— Хорошо, — сказал Ник. Он заткнул свободное ухо, чтобы не мешал шум уличного движения. — Прочитайте мне все, что у вас есть.

— Вы хотите знать ее оценки?

— Все, кроме оценок.

— Я могу сказать вам, где она жила, я могу назвать вам курсы, которые она посещала. А больше тут почти ничего и нет.

Его вовсе не интересовало, как преуспевала Лиза Хоберман в Беркли, и тем более, ему не нужен был ее адрес десятилетней давности. Оставалась однако еще одна информация, которая могла ему помочь, девятизначная отмычка к жизни каждого американского гражданина.

— Вы знаете ее номер в системе социальной безопасности? — спросил он.

— Да.

Студентка одним духом выпалила номер, и он записал его в блокнот, который вынул из бокового кармана брюк.

— Спасибо, — сказал он, — Мне это пригодится.

Ник повесил трубку, и некоторое время постоял на тротуаре, обдумывая, что же делать дальше. Он хотел получить более подробную информацию о Лизе Хоберман и знал, где ее раздобыть. Вся сложность заключалась в том, что в родном управлении ему закрыли доступ к системе универсальных вычислительных машин. Он был уверен, что его компьютерный пароль стерт, но даже если бы это было не так, он не мог позволить себе оставить свое имя в регистрационном журнале. Любой, кто сунул бы туда нос, увидел бы его данные во входном файле. Поэтому ему нужен был сообщник, сообщник, который держал бы рот на замке.

Лучше всего для этого конечно подходил Гас Моран, но Ник исчерпал все проклятия и ругательства, которые знал, пытаясь дозвониться ему, в ответ раздавались лишь телефонные гудки. Ник вышел из будки и проверил бар «Руль корабля» и ресторан «У Макса»: Гаса нигде не было.

Значит нужно было искать кого-то другого. Андруз помог ему раз, может быть, поможет и еще. Правда, детектив тогда был вовсе не в восторге от приставаний Ника, но Карран все же решил, что стоит попробовать заручиться его поддержкой.

Он нашел Андруза в баре «Десять-четыре», где тот выпивал с двумя другими приятелями, судя по всему, полицейскими, имен которых Ник не знал. Они были не из отдела расследования убийств, что обрадовало Каррана; по крайней мере, они не станут приставать к нему с расспросами, зачем ему понадобился Андруз. Хотя они наверняка прекрасно знали о злоключениях Ника.

Карран отвел Андруза в сторону, подальше от посторонних ушей.

— Сэм, — сказал он, выручи меня.

* * *

В сыскном бюро было пусто, что очень устраивало их обоих; Андруз, едва дыша, словно кот-воришка, крался по большой неприбранной комнате; он включил одну-единственную лампу.

— Я наверняка совсем с ума спятил, — пробормотал он. — Надо было уносить ноги подобру-поздорову. И уже тем более не подпускать тебя к. файлам, ведь тебе запрещено даже находиться в этой комнате. В этом долбаном здании.

— Я не забуду этого, Сэм, никогда не забуду. Я всегда отвечаю добром на добро.

— О каком добре ты говоришь, Ник? Тебе останется только устроить меня на работу мойщиком машин в ту же самую дыру, куда отправишься ты сам.

— Знаешь, ты недооцениваешь эту работу. А возможно, она даже очень хорошая. На свежем воздухе, будут встречи с интересными людьми.

— Пожалуйста, — взмолился Андруз, — заткнись Бога ради.

Он сел у дисплея компьютера и набрал свой код.

— Отлично, — прошептал Ник, глядя на экран. — Смотрите водительскую карточку, выданную Министерством транспорта на имя Лизы Хоберман.

Ник назвал на память номер Лизы Хоберман в системе социальной безопасности.

Андруз ввел информацию, и большой мозг машины замер на мгновение, точно обдумывая ответ. Затем на дисплее высветились слова: Новая информации на 1987 — Элизабет Гарнер, Калифорния, Салинас, Квиистон — Драйв, 147.

Ник чуть не вскрикнул, когда прочел фамилию, появившуюся на экране. Борясь с подступающей тошнотой и растущим ужасом, он старался держать себя в руках:

— Пожалуйста, Сэм, давай посмотрим водительскую карточку?

Андруз дал команду, и на дисплее появилась компьютерная копия водительского удостоверения Лизы Хоберман. На документе без сомнения была фотография психиатра, чья судьба так тесно переплелась с жизнью Ника.

— Послушай! — сказал Андруз. — Да это же доктор Гарнер, правда?

— Да. Пожалуйста, воспроизведи фото восьмидесятого года.

Фотография десятилетней давности, конечно, сильно отличалась от предыдущей. Бет выглядела на ней моложе и менее ухоженной: в конце концов, она ведь тогда еще не работала. Но не это поражало больше всего. Нынешняя Бет Гарнер была брюнеткой, Ник хорошо помнил ее блестящие каштановые волосы. А со студенческого снимка на него смотрела блондинка с точно такими же длинными, золотистыми прядями, как у Кэтрин Трэмелл, Ник смог их разглядеть даже на блеклой копии фото с водительского удостоверения.

Глава восемнадцатая

Когда Бет Гарнер вернулась в тот вечер домой, она, казалось, не удивилась, обнаружив, что Ник сидит в ее погруженной в полумрак гостиной. Она словно предчувствовала, что он дожидается ее. Ник не стал извиняться за вторжение.

— Тебе не следовало оставлять дверь открытой. Мало ли кто может зайти.

— А я и не оставляла, — сухо сказала Бет. — Что-то случилось с замком. — Она включила свет. — Зачем ты пришел, Ник? Я очень устала.

— Расскажи мне о Кэтрин.

Она пристально посмотрела на него и пожала плечами.

— Я же говорила тебе, правда? А что она тебе такого сказала?

— Что она мне сказала, Бет? Давай все-таки послушаем тебя, я хочу то же самое услышать с твоих слов.

— Я переспала с ней раз в университете, — быстро проговорила Бет. — Как психиатр она не видела ничего постыдного в гомосексуальном поведении, оно не казалось ей отклонением от нормы. Но гетеросексуальность нуждалась, по ее мнению, в оправдании. — Я была тогда еще ребенком. Я искала свое. Это произошло лишь однажды.

— Лишь однажды? