Себастьян сроднился с Сиэтлом. Почти всю свою жизнь, кроме первых нескольких лет, он провел в штате Вашингтон. Здесь похоронил мать. Себастьян любил океан с его напряженной энергией. С детским восхищением он встречал морских пехотинцев и наблюдал за истребителями с романтичным названием «морской сокол». Мог подолгу смотреть из своих окон на гору Рейнир – самую высокую вершину штата. Видит Бог, ради этого вида из гостиной он много лет работал, как проклятый.

В штате Вашингтон жили его друзья. Добрые верные друзья, со многими из которых отношения сложились еще в студенческую пору. Да, здесь он жил, но почему-то больше не чувствовал себя дома. Его место в четырехстах милях в юго-восточном направлении. Там, где живет любящая его женщина. Только с ней ему хотелось проводить все свободное время, с ней всегда было интересно разговаривать обо всем на свете.

Себастьян опустил взгляд на оживленную улицу под окном. Клер не просто нравилась ему. Оспаривать очевидный факт не имело смысла. Бороться с собственной душой было бесполезно. Правду он осознал постепенно, нехотя, изо всех сил пытаясь сопротивляться ее натиску. Он любил смех Клер, и даже тот цвет, в который она красила ногти на ногах. И хотя терпеть не мог сентиментальные кружева и салфеточки, которыми она заполнила дом, но обожал женственность и девчачью уязвимость. Он любил Клер Уингейт, а Клер Уингейт любила его. Впервые в жизни любовь женщины не казалась Себастьяну поводом к немедленному бегству.

Себастьян отвернулся от окну. Да, он любил Клер. Любил, но, тем не менее, больно обидел. Он хорошо помнил выражение ее лица в день расставания и понимал, что вряд ли возможно просто снять телефонную трубку и сказать: «Привет, Клер. Я вот тут немного подумал и решил, что тоже тебя люблю».

И тогда Себастьян снял трубку и позвонил отцу. Не то чтобы он считал Леонарда крупным специалистом в делах любви и отношений с женщинами. Но возможно, отец знал, что следует делать.


Клер копалась на чердаке в доме матери в поисках полога для кровати. Она уже объездила весь город, но так и не нашла ничего подходящего. А среди фамильных сокровищ Уингейтов вполне можно было отыскать именно то, что требовалось.

На следующий после разрыва с Себастьяном день она сняла с постели свои любимые баттенбергские кружева. Вон ненавидел тряпочки, ленточки и бантики, а теперь они к тому же слишком остро напоминали о былых шутливых спорах, словесных баталиях и страстных объятиях. Как же смотреть на эту красоту каждую ночь, лежа без сна?

Миновало уже три недели с того рокового дня, когда она, встретив в торговом центре Лонни, поняла, что снова влюбилась в человека, который не способен на ответную любовь. Но на этот раз невозможно было даже обвинить его во лжи. Себастьян никогда не любил ее, и отсутствие романтической составляющей следовало воспринимать просто как факт. Но разве можно было предположить, что она полюбит этого опасного человека?

После завершающего разговора в саду Клер приехала на такси домой и три дня провела в постели, рискуя подорвать здоровье передозировкой слезливых мелодрам. В конце концов, подруги заволновались и организовали спасательную экспедицию.

Хорошей новостью оказалось то, что она не пыталась вылечиться ни спиртным, ни случайной близостью. Об, этом Клер даже думать не хотелось. Плохая же новость заключалась в невозможности излечиться от сердечной боли и чувства к Себастьяну Бону. Любовь проникла слишком глубоко и пустила корни. А вдобавок крепко-накрепко оплела сердце.

Клер открыла старинный шкаф и принялась перебирать сокровища. Накидки, покрывала, шторы, скатерти подзоры, дорожки, салфетки и салфеточки – все эти произведения искусных мастеров казались ей сейчас ужасно легкомысленными и безумно кружевными. Проведя в бесплодных поисках целый час, Клер, наконец, сдалась и начала спускаться по антикварной винтовой лестнице. Долетевший из кухни голос заставил ее замереть на нижней ступеньке. Дыхание остановилось. Сердце сорвалось с ненадежного крючка, на котором висело в последнее время, и покатилось под ноги.

– Где Клер?

– Себастьян? Когда ты приехал? – спросила Джой.

– Ее «лексус» стоит во дворе. Где она?

– Господи! На чердаке, разбирает кружева.

Тяжелые шаги прозвучал и сначала по кафельным плиткам, потом по деревянному полу. У Клер почему-то внезапно задрожали руки. Ведь говорили, что он не собирается приезжать. Но вот Себастьян вошел в дверь, и Клер изо всех сил вцепилась в перила. В груди ее снова что-то взорвалось – почти также, как в «Брукстоне», когда она стояла у всех на виду и даже разговаривала, а на самом деле тайно увядала и умирала. Себастьян пролетел по коридору, словно за ним гнался сам дьявол. Клер даже не успела пошевелиться, как он оказался перед ней и пришпилил ее к перилам пронзительным взглядом зеленых глаз. Он стоял так близко, что полы ее расстегнутой черной кофты касались голубой рубашки.

– Клер, – негромко произнес он. Одно-единственное слово прозвучало подобно ласковому прикосновению. А потом Себастьян наклонился и нежно ее поцеловал.

