Мажердом стукнув булавой, приглашал к столу. Все засуетились и отправились к столам. Меншиков было завёл длинную речь, но приметив сердитый государев жест, перестроился моментом: «Бомбардир-капитану виват на долгие, долгие времена!» «Вива-а-а-т!» — пронеслось под сводами. А Пётр в ответном слове говорил про город на Неве. Просил понять и помочь. Так и говорил: «Требую, камрады, и прошу! В дьявольских муках иду и не проторенной дороге…» Окружённый тянущейся к нему с кубками толпой, он не успевал чокаясь кивать — помощникам, нужным, подневольными и прибитыми к нему временем. Кэт пила рейнское и улыбалась. Его силы и энергии хватит на десятерых, а досталось одному. Перенапряг всех от себя до работников, но дело-то сдвинул с мёртвой точки.

26 мая, забрав с собой девочек, отправились в Петербург. Пётр был доволен тем, что Кэт не отказалась его сопровождать, правда так и не понял, для чего она потащила с собой дочерей, которых он собирался оставить под покровительством сестры, но вмешиваться не стал. Все его мысли на сей раз были устремлены в Петергоф. Дорога была раскисша и не проста, но рядом с Катериной приятна. Что сделаешь с собой, если Катенька в сердце каждое мгновение. Он самолично, водя её под руку, изволил рассматривать место сада и назначить места плотины, грота и фонтанов. И этим не ограничился, опять же лично наметил первоначальный план ансамбля. Кулаком пригрозил в художественный облик вкладывать идеи утверждения России на море и прославления её как крупнейшей морской державы. Вот так всё понятно и всё конкретно. Каждый план он утверждал сам. После визита Петра в Петергоф были присланы тысячи рабочих людей, крепостных, солдат.

Он брал её с собой в заграничные поездки по Германии, во Францию. По тому как без любимой Катеринушки на долго никуда. Но пока она предпочла это делать в мужском платье. Кэт везде появлялась с посольством и в форме офицера Преображенского полка. Она не хотела связывать его собой. Пётр ехал, как правило, не с официальным визитом, а как Михайлов и ехал не прожигать время, а работать. Из каждой поездки он привозил какие-нибудь планы: то каскадов, то фонтанов, то парков или каналов. Царь осматривал усадьбы французских королей и вёз с собой рукописные книги и чертежи, кликал зодчих и приказывал строить. Но балами тоже не гнушался. Был по каждому приглашению. И только на балах она была под руку с Петром в ослепительном наряде и дорогих украшениях. «Мой милый друг, Катеринушка», — представлял он. Меншиков держался от греха подальше сторонне. Кэт же, стараясь не потеряться в сверкающем великолепии, где залы были один величественнее другого, а соблазны и приключения караулили на каждом шагу. Осторожно рассматривая чудесные розовые драпировки и огромные зеркала, старалась не выпускать из вида царя. Тот, щурясь от бликов ярких люстр и множества канделябров, посматривал на неё. А поначалу задумано было держаться Кэт поодаль семей послов. Но царь не выдержал. Во — первых, ему было приятно проводить время рядом с ней, да и присматривающиеся к красавице кавалеры так были на глазах. Маркиз в кружевах, духах и перьях ножкой шаркал и барон улыбку тянул. Кавалеры мать твою… косясь на которых царь морщился точно от зубной ломоты. «До чего же великолепна!» — восхищались заморские серцееды и тут же находились желающие на такую красавицу. Первый же раз, заметив такой надрыв в усердии около её ручки издалека, Пётр стерпеть не смог. Ловко и нахально оттерев изысканного поклонника, вывел Кэт на танец. Одной рукой он вёл Кэт, а второй поиграв за спиной, вывернул фигу незадачливому кавалеру. Чрезвычайный посланник шептались с генеральным консулом: «Из какого бы сословия ни происходил русский, в каком бы модном платьем ни был — внутри каждого, и даже царя, крепко сидит дикарь». Собеседник кивал головой: «Оно так, но всё-таки в этих русских что-то есть». «Да, что-то есть», — согласился английский посланник. А Пётр, танцевал один танец за другим, давая горячей голове успокоиться. А обиженный барон бегал со шпагой, но Михаил, находившийся при царской особе и присутствующий на такой диковинки, как заморский бал, успокоил претендента кулаком. Впаяв между глаз. Шпага хорошо, романтично и красиво, но кулак надёжнее. По — русски. Опять же их головы принадлежат России и по ерунде такое богатство терять нечего. Пётр, вернувшись, заметил исчезновение барона. Да и маркиза не видать…

— Куда барон разлюбезный подевался? — ухмыльнулся он. — Так ножкой шаркал, аж в груди спирало?

Михаил, стойко выдержав взгляд царя, не дрогнул.

— Отдыхает, мин херц, разочарование…

Меншиков, приехавший в посольском поезде и бывший при царской особе на балу, отвёл глаза и ухмыльнулся: «Долго отдыхать будет, наверняка, до конца бала».

Пётр сощурил глазки, они из огромных враз превратились в щёлочки.

— Ну да мели Емеля… Куда приложил?

Михаил щёлкнул каблуками, аж зазвенели в смехе шпоры.

— Государь, жить будет, — заверил он его.

— А маркиз?

— И кот этот тоже… отдыхает… А чё ему сделается… Даже кружева не помял.

Пётр повёл усами вверх, вниз.

— Мужичьё… никакого понятия. Это ж… дворянская кровь…

Михаил таращил глаза.

— Государь, да разве это дворяне… — коты и попугаи…

— Но-но… Поговори у меня… французких маркизов…

— Больше не буду…

— Вот то-то…

Катерина прыснула в кулачок. Пётр тоже спрятал улыбку в подстриженных усах.

— Вот не можешь ты, сокол мой, по — европейски.

— Я шпагу, мин херц, обнажаю только на врага. Для дураков у меня завсегда припасён кулак. Очень эффективное средство.

Крыть царю было нечем. Пётр, тем не менее, указал Михаилу на угол за колонной: «Считай, что тебе повезло. Не высовывайся». Тот кивнул и послушно последовал в направлении указанном царём.

Кэт немного побаивалась. Россию считали варварской страной, а Петра русским медведем, но приняты они были в высшей степени доброжелательно. Народ шушукался рассматривая Кэт и Петра в лорнет. А русский медведь с медведицей весьма не дурны. Воспитаны, начитаны, умны, красивы… Разговаривают на многих языках, разбираются в музыке, литературе, живописи, скульптуре, архитектуре. А его подруга ко всему прочему ещё и грациозна, обворожительна, проста в общении. Пётр сам не сводил с Кэт полных восторга глаз. У него было много женщин. Были и очень красивые. Их было так много, что он не помнил даже их имена, но ни одна не могла сравниться с ней. Ни одна из Евиных дочек не обладала тем чувствам магнетизма, который исходил от Кэт.

— Послушай, детка… — он произнёс это понизив голос и наклонившись к её милому личику, — пойдём-ка веселиться. Нам выпадает так мало времени быть вместе счастливыми.

Они, не скрывая своих чувств, дарили друг другу улыбки и были обворожительны.

А Меншиков наблюдая за ней, мрачно усмехаясь, кусал губу: «Да, красотка великолепна. Какая изумительная упругая походка, длинная шейка и дивные ручки. Царю как мёдом намазали, да и кто б отказался от такого блюда… Опять же характер насколько твёрдый, на столько и податливый. Сошлась со всеми…» Алексашка не додумал, что лишь с ним держалась крутенько. Но он время зря не терял, как всегда мудрил. Мудрил в свои плюсы. Эта поездка удачный случай избавиться от неё. Нейтральная территория. Но подобраться к ней, чтоб не вызывать подозрений, не смотря на неимоверные старания не удавалось. Да и во многих планах под удар попадал царь, а этого Алексашке было не надо. Рановато. «Как заколдовали ведьму!» — скрипел зубами он задыхаясь злостью, вставал столбом посреди аллеи. Где ещё он мог быть самим собой. Всё имеет свои глаза и уши, даже стены.

А Кэт и Пётр между делом наслаждались временем подаренным им судьбой. Они посещали званые обеды и приёмы. Их не могли не приглашать, всем было интересно посмотреть на царя Московии, побившего шведа и надоевшего всем выскочку Карла. Пётр возил её по паркам и дворцам, обещая, что в Петербурге сделает не хуже. Меншиков посматривая на фонтаны, скульптуры и цветники вздыхал:

— Красота, мин херц!

Пётр кивал кудрявой головой.

— Чужая красота. Мы обязаны свою жизнь сделать не хуже. Человек должен жить на своей земле и стараться для неё. Ничего дайте срок и они будут приезжать удивляться нашим городам и нашему блеску.

Кэт знает — так и будет. Он во всём велик. Что в плохом, что в хорошем. Если любит, то до конца. Ненавидит — до уничтожения. Непременно построит такое, какого нет нигде в мире и на века. Сильною рукою он дал новое движение России и возврата в старину уже не будет никогда.

— Государь, а если понравится и привыкнут? — ухмылялся Алексашка. — Вон наших сколько сюда загнали. Москва не Париж!

Зорко наблюдая за вьюношами, Пётр примирительно, но несколько суховато произнёс:

— Пусть едут. У них есть выбор. Свобода. Это вольная птица. Вернутся. Там много соблазнов, но нет возможности распустить крылья. Они для полёта созданы. А я даю им возможность разбега. Даю возможность парить над Россией. Я реалист. Будет отсев, безусловно, но не большой. К чужбине привыкнуть нельзя. Ностальгия сожрёт. Тоска загложет. Вернуться, куда им деваться, если они любят Россию. Тоска по родине вернёт. — Он покосился на Кэт и добавил:- К чужим краям привыкает только женщина. Так определила природа. Для неё дом рядом с любимым.

Его слова были услышаны, у Катерины порозовели щёчки. Он легонько сжал пальчики Кэт. Она вспыхнув сошлась с ним покорным взглядом. В честь памяти о днях, проведённых ей в этой чудной стране, он велел Кэт выбрать фонтан, который обещался перенести в Петергоф. Вроде бы разговор окончен, но Пётр подумал ещё про страх держащий Россию и её народ в ежовых рукавицах. Общий страх — символ русского общества. Он живёт за каждым ставнем, забором, пеньком. Он и сам, со дня своего рождения, опоясан этим страхом от головы до пят. Никогда не лишиться его родине страха. Никогда. Он впитан с молоком, течёт в крови. И это тоже держит и вертает народ.