Ульяна Соболева - Отшельник

Мама иногда говорила мне, что со временем я смогу смотреть и на других мужчин, смогу позволить себе и впустить в свою жизнь еще кого-то. Ведь ребенку будет нужен отец. А я не знала, как объяснить ей, что ни один из мужчин не сравнится с НИМ. Все они по сравнению с Огинским и на мужчин не похожи. Кажутся глупыми, пресными, неинтересными, никакими. У них не такие руки. Не такой запах и голос. Они не он. В них нет и десятой доли его тьмы и непостижимой тайны, которую хочется не только разгадать, в которую погружаешься, как в марево дурмана, и уже не можешь вынырнуть обратно. Роман мог довести меня почти до оргазма одними словами… Иногда, корчась от тоски и от ужасной ломки по нему, я трогала себя так, как это делал он, закрывая глаза и представляя, что это его пальцы или руки.

«Возбуждена до предела, Надяяяя. Вот он голод. Ты теперь понимаешь, что он причиняет боль?»

А потом лежала на боку и захлебывалась слезами, потому что ненавидела себя и свое тело за эту унизительную зависимость от монстра, который в этот момент трахал своих многочисленных шлюх и забыл, как я выгляжу. И да, голод причиняет адскую боль, и это не голод по сексу, это голод по всему, что является ИМ и никогда не будет ни в ком другом.

«Ненавижууу. Как же я тебя ненавижу, как же я хочу тебя забыть». И мама была права. Об Огинском мне напоминал не ребенок. О нем я помнила сама.

Я надела один из тех костюмов, что он покупал мне на свои деловые встречи. Многие из вещей пришлось продать, чтобы оплатить многочисленные анализы, но несколько костюмов и платьев у меня все же остались, как и обувь с аксессуарами. Живот был почти незаметен, и жакет скрыл округлость вместе со свободной блузкой.

Когда садилась за столик менеджера, сердце колотилось быстро-быстро. Стало страшно, что мне, скорее всего, откажут в такой большой сумме.

— Надежда Владимировна, я так понимаю, вы хотите снять данную сумму на покупку квартиры в другом городе?

— Да. Верно… — а потом вдруг что-то показалось мне странным, — я хотела бы взять кредит на покупку квартиры.

Глаза симпатичной молодой женщины слегка округлились. Я бросила взгляд на бейджик на ее груди «Людмила».

— Кредит?

— Д-да. Кредит.

— А зачем?

Ее вопрос явно был задан не по уставу, потому что она сама выглядела очень удивленной. Она еще раз переспросила мою фамилию и номер счета и снова округлившимися голубыми глазами смотрела на меня, как на ненормальную, при этом совершенно не в силах изменить свое выражение лица.

— Мы… мы хотим с мамой переехать. Я продам нашу квартиру, но там сумма будет незначительной, и остальную нам потребуется взять в банке.

— Так вы оформляйте сделку, а затем просто предварительно позвоните в наш ВИП-отдел, и вам подготовят для снятия нужную сумму с вашего валютного счета. Или вы можете провести эту сделку прямо у нас. Вас будет сопровождать наш юрист, как и положено ВИП-клиенту.

Я нахмурилась и слегка подалась вперед.

— С какого счета?

— С валютного. У вас на данный момент имеется три счета. Два валютных и один в рублях. Также имеется закрытый счет с депозитом на десять лет в размере…

Я ничего не понимала, о чем она сейчас говорит. О каких счетах.

— Вы, наверное, ошиблись. Может, есть другой ваш клиент с такой же фамилией, именем и отчеством. У меня всего один счет рублевый, и то на нем лежит пара тысяч на данный момент… Ну должны лежать.

Девушка снова странно на меня посмотрела.

— Это ваш счет здесь, ваши паспортные данные и даже фото имеется. На данный момент общая сумма, которая лежит на ваших счетах, составляет… Именно поэтому я не могу понять — зачем вам кредит.

Когда она назвала цифры, я резко встала с кресла и застыла на месте.

— Может, вам принести воды?

Кивнула, и пока она ходила к кулеру, я в оцепенении смотрела в никуда и не могла понять — послышалось ли мне или я сошла с ума. Такие суммы существуют в природе? Я пила воду маленькими глотками, пока Людмила говорила мне, когда сумма поступила на счет и кто перевел ее. Впрочем, я знала кто… только понять не могла зачем. Это уже далеко не походило на оплату за услуги. Я не знала, что это. С этой секунды мое сердце ускорило бег и внутри начало происходить что-то странное. Наверное, в банке меня сочли сумасшедшей. Я ушла оттуда. Долго сидела на скамейке, пытаясь справиться с ощущением шока.

Огинский положил эти деньги на мой счет именно в дни своего отсутствия. Но я до боли в груди не могла понять, зачем он это сделал. Это же состояние. Это… это немыслимые деньги. Я выхватила сотовый и застыла, не решаясь набрать его номер. Сунула аппарат в сумочку. Домой ехала в каком-то трансе. Мои мозги отказывались обрабатывать поступившую информацию, и почему-то все сжималось там в груди под ребрами. Я чего-то не понимаю, да? Я что-то где-то упустила и не могу понять что. Хочется закричать или расплакаться, но я пока не знаю причины этого состояния бешеной тревоги.