Не в силах пошевелиться, Клер не сопротивлялась. Она позволила себя поцеловать. Позволила душе вспомнить нежность и тепло. Позволила поцелую проникнуть в глубь ее существа и осветить одинокие уголки, которые так любил ласкать Себастьян. Сердце одновременно и обливалось слезами, и радовалось. И все же, прежде чем пришелец успел потребовать большего, она подняла руки и решительно его оттолкнула.

– Как же ты хороша, – прошептал он, разглядывая ее растерянное лицо. – Впервые за долгое время чувствую себя живым.

Себастьян медленно убивал ее. Снова. Клер отвернулась, пока любовь не проявила себя горючими слезами.

– Что ты здесь делаешь?

– Во время нашей последней встречи я сказал, что если ты уйдешь, то я ни за что не пойду следом. Но как видишь, пришел. – Теплыми пальцами он осторожно повернул к себе ее лицо. – Через два месяца мне исполнится тридцать шесть. И представь, я впервые в жизни влюбился. А поскольку влюбился в тебя, то решил, что неплохо было бы разделить эту новость именно с тобой.

Клер почувствовала, как замер мир внутренний и остановился мир внешний.

– Что ты сказал?

– Я тебя люблю.

Она покачала головой. Должно быть, дразнит, как всегда. Насмехается.

– Правда. Честное слово. Люблю той любовью, от которой едва не останавливается сердце, которая заставляет задыхаться и сходить с ума по одной-единственной в мире женщине. Все случилось именно так, как ты предсказала.

Нет, верить нельзя. Опасно для жизни.

– Может быть, тебе просто показалось, что любишь. А на самом деле это скоро пройдет.

Настала очередь Себастьяна покачать головой.

– Видишь ли, я провел жизнь в ожидании чувства, способного оказаться больше и сильнее меня. Своевольного и всемогущего, которое невозможно контролировать, спрятать или убить. Ждал так долго… – Голос его задрожал, и Себастьян на мгновение замолчал, пытаясь справиться с волнением. – Всю жизнь я ждал тебя, Клер. Я люблю тебя. Пожалуйста, не говори, что это не так.

Клер поморгала, прогоняя с глаз пелену. Таких прекрасных слов ей не говорил никто и никогда. И даже она сама в минуту творческого вдохновения не смогла бы сочинить столь убедительного признания.

– Пожалуйста, не пытайся снова меня одурачить.

– Никаких дурачеств. Я люблю тебя, Клер. Люблю и хочу провести с тобой всю оставшуюся жизнь. Представляешь, я даже посмотрел «Красотку в розовом».

– Правда?

– Да. Ну и гадость! – Он взял ее за руку. – Но ведь я люблю тебя. И чтобы доставить тебе удовольствие, готов смотреть с тобой слюнявые подростковые киношки.

– Тебе вовсе незачем смотреть со мной слюнявые подростковые киношки.

– Слава Богу! – Себастьян поднял свободную руку и поправил выбившуюся темную прядку. – Вообще-то я кое-что тебе привез, но оставил в машине. Побоялся, что Джойс не разрешит принести в дом.

– И что же это?

– Ты сказала, что хочешь мужа, детей и собаку. Вот я и явился со щенком йоркширского терьера, которого всю дорогу неприлично тошнило. И при этом полностью готов работать над появлением детей.

Надо же. Он снова сумел заглянуть в одинокое сердце и исполнить ее мечту. Ничего не забыл: ни детей, ни собаку.

– Но у меня для тебя ничего нет.

– А мне ничего и не нужно. Я хочу только тебя. И впервые за долгое-долгое время чувствую себя спокойно и уютно.

Теперь слезы потекли ручьем, но Клер даже не пыталась их спрятать. Она поднялась на цыпочки и крепко обвила руками шею Себастьяна.

– Я люблю тебя.

– Только не плачь. Ненавижу, когда плачут.

– Знаю. Еще ты ненавидишь бегать по магазинам. И спрашивать дорогу.

Он жадно прижал ее к груди.

– Понимаешь, я продал свою квартиру, и теперь мне негде жить. Процедура отняла много времени, а не то я примчался бы к тебе сразу, как только понял, где мое настоящее место.

– Значит, ты бездомный? Бродяга? – сочувственно прошептала Клер ему в шею.

– Нет. Мое пристанище – Ты. – Себастьян согрел поцелуем ее висок. – Никогда не мог понять мать, когда она говорила, что наконец-то нашла свой дом. Не верил, что одно место на земле может чем-то отличаться от другого. А вот теперь прекрасно понимаю. Мое место рядом с тобой. Больше я никуда от тебя не уеду.

– Разве так бывает?

– Клер. – Себастьян немного отстранился и протянул ей кольцо. Фантастическое, с бриллиантом в четыре карата.

– О Боже! – изумленно выдохнула она. Потом медленно подняла взгляд и посмотрела Себастьяну в глаза.

– Прошу тебя, выйди за меня замуж.

Горло сжалось от нахлынувших чувств, так что слова застряли по дороге, а потому Клер просто кивнула. Автору романтических историй не пришло в голову ничего романтического. Когда ей удалось что-то произнести, она еще раз повторила:

– Я люблю тебя.