Именно о ней аббат де Шуази сказал, что «она красива, как ангел, и глупа, как пробка».

Король немедленно ощутил сильнейшее желание. Однажды вечером, не в силах более сдерживаться, он покинул Сен-Жермен в сопровождении нескольких гвардейцев и отправился в Пале-Рояль, резиденцию Мадам. Там он постучал в дверь условленным сигналом, и одна из фрейлин принцессы мадемуазель дез Адре, ставшая сообщницей влюбленных, проводила его в покои подруги. «Таким образом, — сообщает Прими Висконти, — он в первый раз овладел Фонтанж».

К несчастью, когда он на рассвете возвращался в Сен-Жермен, парижане его узнали, и вскоре мадам де Монтеспан получила исчерпывающие сведения об этой любовной авантюре. Ярость ее не поддается описанию. Возможно, именно тогда ей и пришла в голову мысль отравить из мести как короля, так и мадемуазель де Фонтанж.

Это более чем правдоподобно. Многочисленные сообщники Вуазен обвинят ее в этом в следующем году, когда начнется следствие по делу отравителей.

Как бы то ни было, она вновь побежала к колдунье за порошком и получила ужасное зелье, которое, без всякого сомнения, должно было воздействовать скорее на внутренности, чем на сердце Людовика XIV.

Этот визит к отравительнице оказался последним. Вскоре, а именно 12 марта 1679 года, Вуазен была арестована по распоряжению Лувуа.

Через три дня мадам де Монтеспан, обезумев от страха, внезапно оставила Сен-Жермен и укрылась в Париже. Современники, не ведавшие о связях маркизы с колдуньей, неправильно истолковали это бегство и приписали его размолвке между любовниками: «Все говорят, — писал Бюссн, — что в семействе случилась ссора из-за молодой фрейлины Мадам по имени Фонтанж. Кажется, король уже имел ее по обоюдному согласию, но надо подождать. После всей этой истории с Людр я не слишком верю в успешное продолжение новых связей…»

Спустя несколько дней Франсуаза, уверившись, что ее имя не было названо, слегка успокоилась и вернулась в Сен-Жермен. Однако по прибытии ее ожидал удар: мадемуазель де Фонтанж расположилась в апартаментах, смежных с покоями короля…

БЫЛА ЛИ МАДЕМУАЗЕЛЬ ДЕ ФОНТАНЖ ОТРАВЛЕНА МАДАМ ДЕ МОНТЕСПАН?

Женщинам присуще большее постоянство в ненависти, нежели в любви.

Гольдош

Через несколько дней странное действо совершалось в одном из подвалов Витри. Вокруг маленького столика, на котором стояла слепленная из белого воска статуэтка короля, собралось трое человек весьма подозрительного обличья.

Это были Гибур, Ла Уссе и еще один священник. Произнеся формулу магического заклятия, они стали колоть восковую фигурку булавками, читая при этом молитвы, которые при всем желании трудно было бы назвать католическими.

Сцена эта повторялась в течение девяти дней, и во время последней сходки три колдуна подожгли восковую фигурку. Король зашатался, рухнул, оплыл и превратился в белую пластинку, которую один из троих мужчин благоговейно поместил в шкатулку.

На следующий день шкатулка уже была в руках мадам де Монтеспан. Фаворитка спрятала ее в потайном ящике шкафа.

С тех пор как Франсуаза обнаружила на своем месте мадемуазель де Фонтанж, она твердо решила умертвить короля. Сначала ей пришло в голову устранить его при помощи прошения, пропитанного сильным ядом. Трианон, сообщница Вуазен, «приготовила отраву столь сильную, что Людовик XIV должен был умереть, едва прикоснувшись к бумаге». Задержка помешала исполнению этого плана: мадам де Монтеспан, зная, что Ла Рейни после ареста отравительниц удвоил бдительность и усиленно охранял короля, решила в конечном счете прибегнуть к порче, а не к яду.

Однако в отношении мадемуазель де Фонтанж ее намерения не изменились, но она предпочла использовать медленный яд, дабы создалось впечатление, что соперница «зачахла от горя и тоски после кончины короля».

Совершенствование медленных ядов было целью всех колдунов той эпохи, и мадам де Монтеспан уже в течение долгого времени производила ужасающие опыты. За несколько лет до этих событий Мадлен Шаплен, одна из сообщниц, снабжавших фаворитку наркотиками, отравила по ее приказу молодого лакея. У юноши началось обильное кровотечение, и его поместили в госпиталь Шарите: добрая хозяйка приходила к нему с визитом ежедневно, дабы собственными глазами видеть, как прогрессирует болезнь…

Через двенадцать дней несчастный умер, потеряв всю кровь, и Мадлен Шаплен была крайне расстроена. В самом деле, яд оказал слишком быстрое воздействие на организм, а потому было опасно пользоваться им при устранении видного лица. Подобная геморрагия (кровотечение) выглядела неестественной…

Неистощимые на выдумку сообщники маркизы применили новые составы, опробовав их на слугах, родственниках и знакомых. Наконец им удалось получить, отраву, убивавшую в течение многих недель, не вызывая никаких подозрений у медиков, которые во все времена отличались излишним любопытством…

* * *

Пока мадам де Монтеспан подбирала «смертельное вещество» для мадемуазель де Фонтанж, король с ужасом читал протоколы допросов Вуазен и ее приспешников. Убедившись, что королевство, «пораженное гангреной магии, кишит колдунами», он принял решение действовать с чрезвычайной строгостью и учредил специальную комиссию, призванную «беспощадно и сурово карать преступления и правонарушения, совершаемые при помощи яда».

