Ширли Конран - Остров амазонок

Низко пригнувшись, она начала осторожно продвигаться по тропинке, ведущей в джунгли. Она вдыхала жаркий, влажный воздух по мере продвижения в зеленоватый сумрак, изредка пронизываемый тонкими солнечными лучами. Белые мотыльки и бабочки-павлинеглазки кружились и порхали перед ней; она слышала непрекращающееся назойливое жужжание насекомых.

В сумраке позади нее птичье многоголосье неожиданно сменилось резким криком. Женщина резко обернулась, но ничего не заметила. Она пригнулась в траве. Ей казалось, что за ней следят, но никого не заметила. Она чувствовала себя загнанной в ловушку. Ее дыхание стало прерывистым. Ей казалось, что она оглохнет от биения собственного сердца.

И снова она услышала нечеловеческий крик позади себя. Он, казалось, звучал ближе. Она решила, что нужно бежать от этого крика, и устремилась вперед.

Еще один дикий, пронзительный вопль огласил лес.

Позади хрустнула ветка, словно кто-то продирался сквозь кустарник, и женщина замерла.

Она рискнула обернуться, но опять ничего не увидела. Тогда она побежала. Она продиралась сквозь кустарник, больше не пытаясь таиться, дрожа и задыхаясь, заставляла себя идти вперед, стараясь руками защитить лицо от веток.

От очередного крика, раздавшегося у нее за спиной, перехватило дыхание. Она метнулась в сторону, в густой кустарник, удивленно вскрикнула, почувствовав, как земля под ней подалась и поглотила ее…

Через несколько мгновений огромный дикий кабан догнал самку, и она сдалась, прекратив свои брачные призывные крики.

Лежа на глубине шестидесяти футов на дне известняковой шахты, спрятанной в джунглях, раненая женщина звала на помощь до тех пор, пока силы не покинули ее.

К несчастью для молодого человека и его спутницы, они высадились на острове Пауи, рядом с поселением племени, у которого были свои счеты с белыми. Двумя месяцами раньше белый миссионер в сопровождении полицейского эскорта посетил деревню Катанга, чтобы расследовать рапорты о ритуальных убийствах, жертвоприношениях и каннибализме. Один из полицейских испугался резкого движения воина, открыл огонь из автомата, убив троих детей и вождя деревни.

Власти вскоре выплатили племени денежную компенсацию за убитых, но, когда рыбак из деревни заметил в бухте беззащитного молодого человека, он посчитал ситуацию исключительно подходящей для мести.

В тот вечер в Катанге царило оживление. При свете костра юные девушки, сидевшие по одну сторону центральной площадки, старательно притворялись, что не замечают юношей, сидящих напротив, которые разукрашивали свои лица желтой и белой глиной.

За несколько часов до этого небольшая группа женщин выкопала неглубокую канаву, которую они заполнили сухими дровами. Они разожгли огонь, на который были брошены камни размером с кулак. Потом женщины раздели труп белого, связали ему руки и ноги и осторожно завернули тело в банановые листья.

Когда от костра остались угли, одна из женщин распорола ему живот, другая с помощью деревянных щипцов набила тело горячими камнями из костра. Пламя почти угасло, на костер сверху положили большие камни и крупные банановые листья; поверх всего положили тело и забросали землей.

На краю деревенской площади лежал на боку ржавый холодильник; на нем стояло старенькое радио «Этвотер-Кент», работающее на батарейках. Юноши из деревни – теперь их головы украшали красные перья – покрыли потрескавшийся корпус холодильника банановыми листьями, а радио утопало в желтых орхидеях.

Местный жрец в высоком головном уборе из перьев райских птиц приблизился к алтарю-холодильнику. Из проржавевшего черного жестяного корпуса он достал необходимые атрибуты и разложил их на поверхности холодильника. С началом его монотонного погребального песнопения вся деревня собралась вокруг алтаря в почтительном молчании. С благоговением они взирали на металлический будильник на батарейках, пару очков в алюминиевой оправе, с потрескавшимися линзами, вставную челюсть и старый настенный телефонный аппарат с сохранившимся куском слуховой трубки.

Жрец с большой осторожностью побрызгал водой из бутылки с надписью «Кока-кола» на свои религиозные сокровища, затем воздел обе руки и стал молиться. Юноши в красных головных уборах начали своеобразный танец, в то время как женщины вернулись к кострищу. На поверхности холмика появились маленькие трещинки; дразнящие, наполняющие рот слюной запахи носились в воздухе.

Женщины пели, одновременно осторожно вынимая тело. Жрец возвысил голос, положив перед алтарем традиционное жертвоприношение – правую руку.

Празднование началось.

Четверг, 25 октября 1984 года

Дверь растворилась медленно и бесшумно. «Странно», – подумала Лоренца, потому что после той глупой угрозы похищения охранные системы в доме были включены постоянно. Она толкнула тяжелую средневековую дверь, которую ее прабабка когда-то перевезла вместе с остальной обстановкой особняка семьи Котсволдс через всю Атлантику в Пенсильванию.

– Да где же все? – позвала она, переступая порог и сбрасывая с ног ярко-красные туфли.

Никто не ответил. Эхо колокольчика замерло вдали.

Босиком, в одних чулках, Лоренца вернулась на улицу и оглядела тихий парк, примыкавший со всех сторон к дому и заканчивающийся лесами в отдалении и рекой Огайо, но никого не увидела.

Лоренца снова трижды нажала на звонок, потом отошла к одному из старинных каменных львов, установленных на вершине лестницы. Она погладила его каменную голову, как обычно делала, возвращаясь домой, потом сняла свое соболье манто и набросила его на льва: хотя стоял конец октября, было тепло.

Она прошла по коридору и посмотрела на портрет своей прабабки в натуральную величину.

У Лоренцы были такие же пышные каштановые волосы с красноватым отливом, как и у этой женщины в атласном бальном платье, но в талии она, конечно, была пошире. Лоренца была полноватой – в мать, – а в особенности теперь. Наконец-то она беременна! Они поженились с Эндрю шестнадцать месяцев назад, и со дня возвращения после медового месяца ее мать смотрела на нее с надеждой.

Лоренца миновала анфиладу комнат, соединенных двойными дверями, – никаких признаков жизни.

Проходя через библиотеку, Лоренца заметила очки для чтения, принадлежащие ее матери, лежащие поверх листков бумаги. Значит, ее мать была где-то поблизости. Она перебрала бумаги – два приглашения на какие-то мероприятия, газета, рекламная брошюра бюро путешествий. Лоренца с интересом посмотрела на нее: на обложке была помещена фотография пляжа в тропиках; пальмы под небом цвета аквамарина, а надо всем этим полные обещаний слова: «На Пауи вы окажетесь в Раю». Лоренца пролистала брошюру и увидела фотографии невысокого современного отеля, тропических садов, темнокожих женщин с розовыми цветками, воткнутыми в волосы, подносов с напитками, декорированных цветами; молодых, стройных, загорелых мужчин и женщин, улыбающихся друг другу в глаза, обедающих под звездным небом, купающихся в лазурном бассейне, размахивающих клюшками для гольфа и теннисными ракетками на пустынном пляже. «Немного севернее Австралии и южнее экватора вы сможете зарезервировать райский уголок и для себя, – предлагала брошюра. – Делайте заказы по телефону 1-800-545 – ПАУИ».

Лоренца вернулась в холл и снова позвала, обратив лицо к старинными лестницам. Ее голос эхом отозвался в отделанной дубовыми панелями музыкальной галерее, но и на этот раз ответа не последовало. Она вернулась обратно в холл и посмотрела сквозь двойные стеклянные двери на террасу, где били три фонтана, окруженные цветочными клумбами. Хотя у Грэхемов работали три садовника, ее мать можно было частенько найти подстригающей траву в итальянском садике. Сегодня здесь не было видно ни души.

Лоренца направилась налево по коридору, ведущему в крыло для прислуги. В кухне никого… В кладовой никого… И в цветочной комнате. Но в этом доме находились дворецкий, повар, три горничных-филиппинки и личная горничная ее матери, где же все они?

Гладильная комната находилась напротив помещения для прислуги. Над стопкой простыней склонилась женщина в форменном платье.

Лоренца подкралась на цыпочках, пощекотала ухо женщины и гаркнула:

– Чао, Нелла! Где мама? Где все?

Нелла была туговата на ухо. Она использовала свою глухоту как очень удобное извинение, чтобы не слышать того, что ей не хотелось бы обсуждать.

– Ваша мама отпустила прислугу на полдня, потому что завтра предстоит работать допоздна на приеме по случаю дня рождения вашего отца. А сама она отправилась за покупками, – объяснила Нелла.

У Неллы был заговорщицкий вид, но какая итальянка способна долго хранить тайну?

– Ваша мама пошла за покупками вместе с декоратором, чтобы выбрать вещи для ваших комнат наверху. Ведь скоро появится ребенок.

– Но мы с Эндрю живем в Нью-Йорке. И ребенок будет жить с нами.

– Ваша мама говорит: на всякий случай.

– Какой случай?

Лоренца услышала негромкий рокот двигателя. Она распахнула окно, высунулась наружу и помахала белому «Ягуару», который медленно приближался по гравиевой дорожке.

– Мама, должно быть, единственный человек во всем мире, который водит шестицилиндровый «Ягуар» со скоростью пятнадцать миль в час.

– Ваша мама часто попадает в аварии. Она водит неосторожно, потому что думает о чем-то другом. Ваш папа хочет нанять для нее шофера, но ваша мама не хочет никого беспокоить.

Но Нелла уже говорила эти слова в воздух. Лоренца выбежала навстречу матери.

Сильвана Грэхем взбежала по ступенькам, бросила наверху лестницы какие-то свертки и обняла дочь.

– Обуйся, дорогая, тебе нельзя простужаться.

Лоренца поцеловала мать в губы. Именно за эти восхитительные губы и полюбил Сильвану Артур Грэхем, встретив ее впервые в приморском кафе в Санта-Маргерита на Итальянской Ривьере в 1956 году. Образованный космополит Артур удивился собственной реакции на чувственность и беззаботность большегрудой семнадцатилетней девушки с веселым смехом. Спустя двадцать восемь лет от прежней Сильваны остались только те же губы. Большие темные глаза утратили свой блеск, густые черные волосы не вились больше по плечам, а были собраны в тугой седеющий пучок.