Пора веселых ужинов Пале-Рояля давно прошла…

Иногда Филипп, очнувшись от тяжкой полудремы, проявлял интерес к нынешним похождениям своих бывших любовниц — и в его единственном глазу зажигался тогда веселый огонек. Он оживлялся, когда ему рассказывали пикантные подробности недавних скандалов, и радовался, узнавая, что многих дам «испортили» и что королевскому хирургу Ла Пейронни приходится заниматься в основном дурными болезнями.

Регентство завершалось в гнилости и мерзости самого отвратительного разврата.

* * *

8 декабря 1722 года в возрасте семидесяти одного года скончалась принцесса Пфальцская. Народ придумал ей жестокую эпитафию:

«Здесь покоится праздность, мать всех пороков».

Филипп был потрясен смертью матери и впал в полную прострацию. Когда 16 февраля 1723 года Людовик XV достиг совершеннолетия, это было встречено общим вздохом облегчения.

Регентство завершилось.

И тогда злосчастные герои этой грязной эпохи стали исчезать с такой быстротой, словно речь шла об актерах дурной комедии, которая наконец закончилась.

В начале лета слег, чтобы больше не подняться, кардинал Дюбуа. «У него было воспаление мочевого пузыря, следствие его распутства, и он втайне от всех приглашал к себе самых искусных врачей — не потому что стыдился своей болезни, а оттого, что, как и все министры, старался скрыть недомогание».

В августе наступило обострение, и было решено делать операцию. Ла Пейронни, принеся глубочайшие извинения кардиналу, который отвечал проклятиями, отрезал насквозь прогнившие гениталии.

На следующий день, 10 августа, Дюбуа умер без покаяния, лишившись, как говорит Матье Маре, «даже утешения забрать с собой в мир иной то, что ему отхватили начисто…»

С этого момента регент стал стремительно приближаться к своему концу. Ему угрожала апоплексия, поэтому врачи каждый день прибегали к кровопусканию.

2 декабря, отяжелевший, с побагровевшим лицом, он сидел в розовой гостиной в обществе мадам де Фалари. «Закрывшись с ней, он забавлялся в ожидании часа, когда надо будет работать с королем; молодая женщина, распустив белокурые волосы, положила голову на колени принцу, но тот внезапно тихо сказал:

— Друг мой, я немного устал, и в голове у меня тяжесть. Почитай мне какую-нибудь сказку, у тебя это так хорошо получается. У меня страшно ломит затылок» 2.

Герцогиня тогда села в кресло рядом со своим любовником. Внезапно герцог Орлеанский покачнулся и упал ей на руки. Увидев, что он потерял сознание, молодая женщина «с вполне понятным испугом принялась звать на помощь. Она кричала изо всех сил, но никто не откликался. Тогда, кое-как прислонив бедного принца к спинке кресла, она побежала в кабинет, затем в спальню, в прихожую, но никого не встретила и бросилась на галерею, а потом и во двор» [107].

На бегу она повторяла: «Иисус, Мария, сжальтесь надо мной». Наконец ей попался слуга, который и поднял тревогу во дворце. В кабинет, где лежал регент, ринулось множество людей. Один из камердинеров, уложив его на пол, попытался пустить ему кровь. В этот момент вошла мадам де Сабран. Злобная натура ее взяла верх над состраданием, и она закричала:

— Не надо делать кровопускание. Пусть эта дрянь о нем заботится!

Рыдающая мадам де Фалари проглотила оскорбление, а камердинер произвел операцию. Но все было тщетно. В семь часов вечера регент скончался, не приходя в сознание.

Потрясенная мадам де Фалари бежала в Париж [108].

Тело регента, замаранное развратом, претерпело поношение и после смерти. Вот как рассказывает об этом Барбье: «Ужасная и необыкновенная вещь случилась после кончины герцога Орлеанского. Как обычно, тело вскрыли, чтобы набальзамировать, а сердце захоронить в Валь-де-Грас. В это время в комнате находилась датская собака принца, которая внезапно, так что никто не успел вмешаться, схватила сердце и проглотила почти целиком. Судя по всему, это свершилось во исполнение какого-то проклятия, ибо пес этот всегда ел досыта и никогда ничего не брал без позволения. Об этом происшествии старались никому не рассказывать и скрывали его как могли, но все это истинная правда» [109].

* * *

Так ушел в небытие человек, чьи безбожие и беспутство, глубоко возмутив народ, поколебали устои монархии, ибо престиж ее оказался подорванным самым опасным образом. «Регентство представляет собой пролог революции, — написал один из историков, — оно уничтожило прошлое и посеяло зерна будущего».

Разумеется, женщины несут свою долю ответственности за это уничтожение.

Если Мария Манчини своей образованностью, Генриетта Английская своим политическим чутьем, Луиза де Лавальер изяществом, мадам де Монтеспан хитроумным коварством, мадемуазель де Фонтанж элегантностью, а мадам де Ментенон умом способствовали расцвету Великого века, то мадемуазель Демар, мадам д'Аверн, мадам де Тансен, мадам де Парабер и прочие излишне доступные и легкомысленные женщины своим развратным поведением произвели переворот в умах.

А вслед за ними явятся другие, не столь беззаботные, но столь же бесстыдные — и процесс разрушения обретет неудержимую силу. В царствование Людовика XV вся власть окажется в руках нескольких восхитительных женщин, но воспользуются они ею с удручающим легкомыслием.

И здесь остается только развести руками в изумлении: в течение целого тысячелетия женщины благодаря своему шарму, обаянию и красоте играли решающую роль в возведении и укреплении французского трона, и всего за семьдесят лет с помощью все тех же шарма, обаяния и красоты они добьются того, что здание французской монархии рухнет с оглушающим треском.