Ее взгляд вновь был прикован к русалке. Эта скульптура привлекала Аллину — не только красотой, но и талантом, благодаря которому она была создана.

— Встаньте на цыпочки. Вот так, замечательно! Задержитесь так на минутку… А почему вы не нашли партнера?

— Для чего?

— Для того чтобы открыть магазинчик — если уж вы этого хотели. Кого-нибудь с деловым складом ума.

— В основном потому, что я достаточно разбиралась в бизнесе, чтобы понимать — мне никогда не собрать необходимую сумму на аренду помещения в Нью-Йорке для начала дела, — Аллина повела плечом. — Накладные расходы, оборудование, закупка товара. Похоже, бизнес и впрямь представляет собой сплошной стресс. Маргарет всегда так говорила.

Конечно, подумал Конэл, опять эта бесценная Маргарет, к которой он уже заочно испытывал отвращение.

— Почему вас всегда беспокоит то, что она говорит? Нет, не так. Не совсем так. Повернитесь. У вас великолепная спина.

— Правда? — Аллина удивленно повернула голову, чтобы взглянуть на него.

— Вот так! Так и стойте! Опустите подбородок немного к плечу смотрите на меня.

Это было то, что нужно. Ни тени робости. Скорее, легкая застенчивость — совсем другое дело. Она была заметна во взгляде Аллины, в наклоне ее головы. И искорка самолюбования, притаившаяся в изгибе губ.

«Аллина, королева фей», — подумал Конэл, уже жаждущий начать работу с глиной. Он вырвал листы из альбома и принялся крепить их к стене кнопками.

— Мне проще будет работать с вами и с эскизами одновременно. Можете ненадолго расслабиться, пока я подготовлю глину, — проходя мимо Аллины, он задумчиво коснулся рукой ее плеча и остановился как вкопанный. — Боже, вы замерзли! Почему же не сказали об этом?

Аллина медленно повернулась к нему:

— Я не обратила на это внимания.

— Я не подумал о том, чтобы разжечь очаг, — рука Конэла скользнула по ее спине, обводя пальцами лопатку там, где должны были расти воображаемые им крылышки. — Сейчас я зажгу его, — продолжая говорить, Конэл наклонялся к Аллине, не отрывая от нее глаз. Ее губы раздвинулись, и он ощутил ее неровное дыхание.

Словно проснувшись, он отпрянул назад, поднял руку, а затем отвел ее подальше.

— Я сказал, что пальцем вас не трону. Простите, я сожалею, что изменил своему слову.

Радость, волной поднимавшаяся в ее душе, замерла, а затем исчезла, когда Конэл двинулся прочь, чтобы взять с раскладушки одеяло.

— Очень жаль. Жаль, что вы сожалеете об этом.

Он стоял с одеялом в руках, между ним и Аллиной был стол — и ему казалось, что он тонет. Сейчас в ней не было робости, не было застенчивости. Теперь она была настойчива и обещала счастье.

— Мне не нужна эта тяга к вам. Вы понимаете?

— Вы хотите, чтобы я сказала «да», — она была полностью обнажена, поняла вдруг Аллина. Обнажено было не только ее тело, обнажена была душа. — Было бы намного проще, если бы я сказала, что понимаю вас. Но это не так, и я не понимаю. Мне нужно это, Конэл. И мне нужны вы.

— В другое время и в другом месте, — пробормотал Конэл, — не нужно было бы никакого понимания. В иное время и в ином месте я бы тоже этого хотел.

— Но мы находимся здесь, — ответила Аллина спокойно, — и сейчас. Все зависит от вас.

Он хотел быть уверенным, хотел точно знать, что это только ее желание.

— Снимите, пожалуйста, это.

Аллина подняла руку к амулету, ее последней защите. Не сказав ни слова, она сняла цепочку, подошла к столу и положила на него амулет.

— Вы думаете, что без него я буду испытывать другие чувства?

— Теперь между нами нет никакого волшебства. Теперь мы остались сами собой, — Конэл шагнул к ней и накинул на ее плечи одеяло. — Все зависит и от вас, Аллина. У вас есть право сказать «нет».

— Тогда… — Аллина положила руки ему на плечи; ее губы были так близко, что Конэл чувствовал ее дыхание. — У меня также есть право сказать «да».

Она подошла ближе, позволив соприкоснуться их губам и телам. Она позволила одеялу упасть на пол и обняла Конэла.

Она отдавалась ему целиком и навсегда, одаривая своей любовью, которая неожиданно родилась в ее сердце. Ее губы соблазняли, руки дарили ласку, а тело обещало блаженство.

Все зависело от него. Она сделала свой выбор, но он должен был сделать свой. Оторваться от Аллины, отступить назад и отказаться. Или прижаться к ней плотнее и принять ее предложение. Прежде чем подчиниться зову крови, прежде чем жар и вожделение окончательно овладели им, Конэл взял ее лицо в ладони и вновь посмотрел ей в глаза.

— Никаких обещаний, Аллина.

Для него это было нелегким испытанием. Аллина видела его затуманенные глаза, полные тревоги, и сказала то, что, как она надеялась, должно было успокоить Конэла. К тому же это было правдой:

— И никакого сожаления.

Его пальцы скользнули по ее лицу, обводя его столь же умело, как он рисовал это лицо на бумаге.

— Тогда иди ко мне.