Эта комиссия, заседавшая в Арсенале, получила название Огненной палаты, поскольку суды, вершившие дела по этим страшным преступлениям, происходили в те времена в зале с черной драпировкой и при свете факелов [77].

Узнав о создании комиссии, мадам де Монтеспан смертельно испугалась и на какое-то время затихла, опасаясь что-либо предпринимать. Но ненависть была сильнее осторожности, и вскоре она сговорилась с двумя негодяями (их звали Руманн и Бертран), в верности которых не сомневалась.

Было условленно, что Румани проникнет в покой мадемуазель де Фонтанж под видом торговца тканями, а Бертран будет сопровождать его в качестве слуги. Все их товары были отравлены: полотняные простыни, шелковые занавеси, перчатки и прочее было «подготовлено» в соответствии с рецептами колдунов.

В последний момент маркиза, которой, вероятно, дали знать, что Ла Рейнн вышел на след ее сообщников, приказала отложить визит к герцогине.

Тогда наступил момент короткой передышки: обе фаворитки, казалось, жили в добром согласии. Мадемуазель де Фонтанж делала подарки Франсуазе, а Франсуаза перед вечерними балами собственными руками наряжала мадемуазель де Фонтанж…

Людовик XIV, не подозревая о том, какой черный ангел обитает рядом с ним, оказывал внимание обеим своим султаншам и был, казалось, на верху блаженства… «Король, — говорит Прими Висконти, — живет с обеими фаворитками, словно в законной семье. Королева принимает их, равно как и внебрачных детей, так, будто это ее священная обязанность, ибо все должно происходить по воле монарха и в соответствии с заслугами каждой. Когда они слушают мессу в Сен-Жермене, то размещаются следующим образом: мадам де Монтеспан со своими детьми на возвышении слева, прямо перед всеми остальными, а мадемуазель де Фонтанж — справа; тогда как в Версале мадам де Монтеспан стоит по одну сторону от алтаря, а мадемуазель де Фонтанж — по другую, на высоких ступенях. Они молятся, перебирая четки или держа в руках молитвенник, поднимают в экстазе глаза к небу, Точно святые. Поистине, французский двор являет собой самую прекрасную комедию в мире…».

Но за этой комедией назревала драма. Молодость и изящество мадемуазель де Фонтанж приводили в исступление маркизу, достигшую сорокалетнего рубежа и страшно растолстевшую. «Она так раздалась пишет все тот же Прими Висконти, — что однажды, когда она выходила из кареты, я обратил внимание, что каждая из ее ног была толщиной с меня»..

Правда, галантный итальянец добавляет: «Справедливости ради, должен сказать, что я очень похудел».

Тем не менее мадам де Монтеспан разбухала на глазах, и соответственно возрастала ее ненависть.

Одно маленькое происшествие ускорило развязку. «Как-то раз, во время охоты, — рассказывает Дредю Радье, — мадемуазель де Фонтанж появилась в амазонке, украшенной кружевами, и элегантность ее костюма так выгодно подчеркивала изящество фигуры, что глаз нельзя было оторвать от этой изумительной красавицы. Несколько перьев, венчавших капризно уложенные волосы, оттеняли яркий цвет лица и тонкость черт. Когда ближе к вечеру поднялся небольшой ветер, она сняла капор и завязала голову лентой, так что бант оказался па лбу. Эта прическа, обязанная своим появлением скорее случаю, нежели кокетству, чрезвычайно понравилась королю, и он попросил мадемуазель де Фонтанж не менять ее. На следующий день все дамы украсили голову лентой, и эта случайная мода стала господствующей: двору принялась подражать столица, за Парижем последовала провинция, и вскоре эта прическа, получившая название Фонтанж, проникла в сопредельные страны…».

Мадам де Монтеспан не могла вынести, что новая фаворитка превратилась в законодательницу мод. Она вновь обратилась к своим преступным замыслам…

Внезапна, 23 января 1680 года, в городе и при дворе с величайшим изумлением узнали, что в отношении ненескольких весьма видных особ принято «постановление об аресте» в связи с причастностью к делу отравителях.

В полдень стали известны имена: граф де Клермон, две племянницы Мазарини — графиня де Суассон и герцогиня де Буйон, принцесса де Тент, маркиза д'Аллюн, графиня дю Рур, Мари де ла Марк, жена кавалерийского полковника де Фонте, герцогиня де ла Фертс, маркиза де Фекийер, маркиз де Терм, наконец, знаменитый полководец, ученик Великого Конде, Бутвиль Монморанси, герцог Люксембургский и маршал Франции…

Вечером разнеслась новость, что графиня де Суассон скрылась, признав тем самым свою виновность…

Скандал был оглушительным.

Парижане, которые в 1676 году с большим удовольствием наблюдали за казнью мадам де Бренвилье — также уличенной в отравительстве, — требовали послать на костер всех обвиняемых…