— Тебя волнует мое самочувствие? Ты поздно спохватился! — мстительно выпалила она. — Если со мной что-то случится, виноват в этом будешь ты, так и знай!

— Разденься, Кэти, — отрывисто повторил он и, шагнув к камельку, расположился в кресле, которое до этого занимала Марта. Во внезапном приступе ярости Кэти сорвала со своих плеч его фрак и запустила им в Джона.

Джон поймал необычный снаряд без всякого труда. Кэти бессильно сжала кулачки и тяжело опустилась на постель. Эта небольшая вспышка до конца истощила ее силы. Голова у нее шла кругом, но она согласилась бы скорей умереть, чем позволила бы ему раздеть себя после тех унижений, которым он ее подверг!

Джон, слава Богу, на нее уже не смотрел. Он извлек из фрачного кармана толстую коричневую сигару и нагнулся к огню, чтобы прикурить от тлеющей головешки. Пристрастие к виргинским сигарам появилось у него после возвращения в Вудхэм — к вящему неудовольствию Кэти, не любившей запаха табака.

Глубоко вздохнув, Кэти подняла руки и принялась возиться с крючками, на которые было застегнуто на спине ее платье. Джон развалился в кресле и, вытянув вперед длинные ноги, рассеянно созерцал пляшущие языки пламени и лениво попыхивал сигарой. Над его головой образовалось облачко густого дыма. Дым пополз к Кэти и, окружив ее, забился в ноздри; при этом она почувствовала, как зловещая судорога сжала ее желудок. Она торопливо поднесла ко рту ладонь, но было уже слишком поздно. У Кэти потемнело в глазах, и ее вырвало прямо на пол.

Когда сотрясавшие ее спазмы утихли, Кэти увидела, что рядом с ней стоит Джон.

— Это все из-за твоей проклятой сигары! — выдавила она в свое оправдание, когда он уселся на край постели и начал осторожно вытирать ей лицо влажным полотенцем.

— Не думаю, — ответил он, становясь на колени, чтобы стащить с нее туфельки. Кэти была настолько слаба, что не могла даже сидеть. Она откинулась на перину, ее ноги остались болтаться над краем постели. Джон продолжал: — Сколько же ты выпила?

— Я не пьяна! — возмущенно возразила Кэти, негодуя при одной мысли о том, что он посмел приписать ей такое. — Я пила только лимонад.

— И шампанское, — спокойно поправил ее Джон. — Я видел, как ты его хлестала, но мне и в голову не приходило…

— Заткнись! — огрызнулась Кэти, дав волю своим чувствам. — От шампанского не пьянеют!

— У тебя это получилось как нельзя лучше, моя дорогая, — его насмешливый голос разъярил Кэти. После всего, что он учинил сегодняшней ночью, он еще имел наглость над ней подсмеиваться! Собрав остаток сил, она приподнялась, и ее рука, описав в воздухе широкую дугу, звучно хлестнула Джона по шершавой щеке. С некоторой опаской она смотрела, как он ошарашенно трет лицо. Он все еще стоял перед ней на коленях, и его глаза находились приблизительно на одном уровне с глазами Кэти.

— Ты это заслужил! — решительно сказала она, снова опрокидываясь на перину.

— Заслужил или нет, я тебе не советую повторять эти штучки, — протянул он после долгой паузы. — В следующий раз ты можешь получить сдачи.

— Пугай, пугай, — пробормотала Кэти, закрывая глаза, чтобы не видеть закружившегося над ней потолка. Когда она вновь разомкнула ресницы, над ней крепостною башней возвышался Джон. Пока она щурилась и моргала, его лицо опускалось все ближе и ближе, постепенно вплывая в фокус.

— Убирайся! — прошипела она.

— Через пару минут, — спокойно пообещал он и, бережно взяв ее за плечи, перевернул на живот. Она чувствовала, как его проворные пальцы движутся от крючка к крючку, расстегивая их. Он стянул с нее платье, отбросил его в сторону и начал колдовать над корсетом. По-видимому, его тесемки были стянуты в очень тугой узел. Кэти расслышала, как он пробормотал «черт!», пытаясь их развязать. Преуспев в этом, он ловко ослабил шнуровку и наконец снял корсет.

— Меня тошнит, — внезапно простонала она.

— Потерпи, — успокаивающе произнес он, ласково прикоснувшись руками к ее бедрам, прежде чем стянуть с ее ног чулки и подвязки. — Когда ты разденешься, я принесу тебе лекарство, которое тебе поможет.

— Стрихнин? — поинтересовалась она с мрачной бравадой, но Джон проигнорировал ее задиристый тон. Он перевернул ее на живот, и Кэти была слишком слаба, чтобы помышлять о сопротивлении. Теперь на ней оставались только полупрозрачная

нижняя сорочка и растерзанные панталоны. Джон рывком стащил сорочку через ее голову, а затем развязал на панталонах шелковый пояс, и они соскользнули с ее ног. Джон отвернулся и шагнул в дальний угол комнаты, где стоял платяной шкаф.

— Ты куда? — не удержавшись, спросила она, чувствуя себя покинутой. Джон, занятый перекладыванием стопок с нижним бельем, покосился на нее через плечо.

— Разве ты не хочешь спать в ночной рубашке?

— А-а, — пробормотала Кэти и кивнула. Ее недавний гнев потихоньку испарялся. Болезненная круговерть в голове не позволяла ей сосредоточиться на своей обиде.