Раскладушка была узкой и жесткой, но казалась ложем, устланным лепестками роз, когда они легли на нее. Воздух был прохладным и все еще влажным после шторма, но Аллина ощущала лишь тепло, когда тело Конэла накрыло ее собственное тело.

Наконец-то.

Он знал, что у него большие, грубые и мозолистые от работы руки. Но с Аллиной он не будет грубым, он не будет торопить время, которое они дарят друг другу. Поэтому Конэл нежно ласкал ее, наслаждаясь прикосновением к телу, которое он рисовал. Длинные руки, длинные ноги, узкое тело и мягкая белая кожа. Ее вздох прозвучал словно песня, а его имя было в ней словами.

Аллина стянула с него свитер. Когда плоть соприкоснулась с плотью, девушка вновь вздохнула, вновь шептала его имя, прижавшись к его шее и ощущая биение его сердца. Только этим она уже дарила ему наслаждение, в котором он отказывал себе. И всю нежность, которая была в нем, Конэл дарил ей в ответ.

Аллина приподнималась и извивалась под его телом, словно они вместе танцевали этот танец всю свою жизнь. Она то двигалась ему навстречу, то отдалялась от него, ее движения ускорялись… И ее неровное дыхание казалось Конэлу его собственным.

Ее тело пахло мылом, губы на вкус были свежими, как весенний дождь.

Конэл смотрел, как она взмывает к небу, вновь став феей, паря, раскинув длинные крылья. Когда тело Аллины выгнулось, она открыла глаза и встретилась с ним взглядом… И улыбнулась.

Никто еще не дарил ей так много и не показывал ей, как много может дать она сама. Ее тело трепетало сладостной дрожью, а в сердце росла безграничная радость, радость человека, нашедшего свой дом.

Аллина выгнулась, открылась, давая Конэлу наполнить ее. И когда он вошел в нее, красота ее стала ослепительной, а воздух зазвенел от напряжения.

И пока они наслаждались друг другом, никто из них не заметил, что звезда на серебряном амулете вспыхнула голубым, будто пламя, светом.

Теперь она лежала на нем, уютно устроившись под его сильной рукой и прижавшись щекой к его груди. Как прекрасно было слышать по-прежнему бешеный стук его сердца. Это была своего рода ярость, подумала Аллина, хотя он был нежнейшим из любовников.

Никто не мог бы ласкать ее с такой чувственностью, не имея ее в душе. «И этого, — подумала Аллина, закрывая глаза, — было вполне достаточно».

— Ты замерзла, — прошептал Конэл.

— Вовсе нет, — она прижалась к нему и скорее согласилась бы продрогнуть до костей, чем позволить ему пошевелиться. Все же Аллина приподняла голову, чтобы он мог видеть ее улыбку.

— Аллина Кеннеди, — его пальцы нежно скользили по ее шее, — ты выглядишь чрезвычайно довольной собой.

— Я очень довольна собой. Тебя это беспокоит?

— Я был бы последним дураком, если бы меня это беспокоило.

Аллина нагнулась, чтобы поцеловать его подбородок — милый и мимолетный жест, взволновавший Конэла.

— А Конэл О'Нил вовсе не последний дурак. Или все же? — она наклонила голову. — Если уж мы не можем пройти дальше определенного места и добраться до поселка, это означает, что никто из поселка точно так же не может добраться сюда?

— Думаю, да.

— Тогда давай сделаем что-нибудь глупое! Давай искупаемся в море голыми!

— Ты хочешь искупаться в море голой?

— Я всегда мечтала об этом, но только сейчас поняла, — Аллина соскочила с раскладушки и потянула его за руку. — Давай заниматься глупостями вместе, Конэл!

— Leannan, тебя первой же волной раздавит в лепешку!

— Не раздавит! — «Leannan »… Аллина понятия не имела, что это значит, но оно прозвучало так нежно, что ей вдруг захотелось танцевать. Девушка взъерошила руками свои волосы, и ее глаза вспыхнули дерзким огнем. — Я перегоню тебя!

Аллина метнулась к выходу, словно заяц, и Конэлу пришлось вскочить с раскладушки.

— Подожди! Черт побери, море для тебя слишком опасно!

«У нее тонкие, как у птицы, кости, — подумал он, хватая одеяло. Она мгновенно их себе переломает».

Нет, Аллина бежала вовсе не как заяц, понял Конэл. Она бежала, словно чертова газель — длинными скачками, и уже оказалась на берегу, где пенился прибой. Конэл окликнул ее и бросился туда. Его сердце замерло, когда девушка бросилась в воду и нырнула прямо навстречу огромным волнам.

— Господи!

Он только прибежал к берегу, когда она вынырнула, смеясь:

— Ух, здесь холодно!

Выбравшись на отмель, она пригладила мокрые волосы и подняла к небу лицо и руки. Его сердце вновь замерло, но на этот раз он не тревожился.

— Ты прекрасна, Аллина!

— Мне этого никто и никогда еще не говорил, — она протянула руку. — И никто и никогда еще не смотрел на меня так, как ты. Давай искупаемся вместе!

Он слишком давно не делал никаких глупостей, решил Конэл.

— Тогда держись!

Могучая сила стихии подбросила их. Темный загадочный мир, где свобода и дерзкий вызов казались превыше всего, манил и притягивал. Обняв друг друга, Конэл и Аллина переворачивались в воде, отдавшись волнам.