Я не знаю, с чего начать этот нелегкий разговор. Просто не знаю. Понимаю лишь, что он необходим. Нам обоим. Между нами не должно остаться ни слова тайны.

Я надеялся, что то, что произошло в тот вечер, никогда не всплывет в нашей жизни. Но так не бывает. Все тайное становится явным. И лучше было бы, если бы она узнала это все от меня. Я бы смог успокоить ее. Защитить. От самой себя.

И сейчас я готов признаться ей. Готов признаться, но не готов потерять вновь. И я знаю, что это возможно. Но верю, что она сможет простить. Она сможет.

— Проходи, — говорю я, приглашая ее войти в мой дом. Дом, в котором ей выпало слишком много испытаний, но который должен стать ее родным домом. Должен. И станет. Даже если это случится против ее воли.

Милана робко заходит и не решается идти дальше. Я беру ее за руку и веду в гостиную. Сажаю на диван. Сам сажусь на пол у нее между ног и беру обе ее руки в свои руки.

— Милана, посмотри на меня, — прошу я, потому что сама она сидит, опустив голову.

Она поднимает взгляд. То, что я читаю в ее глазах, мне не нравится.

— Тебя что-то беспокоит? — спрашиваю как можно мягче.

Кивает. И опять опускает взгляд.

— Что?

Молчит.

— Милана, нам надо поговорить. Если мы хотим быть вместе. Мы же хотим?

Поднимаю ее голову за подбородок.

— Милана? Ты хочешь быть со мной?

— А ты? — спрашивает она.

Ну, что за вопросы?! Она иногда бывает такой несносной!

Целую ее руки.

— Ты помнишь, что я сказал тебе в больнице?

Не отвечает. Лишь смотрит, ища ответ во мне. Хорошо.

— Я люблю тебя, Милана. Ты хочешь, чтобы я повторял это каждый день?

Едва заметно улыбается.

— Так что тебя беспокоит? О чем ты думаешь? — продолжаю я, пока она опять не закрылась окончательно.

Она отвечает не сразу. Руками чувствую, как она трет пальцы друг о друга. Волнуется. Даю ей время решиться. Не тороплю.

— Ты же уже знаешь? — спрашивает, наконец.

— О чем? — я хочу, чтобы она сама все сказала, а не заставляла меня угадывать.

— О ребенке, — едва слышно произносит Милана. — Это наш ребенок. Твой.

Говорит так, как будто я давал ей повод думать, что я сомневаюсь в своем отцовстве. Я же знаю, что был единственным ее мужчиной. Нет. Не был, а есть и буду. И почему-то от этой мысли приятное тепло растекается в груди.

Я испытываю рядом с ней все новые и новые ощущения. Мне хочется прижать ее к себе и сделать то, чего я был лишен все эти дни. Но нет. Разговор только начат.

Единственное, в чем я уверен, — что точно не отпущу ее. Какой бы не была ее реакция.

— Знаю, — отвечаю я на ее вопрос. — Я узнал раньше тебя.

Смотрит удивленно. Ждет. И я жду.

— Почему ты молчишь? — наконец, не выдерживает она и закусывает губу.

И правда сомневается.

— А что говорить? — за шею наклоняю ее к себе и целую. — Обними меня.

Она послушно кладет руки мне на плечи.

— Я очень счастлив, Милана, — шепчу ей в губы. — Очень. Это наш ребенок. Мой. И твой.

Она тяжело выдыхает.

— Я думала…

— Ты ошибалась, — не даю договорить ей.

Улыбается и прижимается ко мне сильнее. А я не могу пока быть полностью счастливым. Есть еще одна тема. И знаю наперед, что разрушу сейчас мимолетное и такое коротенькое счастье Миланы.

— Милана, — начинаю я, немного отстраняясь от нее и опять беря ее ладони в свои.

Смотрю на них.

— Нам надо поговорить о том, что случилось. Почему ты оказалась в больнице.

— Не надо, Дамир, — шепчет она. — Пусть это будет в прошлом. Прости меня. Я не должна была…

— Подожди, Милана, — останавливаю ее. — Подожди.

Пауза. Я все еще не уверен. Но нет. Должен.

— Я хотел бы поговорить о причине, почему ты попала в больницу.

— Мне больно, Дамир. И стыдно. Я не хочу вспоминать об этом. Пожалуйста.

— Но это нужно, Милана, — целую ее руки. — Нужно. Пойми, прошу. Один раз мы уже пустили все на самотек. Хватит. Если мы не проговорим это, оно так и будет висеть над нами. Над нашими отношениями.

Я не могу смотреть ей в глаза, когда буду говорить самое главное. И самое мерзкое. Поэтому встаю и отхожу к окну.

Вижу, что она чувствует плохое. Не хочет отпускать мои руки.

— Милана, — говорю, глядя в окно, — то, что я скажу сейчас, будет больно. Очень больно. Но я должен. Между нами не должно быть больше тайн. Ради общего будущего.

Будет ли оно? Будет! Даже если для этого мне придется применить силу!

— Я знаю, почему ты попала в больницу. Про Рената знаю. И про видео.

— Ты видел? — вскрикивает она. — Видел, Дамир?

— Да, — поворачиваюсь к ней.

Милана закрывает лицо руками и мотает головой.

— Видел, Милана, — говорю я.

Это больно. Я знаю. Но я должен причинить ей эту боль. Последнюю боль от меня.