Приехала домой, сбросила туфли и бросилась к старенькому компьютеру, швырнув сумочку на кресло. Не знаю, что именно я хотела найти, что именно набирали мои пальцы в поисковике. Но отчего-то я нашла сразу. В первом же результате. Яркий заголовок:

«Олигарх Роман Огинский на грани банкротства после неудачной сделки?»

«Компания Неверова готова поглотить концерн Огинского и выплатить его долги. Согласится ли Огинский продать бизнес своего отца?»

Я листала и листала статьи. Бесконечное множество и у всех срок давности несколько месяцев. Примерно тот, когда я перестала искать любую информацию о Романе.

— Ой, неужели обанкротился. Такой прекрасный человек. Это он привез тело Мити из Германии, и он помог мне организовать все здесь. Он был у нас…

Я вскочила с кресла, хватаясь за горло и чувствуя, как начал потихоньку качаться пол под ногами.

— Что значит, был у нас… когда был?

— Ты чего так разнервничалась? Тебе нельзя.

— Когда был, мама? Когдааа? — закричала и стиснула ее плечи руками.

— Перед твоим приездом. Помог вывезти Митеньку. Груз 200 обычно ждут месяцами. Да и вместе с гробом могут не выпустить сразу. Марк Борисович все сделал в самые кратчайшие сроки. И здесь организовал похороны.

— Марк?

— Ну да. Представитель компании, которая спонсировала операцию для Мити и жертвует деньги фонду. Он и в Германию звонил мне, узнавал, как мы с Митей. Особенный человек… и мне кажется, глубоко несчастный. В день похорон привез меня домой. До вечера со мной сидел. Слушал про Митю, чай мне заваривал. Фото со мной смотрел и твои тоже. Очень на них засматривался. Просил показать еще. Я даже твой портрет с выпускного приносила. Не знаю, что я рассказывала. В слезах много болтала, а он слушал, не перебивал.

Пока она говорила, я металась по комнате. Я еще не понимала, что именно происходит внутри меня, но я словно разрывалась на части от каждого ее слова и не понимала ничего из того, что она говорила. Не понимала зачем… не понимала, что именно происходит. Такое впечатление, что я смотрю на какую-то фальшивую картину, под которой прячется еще одна. И я только что содрала первый слой фальшивки, а там оригинал… и остальная краска не сдирается. Я ломаю ногти до крови, а она просто не поддается… но там точно есть другая картинка.

— Господи, как я забыла. Он еще для тебя оставил… Сказал отдать, когда приедешь. Кто ж знал тогда, что тот изверг тебя вышвырнет. А я совсем забыла после похорон, и ты приехала. Я вся в горе своем. Сейчас поищу. Я в комнате у Мити спрятала.

Я плохо ее слышала. Меня слегка пошатывало и хотелось сдавить голову обеими руками, и орать, пока в ней не прояснится и не станет понятно, что именно происходит.

«— Будешь скучать по мне?

— Не знаю.

— Знаешь. Но либо сейчас скажешь правду, либо солжешь.

— Буду скучать по тебе, Рома, буду скучать каждую секунду.

— Ты единственный человек во всей вселенной, чья ложь меня не раздражает и не злит.

— Может быть, потому что ты чувствуешь, что я не лгу».

Мама вернулась с конвертом.

— Вот это дал. Не знаю, что там. Я не открывала.

А я открыла, тут же содрала дрожащими руками конверт, несколько раз уронила сложенную вчетверо бумажку. Пока наконец-то не поднесла к глазам, чувствуя, как немеют кончики пальцев.

«Отпускать очень больно, малышка, отпускать невыносимо. Словно резать себе грудную клетку, вынимать из нее сердце и выбрасывать в окно с последнего этажа небоскреба, отчаянно веря, что у него появятся крылья и оно сможет взлететь в небо. Я не купил тебе Вселенную, страну, город и даже улицу. Зачем? Тебе все это не нужно. Я могу лишь помочь осуществить любую твою мечту в обмен на ту, что осуществить так и не смог. И, да, ты права — нет ни одной причины, по которой один человек любит другого. И я бы сдох от счастья, если бы ты могла меня полюбить. Но я бы никогда не смог тебя заставить… а всего остального мне стало ничтожно мало. Я не умею просить прощения, не умею сожалеть о том, что сделал. Я могу только отпустить.

Ты свободна, Надя».

Я не могла успокоиться, я перечитывала его письмо снова и снова, как одержимая, как пересохшая от голода и жажды, потрескавшаяся на куски, я впитывала каждое слово. Потом схватилась за сотовый и, едва попадая дрожащими пальцами по кнопкам, набрала номер, выученный наизусть еще когда писала ему бессчётные смски и звонила, когда было невмоготу пережить разлуку в несколько часов. Сработал автоответчик. Я набрала еще раз, и снова металлический голос сообщал, что абонент недоступен. Тяжело дыша, я смотрела перед собой, с трудом перебарывая приступ слабости и дрожи в кончиках пальцев рук и ног. Нет, мне не нужны были часы на раздумья или какие-то варианты выхода из черного, заросшего терновником лабиринта по имени Роман Огинский. Я вдруг наткнулась на колючую стену из вязкого «ничего», за которым он скрывал очередных своих демонов, но я уже давно его не боялась, и я хотела столкнуться с ними лицом к лицу. Потому что я больше не верила в устроенный для меня спектакль. Повернулась к маме и тихо сказала: