заигрывающе уточнил Монархов.

— Мои коллеги месяца два это обсуждали вслух. По-моему это любимая их тема до сих пор. В общем, я занимаюсь кухней, мальчики.

Петра с трудом открыла дверь и исчезла в коридоре.

— Помочь никто не собирается? — уточнил Петр Илларионович.

Не особо хочется, но вроде как надо. Потащился за ней, но не будет же Имперский тарелки нести, в конце концов он и мой преподаватель. Царева была недалеко, с кем-то разговаривала по телефону.

— Ты позвонил, чтоб поругаться? — теплым нежным голосом спросила она, довольная и сияющая, — нет, вокруг меня мужчины, только мужчины. Ты же уже привык. Так мы будем ругаться?… Хорошо, вот как раз собираемся кушать… Да, скучаем, — она погладила слегка округлившийся живот, — конечно, я не буду тебя слушаться, опять буду делать что хочу, но ты же меня за это и любишь… Как не любишь? … А мы тебя тоже.

Не женщина, а ртуть, переменчивая, переливчатая, еще минуту назад безапелляционная, холодная, а сейчас нежная. «Да, мой разговор с женой совсем другой. Никто меня не ждет. Сам же выбрал, знал на что шел. Просто не с кем было сравнивать. И знать, что упустил. Почему упустил? Почему сейчас сожаление?».