— Не только видел. Я там был.

Она резко убирает руки от лица и вскидывает на меня свой взгляд. Опять мотает головой. Ногтями скребет по обшивке дивана, пытаясь ухватить хоть что-то.

— Да, Милана, — не отвожу глаз, — я там был.

— Нет, Дамир, нет! Нет! Нет! — кричит она и опять закрывает лицо. — За что?! Почему?! Зачем ты сказал мне?!

— Ты должна узнать это от меня, — я все еще не решаюсь подойти к ней.

— Дамир, — слабо произносит она, — я не смогу… Я не знаю… Нет…

Делаю шаг.

— Не подходи! — кричит она. — Не подходи ко мне! Ты не лучше его!

Я все равно подхожу и пытаюсь обнять. Она со злостью вырывается.

— Нет, Дамир! Нет! Не трогай меня! Я не хочу!

Я прижимаю ее к себе, не отпускаю. Жду, пока она хоть немного утихнет.

— Отпусти меня! Я хочу уйти!

— Я не отпущу тебя, — спокойно говорю я. — Не отпущу.

— Я не буду с тобой, Дамир! Не буду! Как ты мог?!

— Прости, Милана. Прости, — шепчу ей в волосы. — Тогда все было иначе. Все было по-другому. Я ненавижу себя. Но я должен был сказать тебе. Должен. Прости.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍


Она обмякает и безвольно позволяет мне обнимать себя.

— Нет, Дамир, нет — говорит спокойно и это пугает еще больше, чем ее крики, — я не смогу. Не смогу. Дай мне уйти.

— Нет, Милана. Ты останешься здесь. Ты переживешь эту боль со мной. Только со мной. Я не отпущу тебя.

88. Милана

Мне больно. Очень больно. Эта боль концентрируется где-то в сердце и расходится по всему телу.

Дамир крепко прижимает меня к себе и я чувствую, как часто бьется его сердце. Он что-то шепчет мне на ухо. Пытается успокоить. Но я не слышу его.

Я простила ему многое. Почти все. И, вот, когда я уже думала, что все, предел достигнут, оказывается, что нет. Есть то, что просто выходит за грань моего понимания. И моего прощения.

Удивительно, но я не плачу в этот момент. Слезы — это своего рода освобождение. Освобождение от мук и страданий. А я его не получаю.

Прислушиваюсь к тому, что шепчет мне Дамир.

— Ничего не было, Милана. Тогда ничего не было. Помнишь, ты на утро проснулась в моем доме? Здесь? Я забрал тебя. Я бы не допустил… Не смог… Даже тогда не смог…

Он замолкает, а потом опят обжигает меня горячим дыханием:

— Я ненавижу себя за это. Это самое ужасное, что я совершил. Прости меня. Но знай: ничего не было. Все, что сказал Ренат, ложь. Ты только моя.

Я все еще молчу. Слова сейчас бесполезны. Что бы я не сказала, все будет напрасно.

— Милана, я люблю тебя, — шепчет Дамир. — Пожалуйста, не закрывайся от меня. Не надо. Давай переживем это вместе.

Он берет мое лицо руками и целует. Глаза, щеки, лоб, губы. Быстрыми поцелуями. Потом опять прижимает меня к себе.

Но тут раздается телефонный звонок.

Дамир достает телефон, смотрит на экран и сбрасывает звонок. Но телефон опять звонит. Так продолжается три раза. Кто-то настойчиво хочет поговорить с ним.

Наконец, Дамир отвечает недовольным тоном и я слышу лишь обрывки ничего не значащих для меня фраз.

— Да! Когда? Где? Да, все правильно. Я понял. Так, везите его! Как? Почему? Сколько?

Тяжелый вздох.

— Хорошо, я выезжаю. Да, встречаемся в аэропорту. Все.

Дамир кладет трубку и кидает телефон на диван. Берет меня за плечи.

— Милана, мне надо уехать. Ненадолго. Это очень важно. Для нашего общего будущего. Понимаешь? Я не могу пока тебе рассказать. Но ты должна мне верить.

Смотрит мне прямо в глаза.

— Пожалуйста, скажи что-нибудь, Милана. Не молчи. Я скоро приеду и мы договорим. Хорошо? Я могу рассчитывать на твое благоразумие? Теперь есть не только ты и я, а еще и ребенок. Ты помнишь?

Киваю. Он улыбается. Опять прижимает меня к себе.

— Ты подождешь меня здесь. Мне так будет спокойнее.

— Но я…

— Нет, Милана, здесь, — твердо говорит он.

— Ты запрешь меня? Опять? — спрашиваю я.

— Нет. Я больше не буду тебя запирать. Ты останешься сама. Потому что так надо. Так будет лучше. Поверь. Я скоро приеду и тогда…

— Что тогда?

— Вот тогда и узнаешь.

Целует меня в макушку.

— Все, мне пора. Самолет через пару часов.

Опять берет мое лицо в руки.

— Милана, помни: я люблю тебя. Поняла? Просто знай это.

Потом целует в губы. Теперь уже по-настоящему. Долго. Страстно.

Отрывается с рыком и, схватив телефон, уходит.

Какое-то время я сижу одна, в гостиной.

Да, Дамир говорил красивые слова. Очень. Я хотела их услышать. Раньше. Но сейчас все эти слова просто меркнут перед воспоминанием о том самом видео. И перед осознанием, что ОН был там. Был! И не остановил! Позволил…