Джон вернулся к постели, с его руки свешивалась шелковая сорочка. Она послушно дала поднять себя на ноги и с облегчением прислонилась к его широкой груди, пока он просовывал ее голову через узкий вырез сорочки. Исходящий от него терпкий мужской запах был очень приятен. Кэти невольно зарылась лицом в прохладное накрахмаленное полотно его манишки. Его руки обвили ее, и он, приподняв девушку, бережно уложил ее на перину так, чтобы ее голова оказалась прямо на подушке. Когда он аккуратно подтянул одеяло к ее подбородку, Кэти обиженно заморгала глазами.

— У меня болит голова, — заявила она, словно видела в этом и его вину. Он улыбнулся с неожиданной теплотой и обаянием.

— Я тебя вылечу, — пообещал он, шутливо проводя пальцем по ее точеному носику. — Эх ты, совсем пить не умеешь.

Не успела Кэти сонно нахмуриться, как он уже ушел, чтобы через пару минут вернуться с бокалом для бренди, полным какой-то бурой смеси, очень подозрительной на вид.

o — На, выпей, — он присел на край постели и протянул ей бокал.

Кэти приподнялась на локтях. Малейшее усилие стоило ей очередного приступа тошноты.

— Что это такое? — подозрительно спросила она.

— Клин клином вышибают. Здесь виски и еще кое-что. Выпей, моя любимая.

Он обнял ее за спину, помогая держаться прямо, и поднес бокал к ее губам. Кэти, зажмурив глаза, проглотила жидкость. Отвратительный вкус заставил ее закашляться. Но когда бунт в ее желудке утих и она снова растянулась на постели, ей пришлось признать, что она действительно чувствует себя лучше.

Казалось, что она просто парит в пространстве, не ощущая веса своего тела. Вдруг она услышала, как скрипнули пружины кровати — это поднялся на ноги Джон.

— Не уходи, — пробормотала Кэти, едва размыкая слипающиеся глаза. — Пожалуйста.

— Я не уйду, — пообещал Джон.

Глядя на засыпающую жену, он поморщился, словно от зубной боли. Вопреки строжайшим запретам, принятым им самим, она могла вертеть им, как будто он был тряпичной игрушкой. Он подошел к камельку и невидящими глазами смотрел сквозь пламя, не уставая поражаться, до каких несуразностей может дойти человек, охваченный любовной страстью.

Спустя пару часов Кэти разбудил треск лопнувшей головешки. Спальня была погружена в темноту и населена таинственными тенями. В воздухе витал легкий запах табачного дыма, сразу же напомнивший ей о муже. События этой ночи припоминались Кэти очень смутно, но в ее памяти всплыло, как нежно он ее раздевал, а потом называл своей любимой. Любимой. Она довольно улыбнулась.

Ее внимание привлек яркий оранжевый огонек на кончике сигары. Она напрягла зрение и едва разглядела длинную худощавую тень, сгорбившуюся в кресле перед камином.

— Джон? — выдохнула она, наверняка зная, что здесь не могло быть никого, кроме него.

Сигара полетела в камин, а темная фигура, поднявшись на ноги, пересекла спальню и остановилась у ее постели. Это и в самом деле был Джон.

— Как ты себя чувствуешь? — тихо спросил он.

— Одиноко. — Кэти сопроводила свою жалобу глубоким вздохом Она больше не видела надобности скрывать от него свою любовь, коль скоро он сам признался ей в этом. Любимая… Любимая… Эти слова отзывались внутри нее благословенным эхом.

— Что ты имеешь в виду? — спросил Джон после долгой паузы. Он говорил сухо, словно защищаясь от незаслуженного обвинения. Кэти хотелось разглядеть выражение его лица, но в спальне было слишком темно. Ах, все равно еще будет завтрашний день, чтобы говорить о любви от рассвета до сумерек. А сейчас Кэти желала более осязаемых доказательств.

— И к тому же мне холодно, — жалобно прошептала Кэти, и ее рука, выскользнув из-под одеяла, поползла вверх по его бедру. — Разве ты меня не согреешь?

— Господи, Кэти, ты до сих пор пьяна, — простонал он. Кэти улыбнулась в темноту. Да, она была пьяна. Пьяна хмельным нектаром его любви. Она передвинула руку еще выше, дразня пальцами выпуклость на его брюках. Он начал пятиться назад, но потом замер на месте. Он что-то прохрипел и своей рукой крепко прижал к себе ее нежную ладонь.

— Я тебя хочу, — придушенно произнес он. Растопыренные пальцы Кэти месили тонкое сукно его брюк. Она прикоснулась к гладкой на ощупь пуговице и высвободила ее из петли, а затем проделала то же самое с ее ближайшей соседкой. Ее холодные пальчики проникли внутрь и начали поглаживать его горячую плоть.

— Боже, — простонал он, опускаясь на постель рядом с нею. Теперь их слиянию препятствовало толстое атласное одеяло, и Джон нетерпеливо отшвырнул его в сторону, одновременно ловя жадным ртом ее губы. По его оплетенному мышцами телу пробегала судорожная дрожь, вызванная ее близостью.

Даже сквозь ткань сорочки его пальцы оставляли огненные следы на ее груди, на бедрах, плечах, животе. Она рванула ворот его рубашки так, что пуговицы, треща, посыпались на пол, открывая доступ к его заросшей темными волосами груди. Она оторвалась от его губ и принялась осыпать жаркими поцелуями мускулистое тело. Дыхание застревало у Джона в горле, словно воздух в спальне внезапно превратился в густую, тягучую субстанцию, наподобие расплавленного свинца.