— Мы ни о чем не договаривались…

— Мы заключили сделку: я приношу изумруды, в обмен получаю Вобрена. Камни у меня! Верните Вобрена!

— Это невозможно! Он не выдержал заточения и…

— Интересно, есть ли такой человек, который выжил бы, находясь в ящике в подвале собственного дома?

Главарь вытаращил глаза.

— Вы знали об этом?

— Я сам нашел его.

— Вы все знали и все-таки принесли ожерелье? Или это всего лишь блеф?

— Я не в первый раз имею дело с людьми без чести и совести…

— Значит, вы меня обманули, изумрудов у вас нет, и вы надеялись устроить мне ловушку…

— Снимите с меня наручники, и вы все увидите сами!

Повинуясь повелительному жесту главаря, один из его приспешников освободил руки Альдо от стальных браслетов. Морозини достал из внутреннего потайного кармана на «молнии», пришитого к подкладке его габардиновой куртки, черный кожаный мешочек и вытряхнул из него драгоценные камни на старинную парчовую скатерть круглого столика, расположенного поблизости.

— Вот они!

В зале повисла тишина. Все затаили дыхание. В свете канделябра с десятью свечами, стоявшего неподалеку, изумруды Монтесумы засияли неповторимым зеленым светом. На мгновение и сам главарь словно превратился в статую: он стоял неподвижно, зрачки его темных глаз расширились. Рука, протянувшаяся к камням, заметно дрожала. Но Альдо оказался проворнее. Одним ловким движением он схватил ожерелье и отступил к камину.

— Минутку! До них нельзя дотрагиваться грязными руками! Не забывайте, что это священные камни… Прежде чем мы продолжим разговор, я хочу кое-что узнать, раз Вобрена уже не вернуть…

— Что же?

— Что именно произошло в день свадьбы и чем объясняется странное поведение Вобрена?

Главарь пожал плечами:

— Как только в деле появляются наркотики, все объясняется чрезвычайно просто. Особенно, если речь идет о человеке, преклоняющемся перед своей невестой. Когда мы сели в его машину на улице Пуатье, мы лишь сказали ему, что дон Педро согласился одолжить ожерелье, чтобы помочь будущему мужу своей племянницы. Но за украшением надо было заехать в «Ритц». Разумеется, он опоздает на венчание, но дон Педро всех успокоит и попросит подождать. Как только Вобрен принес ожерелье, он стал нашим пленником.

— Негодяи! А как же лаковая туфля, найденная около Мар-о-Фе?

— Маленький подарок полиции от нас! Мы заставили Вобрена снять обувь, а другую туфлю бросили в кусты на противоположной стороне дороги. Забавно, не так ли?

— Ничуть. И учтите, что в этом деле вы для меня всего лишь посредники.

— Это еще что за бред?

— Я исхожу из того, что услышал из уст подлинного владельца изумрудов дона Педро Ольмедо де Кирога. А так как этот дом принадлежит его тетке донье Луизе де Варгас и Виллаэрмоза, где, как я полагаю, он находится на правах родственника, то попрошу вас привести его сюда. Только ему я готов отдать эти изумруды…

Дьявольская улыбка заиграла на молодом лице, которое в минуты покоя никто не посмел бы назвать уродливым.

— Неужели вы настолько наивны?

— Простите?

— Неужели после нашей встречи в Булонском лесу вы и в самом деле подумали, что работаете на эту мексиканскую семейку?

— Иного я никогда и не предполагал. Если я не мог одобрить методы, коими они пытались вернуть утраченное сокровище, то я их понял, хотя и не принял. И я желал бы, по крайней мере, узнать, где находится женщина, которая до сих пор остается госпожой Вобрен, и ее родственники.

— Ах, какие мы рыцари…

— Не стоит преувеличивать. Просто я хочу знать, как обстоят дела на самом деле.

— Я вас успокою. Этот дом остается собственностью ужасной доньи Луизы и очаровательной доньи Изабеллы. Вы сможете даже поприветствовать их, перед тем как…

— Продолжайте!

— Нет, не стоит. Об этом еще будет время поговорить…

— Но я все равно хочу увидеть дона Педро, — потребовал Морозини, напирая на каждый слог. -Если нет…

— Что тогда? Вы не в том положении, чтобы выдвигать свои условия.

— Вы в этом уверены? Скажем, я могу уронить ожерелье в огонь…

— Вы с ума сошли!

Главарь замер, не успев жестом приказать своим приспешникам броситься на Альдо. В руке князя блеснул револьвер, и дуло его было направлено в висок блондина.

— Если хоть кто-то пошевелится, я выстрелю! — предупредил он. — А теперь я требую встречи с доном Педро!

— Ну, она вряд ли состоится! — хмыкнул один из мерзавцев, перекатывая жвачку во рту. — Ему в голову пришла неудачная мысль взглянуть на волны океана поближе. Путешествие не стоило ему ни гроша!

— Вы хотите сказать, что он утонул? Или что вы его утопили?

— Что-то в этом роде. Он начал действовать нам на нервы…

— Хватит! — рявкнул главарь. — Говорить будешь только в том случае, если я тебе прикажу!

— Жестокая реальность, — прервал их Морозини. — Вы убили дона Педро. Пусть Господь примет его душу. Но я готов говорить и с его прямым наследником. Пусть приведут дона Мигеля!

— Его здесь нет!

