- Два месяца.

- Хм. И, правда, долго. Я видела тебя, Дани.

- Я постоянно был здесь.

- Нет. Не сейчас, в день аварии. Я видела, как ты шел рядом.

- Но ты же была без сознания?

- В какой-то момент удалось открыть глаза и посмотреть, а ты был рядом. Поэтому и хотела скорее вернуться, ведь ты ждал,  - по моим щекам тогда прокатились слезы. – Не плачь, я же здесь. Кстати, паршивый этот их «Политрил семь», вот если бы они вводили мне «Дитрин полиэмид», тогда я бы проспала дольше, - и Ева улыбнулась.

- Я никогда не переставал удивляться тебе. Даже находясь в коме, ты все равно знаешь, как надо было поступить лучше.

- Прости, что так и не приехала к Амичи.

Но как только Ева хотела пошевелить рукой, то сразу же изменилась в лице:

- Почему тело не слушается меня?!

- Был поврежден спинной мозг в шейном отделе.

- То есть? Я не могу двигаться? – голос Евы задрожал, а глаза наполнились слезами.

- Не волнуйся! Мы что-нибудь придумаем, я знаю, кто может помочь.

- Я тоже знаю Дани, но они смогут помочь только тогда, когда уже будет слишком поздно, – и она закрыла глаза, а из-под век потекли ручьи слез.

- Не плачь, прошу…. Ева, я люблю тебя, мы справимся, – я целовал ее и хотел утешить, но как можно утешить человека, который только что узнал, что полностью парализован.

Затем в палату зашли доктора, Ирвин как-то неуверенно улыбался, а я нет. Ужаснее всего осознавать ту боль, которую сейчас испытывала Ева. Из-за какого-то подонка, который напился и сел за руль, вся наша жизнь пошла под откос.

Мы оба были из той категории людей, кто смотрит на мир открыто, кто не любит фальши и не терпит лжи, поэтому никогда не давали друг другу обещаний, которых не могли бы исполнить или надежд, которые по сути своей пусты. Вот и сейчас, пытаясь ее утешить, порою сам сомневался в своих словах, а Ева тем более. Даже доктора понимали это, они лишь переглянулись и поспешили выйти из палаты. Самая большая людская глупость - это внушение заведомо ложной информации. Пусть гуманисты и бросят в меня камень, но заставлять верить в чудо – крайняя степень невежества, особенно когда вероятность такого чуда сведена к нулю. Я с самого детства относился к окружающему миру, как к объекту со своими характеристиками и принципами взаимодействия с внутренними составляющими, где все подчиняется законам, все можно исследовать и проверить, пусть не сейчас, но в будущем, однако вера в чудеса - это программный сбой. Так и сейчас, я хотел найти решение, добиться результатов, но не надеяться в божественное исцеление, а особенно, не пытаться заставить поверить в это жену. Ева тоже человек науки, обладающий высоким интеллектом и объективно смотрящий на этот мир. Наверно, таким как мы сложнее всего  мириться с последствиями и с неизбежностью, но такова дань науке.

К вечеру она заснула, а я вышел из палаты и направился к автомату, чтобы употребить очередную дозу кофеина. Ступая медленно, смотрел на пациентов, ожидающих своей очереди, и думал, как же им повезло, что они могут самостоятельно встать и прийти на осмотр. Добравшись до места, закинул несколько монет в аппарат и нажал на кнопку, сразу послышалось гудение и в пластиковый стаканчик полилось горячее кофе.

 Я уже собрался обратно, как передо мной предстал мистер Ирвин.  Хирург и, по совместительству лечащий врач Евы, как-то неоднозначно смотрел на меня, я это заметил еще в самый первый день, когда тот вышел из операционной. Он поравнялся со мной, после чего также купил кофе и, молча, размешивал сахар, продолжая поглядывать исподлобья. Честно говоря, больше всего на свете я ненавидел, когда тянут резину, создавая непонятную атмосферу таинственности, поэтому заговорил первым:

- Добрый вечер. Вы хотите поговорить? – я смотрел ему прямо в глаза, как обычно смотрел на своих студентов, и надеялся на честный ответ.

- Добрый вечер, профессор. Да, я хочу поговорить.

- Слушаю вас.

- Помните, когда я сказал, что слышал о ваших работах на симпозиуме?  – я кивнул. – Так вот, в тот момент я слукавил. На самом деле, ваши работы были изучены мною не один раз задолго до этого. Многое из того, о чем вы писали, изумляло и порою казалось невозможным, но когда перечитывал, понимал, что все может быть. Вы несколько лет назад работали над проектом «Гондвана».

Но услышав о проекте, я его перебил:

- Он закрыт. «Эвеста» закрыла проект еще три года назад.

- Но он мог бы помочь вашей жене.

- О чем вы говорите? Даже если бы «Гондвана» продолжала развиваться и Корпорация дала добро на ее применение, это все равно не спасло бы Еву.

- Вы правы, чувствовать свое тело она бы не начала, но получила бы шанс жить как раньше. Подумайте над этим. Я же знаю, проект закрыли, но вы все еще верите в него.

