Злые и полные ненависти слова вертелись у Конэла на языке. Но как настоящий мужчина он предпочел яростному крику ледяной тон:

— Я рассказал тебе то, что ты хотела узнать. Я понимаю, чего ты хочешь, а вот ты не понимаешь, что нужно мне!

Он вышел, захлопнув за собой дверь.

— Ты ошибаешься, — сказала Аллина спокойно, — я понимаю.

Все утро Аллина находила себе одно занятие за другим. Если ей и впрямь придется уехать отсюда завтра, то она намерена оставить о себе хорошую память. Она не даст Конэлу позабыть о ней.

Аллина развесила заштопанные занавески и с удовольствием любовалась тем, как солнце просвечивает сквозь них, образуя узоры на полу. В комнате, где стояла стиральная машина, она нашла инструменты, кисти и все, что ей было нужно. Демонстративно вынесла все это во двор. Она собиралась ободрать и покрасить эти чертовы ставни.

Работа успокоила ее, но ее покладистое, как она говорила, сердце, ныло. То и дело она смотрела в сторону студии. Она знала, что Конэл находится там. Где еще ему быть? Какая-то частица ее души хотела сдаться, пойти к нему. Но Аллина понимала, что нужно Конэлу.

Ему нужно было время.

— А времени почти не осталось, — прошептала она. Отступив назад, Аллина осматривала результаты своих усилий. Ставни блестели свежей синей краской, а за окнами ветер трепал вышитые занавески.

Теперь, когда она все сделала и больше нечем было заняться, Аллине показалось, что она вот-вот упадет от усталости. Утомленная, Аллина медленно зашла в дом. Она приляжет и поспит, чтобы восполнить силы. Всего час, сказала она себе и, растянувшись на кровати, быстро погрузилась в глубокий сон.

Конэл отошел от своей работы. Его руки были перепачканы глиной, а взгляд предельно сосредоточен.

«Аллина, королева фей». Высокая и стройная, она стояла, лукаво склонив голову, прищурив глаза; в изгибе ее губ читалась тайна. Ее нельзя было назвать красавицей, но она и должна была быть такой. Разве смог бы хоть один мужчина отвернуться от нее?

А сам он мог бы отвернуться?

Ее крылья были расправлены, словно она готова была взлететь в любой момент. Или же сложить свои крылья и остаться, если ее об этом попросят.

Он не станет просить ее об этом. Не сейчас, когда она связана неведомыми, неподвластными им обоим чарами.

Боже, как она его взбесила! Конэл направился к раковине и принялся отмывать свои руки. Дразня, ехидничая над ним, сообщая ему, что он чувствует и что думает. У него своя голова на плечах, и он уже принял решение. Он всего лишь рассказал ей правду, правду обо всем, с самого начала.

Ему нужны были лишь тишина, покой и его работа. И его гордость, подумал он, отряхивая воду с пальцев. Гордость, которая не позволяла ему признать, что его путь уже предопределен. Неужели в конце концов ему останется согласиться с этим?

Впереди у него пустота, невероятно глубокая пропасть. Неужели таким будет его выбор? Все или ничего, покориться судьбе или остаться в одиночестве?

Непослушными руками он снял влажное полотенце и взглянул на глиняную фигуру:

— Ты уже знаешь, верно? Ты с самого начала знала…

Он отбросил полотенце и двинулся к двери. Становилось все темнее; свет тускнел на глазах. Надвигался шторм, черные тучи соединялись с темным морем.

Он обернулся к дому и замер на месте. «Аллина покрасила ставни», — это было все, о чем он мог подумать. Вывешенные ею занавески шумно колыхались на ветру, который набирал силу. Аллина поставила у двери корзину и заполнила ее цветами.

Разве можно было устоять перед такой женщиной?!

Разве могло это быть ловушкой, если она оставила все, даже свою душу, незапертой и без охраны?

Все или ничего? А зачем ему жить без ничего? Конэл поспешил к дому и в трех шагах от двери обнаружил, что путь закрыт невидимой преградой.

— Нет! — в его голосе звучали протест и страх, когда он безуспешно пытался пробиться сквозь препятствие. — Чтоб тебя черти взяли! Теперь ты не пускаешь меня к ней?!

Он позвал Аллину, но ее имя унес усиливающийся ветер; с неба упали первые капли дождя.

— Ну, ладно. Да будет так! — задыхаясь, Конэл отступил назад. — Поглядим, чем закончится этот день!

И он направился сквозь шторм туда, куда его звал голос крови.

Аллина, вздрогнув, проснулась; в ее ушах звучало ее собственное имя. И она проснулась в темноте.

— Конэл? — сбитая с толку, девушка выбралась из кровати и потянулась к лампе. Однако когда она повернула выключатель, лампа и не подумала зажигаться. «Шторм, — подумала Аллина растерянно, — все дело в шторме. Нужно было закрыть окна]].

Она неловко шарила вокруг себя в поисках свечи, ее рука дернулась и сбила свечу со столика. Темно… Почему так; темно?

Время. Который час? Наконец она нашла спички. Но прежде чем она успела зажечь свечу, в небе вспыхнула молния, и Аллина увидела циферблат маленьких заводных часов.

Одиннадцать часов.

Нет, это невозможно! Она проспала почти весь этот самый долгий день в году; ей остался всего час.

— Конэл? — она бросилась из комнаты, из дома, во власть ветра. Дождь промочил ее до нитки, пока она бежала к студии и пыталась открыть дверь.