— Как? И его тоже? Пошлите за ним! Когда у меня под прицелом мерзавец, моя рука не устает! А вы и есть самый настоящий мерзавец, господин без имени…

Не обращая ни малейшего внимания на дуло пистолета, направленного на него Морозини, главарь подошел к скамье и растянулся на пурпурных подушках, небрежно закинув одну ногу на подлокотник. Он даже удостоил Альдо насмешливой улыбки.

— В самом деле нас никто не представил друг другу. Какой вам прок от моего имени? Для всех присутствующих здесь я Грегори Ольерик, но, пожалуй, пришла пора назвать мое настоящее имя. Я обязан это сделать, кузен…

— Кузен? Что за чушь!

— Это истинная правда. Но если обращение «кузен» вам не по вкусу, может быть, я буду называть вас двоюродным дядей? Что вы думаете на этот счет?

— Что вы сошли с ума!

Раздался противный резкий смех, которого Альдо уже привык опасаться. В это мгновение его охватило отчаянное желание нажать на курок пистолета и избавить мир от этого негодяя, но это означало бы подписать себе смертный приговор. На галерее стояли пятеро мужчин, дула их оружия были направлены на Морозини. Очень медленно князь опустил руку. А его мозг продолжал лихорадочно искать логическое объяснение тому, что он только что услышал. Альдо знал, что все его самые непримиримые враги мертвы. Ожить никто из них не мог! И тут он услышал:

— Меня зовут Грегори Солманский!

Смех Альдо гулко разнесся по залу, и прозвучал он непривычно резко: Морозини не испытывал никакого веселья, только тревогу, которую он — к собственному негодованию — не сумел побороть. Он попытался дерзостью замаскировать свои истинные чувства:

— Солманский, явившийся из небытия? Браво!

Но в том случае, когда никого из семьи уже нет в живых, очень легко присвоить себе чужое имя и носить его… как фальшивый нос!

— Я вижу, вас смущает мое существование на этом свете. Вы были искренне уверены в том, что уничтожили всю мою семью. Ведь вы сами убили моего отца и моего брата, а ваша кухарка убила мою сестру. Но факты — упрямая вещь. Я действительно последний из рода Солманских. Я родился в Локарно 9 марта 1908 года в день святого Григория Нисского от короткого, но бурного романа графа Романа Солманского и графини Адрианы Орсеоло, вашей двоюродной сестры… Кстати сказать, ее вы тоже убили. Отсюда наше родство, которое вам настолько не по душе. Как это ни смешно, но я прихожусь вам двоюродным племянником. Удовлетворены?

Альдо стиснул зубы. Холодный пот выступил у него на висках при виде этого адского отродья. Морозини необходимо было выиграть время, чтобы прийти в себя. Он начал искать сигарету в портсигаре, и ему даже удалось уверенным жестом поднести к ней огонь. И все же он выронил револьвер, к которому немедленно бросился гигант-американец. Альдо спокойно сказал:

— Интересное семейство! Ваш отец в ответе за кровавую резню, на совести вашей сестры два убийства. Третье — мое — ей не удалось осуществить. Что же до вашей матери, то она убила мою мать, которая относилась к ней, как к дочери… Но сейчас я хотел бы спросить у вас: как вам удалось жить в этой стае и ни разу не оказаться на виду?

— Ну почему же, однажды я даже сыграл главную роль. Это было в Цюрихе во время праздника, который устроил Мориц Кледерман, ваш тесть, в честь дня рождения своей жены. Это я убил божественную Дианору одним выстрелом из пистолета. Дело оказалось настолько удачным, что я удостоился похвалы моего отца. Потом он отправил меня в Америку, чтобы спрятать там от швейцарских полицейских.

На этот раз Альдо пришлось бороться с подступившей тошнотой. Он два раза глубоко вдохнул. Ему стало ясно, что перед ним маньяк.

— Достойный подвиг! Невинная женщина была застрелена в тот момент, когда она радовалась жизни и пила шампанское вместе с мужем и своими друзьями. Но я повторяю свой вопрос: как получилось, что я ни разу не видел вас среди клана Солманских?

— Дело в том, что я примкнул к нему довольно поздно. Сразу после рождения отец доверил меня кормилице в Локарно, и там я оставался до восьми лет. Затем меня отдали в один из дорогих швейцарских пансионов, где я воспитывался под фамилией своего отца, потому что он признал меня. Имя моей матери оставалось неизвестным.

— Случалось ли вам видеться с матерью?

— В детстве мы часто виделись. Когда я повзрослел, мы с ней не встречались. После дела Фэррэлса[88]меня отвезли в Америку. Сначала я жил под псевдонимом Ольерик, чтобы прощупать почву и посмотреть, как меня примет семья. Но я сразу же отлично поладил с Сигизмундом, моим старшим братом, и вернул себе настоящую фамилию, а псевдоним использовал только для дела. Но если Сигизмунд сразу меня оценил, то об Анельке, к сожалению, этого не скажешь. Правда, она вообще никого не любила. Вас она ненавидела настолько сильно, что на этом мы с ней в конце концов и сошлись. После их гибели я возглавил банду Сигизмунда, и мне удалось провернуть несколько интересных операций. Именно во время одной из них я и познакомился с Мигелем Ольмедо, а затем и с его семьей. Тогда-то я и узнал о знаменитых изумрудах, утрата которых повергла в отчаяние дона Педро… Для меня это стало своего рода… откровением! Не считая того, что ожерелье стоит целое состояние, это была возможность заставить вас поработать на меня и отомстить за моих близких. Ведь вы должны были оказаться в моей власти! И сегодня вечером это свершилось. Вы загнаны в угол. Вы в ловушке!