- Отчего такое стремление?

- Если бы он заработал, то многие люди были бы спасены. Вы же именно для этого его и создавали.

После чего доктор Ирвин покинул меня, отправившись по своим делам, а я  задумался. Серьезно задумался…


Глава 4

Проект « Гондвана »

Семь лет назад я и еще несколько ученых кибернетиков разработали, как мне казалось, уникальный проект, который должен был помочь людям, пребывающим в коматозном состоянии или страдающих летаргией. Мы создали программу, способную подключаться к мозгу человека с помощью микрозондов  и выводить сознание в киберпространство. Таким образом, у нас появлялась возможность связываться с пациентом, наблюдать за ним, изучать, а также способствовать его возвращению посредством прямого общения.  Два года неудач и провалов, затем неожиданный успех. Я отлично помню тот день, мы взяли несколько грызунов и каждого подключили к общему серверу, ожидали очередного сбоя, гибели испытуемых, но вместо этого увидели нечто такое, от чего все находившиеся в лаборатории потеряли дар речи. Программа смоделировала каждую особь и вывела их на кибер-поле, где крысы спокойно перемещались и изучали друг друга.

 «Эвеста» утвердила наш проект и дала ему имя - «Гондвана». Далее мы дорабатывали, совершенствовали и дополняли систему, она казалась идеальной. С тех пор ни одной неудачи, все испытуемые входили в систему и выходили из нее без проблем и каких-либо негативных последствий для мозга. Это был искусственный интеллект, который воссоздавал точный прототип подключенного к нему объекта и позволял существовать в киберпространстве в реальном времени. Крысы разгуливали по траве, собирали зерна и общались между собой, только эта трава и все остальное  было смоделированной иллюзией.

Далее мы хотели воссоздать что-то вроде небольшого квартала, где предполагаемые пациенты могли бы находиться и вести определенную деятельность, а доктора связываться с ними и не только доктора, но и родственники. Все шло своим чередом, но подключать к исследованию человека было еще рано, мы только-только отладили нужную дозу электро-импульсов, подаваемых в нейронную систему грызунов. Однако в один из вечеров случилось то, что поставило под угрозу всю работу, а потом и вовсе привело к закрытию проекта.

В Совете директоров заседал некий Говард Диккенс, его старший сын уже более года находился в коме после серьезного ранения на службе. Видимо, поэтому проект и одобрили, не задавая лишних вопросов. Так вот, мистер Диккенс, узрев намеченные успехи, захотел испытать программу на своем сыне, чтобы связаться с ним и получить хоть какой-то шанс на его возвращение. Теоретически, ученые могли лично узнать о его состоянии, поговорить с ним и позволить увидеть отца. Только вот все, кроме Диккенса, понимали поспешность и ошибочность такого решения, риск травмировать мозг чрезмерной дозой импульсов был слишком высок, но Совет одобрил решение и принудил ученых провести испытания. Парнишку подключили к программе, сначала дали небольшую дозу, но мозг не ответил на нее, поэтому удвоили количество разрядов, тогда произошло, по словам Говарда, чудо, и «Гондвана» смоделировала объект, вывела его в киберпространство. Диккенса трясло, он, откровенно, рыдал, когда увидел сына, сидящего на скамье в парке. Тот вел себя слишком спокойно, не проявляя особого интереса к тому, что вдруг оказался в неизвестном месте. Я сразу же заподозрил неладное и потребовал отключить парня, но мне буквально дали по рукам, в итоге оставалось лишь наблюдать за ужасающей картиной вскоре развернувшейся передо мной.

Как оказалось, мозг был настолько поврежден,  что спасти его уже не представлялось возможным. И давать дополнительную нагрузку  на него было противопоказано, но Говард пожелал связаться с сыном, тогда-то все и случилось. Мой помощник дал очередной разряд, которого парень уже не выдержал, программа практически сожгла всю нейронную систему, обуглив серое вещество. Это и было концом! Конечно же, Диккенс обвинил во всем ученых, Совет поскорее замял это дело, а проект прикрыли.

Но мы знали, что «Гондвана» работоспособна и могла бы иметь большой успех, возвысившись над всеми прочими тщетными попытками вернуть пациентов к полноценной жизни. Все бы получилось, если бы не эта фатальная ошибка со стороны руководства «Эвесты», однако пришлось прекратить какие-либо исследования в поддержку проекта и отложить его в долгий ящик. И сейчас микросхема со всеми ключами и кодами смиренно покоится в моем сейфе.

До сегодняшнего вечера я не вспоминал о «Гондване», но после слов Ирвина, вдруг, пришло просветление, резко сменившееся апатией. Программа уже три года пылится  без действия, исследования заморожены, сейчас все системы «Эвесты» претерпели большие изменения, и программное обеспечение постоянно обновляется. Да и подвергать Еву риску? Нет! Я не мог на такое пойти. Представляя ее, перед глазами сразу же возникал образ парнишки. Так что, отмахнулся от этой идеи и принялся за поиски решения другой проблемы - как вернуть жене реальную жизнь!