Ушел. Он ушел. В отчаянии Аллина ощупывала стены и полки в поисках фонаря, который здесь видела.

При виде узкого луча света она с облегчением вздохнула и затаила дыхание, увидев себя.

Ее лицо, ее тело было с фантастическими крыльями. Неужели Конэл увидел ее такой — умной, уверенной и прекрасной?

— Я чувствую себя именно такой. Впервые в жизни я чувствую себя именно такой!

Аллина медленно выключила фонарь и отставила его. Она знала, куда отправился Конэл, и понимала, что она должна сама добраться туда в темноте — также, как и он.

Пока она шла, мир вокруг нее словно сошел с ума — так же, как в тот день, когда она впервые появилась здесь. Земля дрожала, небо пронзали молнии, а море ревело, будто дракон.

Но вместо страха Аллина испытывала возбуждение при мысли о том, что сама является частью этого буйства. Этот день не перейдет в ночь без нее. Сжав рукой висевший у нее на груди амулет, она двинулась по тропе, которую ясно представляла себе — словно на карте.

Тропинка в скалах была крутой, неровной и скользкой от влаги. Но Аллина ни разу не пошатнулась, ни разу не споткнулась. Камни нависали над ней, будто танцующие великаны. В центре круга, несмотря на проливной дождь, ярким золотым огнем горел костер.

А лицом к костру стоял человек.

И ее сердце знало, кто это.

— Конэл!

Он повернулся к ней. Его глаза горели яростным огнем — словно вся дикая сила этой ночи бушевала и в его душе.

— Аллина!

— Нет, я хочу кое-что сказать! — она медленно приближалась, хотя воздух вокруг дрожал от напряжения. — Всегда есть выбор, Конэл, всегда есть еще один путь. Ты думаешь, ты нужен мне без твоего сердца? Ты думаешь, что я удерживаю тебя с помощью этого?

Одним резким движением Аллина сорвала с шеи амулет и отшвырнула его.

— Нет! — Конэл выбросил руку, чтобы схватить амулет, но он лишь скользнул по его пальцам и упал внутрь круга. —

Неужели ты можешь так легко отказаться от него? И от меня заодно?

— Если будет нужно, я смогу уйти, смогу жить без тебя хоть какая-то часть моей души всегда будет жалеть об этом. Но я могу остаться, поселиться здесь с тобой, родить тебе детей и любить тебя таким, какой ты есть. Вот такой у меня выбор. А у тебя есть свой.

Аллина протянула руки:

— Единственное, что тебя удерживает, это я сама. И так было всегда.

Конэл колебался:

— Дважды я позволял покинуть меня людям, которых я любил, но не признавался в этом. И даже когда я шел сюда, я думал, что могу поступить так вновь.

Он отбросил мокрые пряди волос с лица.

— Я довольно угрюмый человек, Аллина!

— Ты уже говорил мне это. Иначе я бы никогда об этом не узнала.

Он выдохнул, коротко засмеявшись:

— Ты подтруниваешь надо мной даже сейчас? — Конэл шагнул к Аллине. — Ты покрасила ставни.

— И что?

— Я сделаю для тебя темно-синие горшки, чтобы заполнить их твоими цветами.

— Почему?

— Потому что я люблю тебя. Аллина тихо вздохнула.

— Потому что я покрасила ставни?

— Да. Потому что ты об этом подумала. Потому что ты починила занавески, сшитые моей матерью. Потому что ты собирала ягоды. Потому что ты купалась в море голышом. Потому что ты смотришь на меня и знаешь, каков я на самом деле. Неважно, что привело тебя сюда, что привело сюда нас обоих. Важны лишь мои чувства к тебе. Пожалуйста, умоляю, не покидай меня!

— Конэл, — буря, бушевавшая внутри нее и вокруг нее, стихла. — Тебе достаточно просто попросить меня об этом.

— Говорят, это волшебное место, но колдовство сюда принесла ты. Возьми меня, Аллина! — Конэл протянул к ней руку и сжал ее ладонь. — И дай мне себя! Создай наш дом, нашу жизнь и наших детей вместе со мной! Я клянусь, что буду любить тебя, ценить, как величайшее сокровище, каждый час и каждый день! — он поднял ее руку и прижался к ней губами. — Я потерял кое-что, а ты вернула мне мою утрату. Ты вернула мне мое сердце.

«Боже, — подумала Аллина, — он все-таки нашел ключ».

— Я беру тебя, Конэл, и отдаю тебе себя! — ее глаза были сухими, чистыми и спокойными. — И все, что мы будем делать, мы будем делать вместе. Я клянусь, что буду любить тебя отныне и навсегда!

Аллина обняла его, и туман рассеялся. А в темном океане ночного неба зажглась звезда. Костер превратился в круг золотистого пламени, языки которого горели, словно рубин. Воздух стал вдруг кристально чистым и прохладным, и камни стояли, будто высеченные из стекла.

И они пели, тихо пели свою песню.

— Ты слышишь? — прошептала Аллина.

— Да. Это здесь, — Конэл повернул ее и прижал к себе. Мерцающий яркий луч волшебной звезды упал вдруг на камни и, словно стрела, вонзился в амулет, лежащий на земле.

Он вспыхнул голубым светом, ослепительным чистым огнем. Когда две звезды соединились, весь мир вдруг сузился до этого круга камней, полного света, звука и силы.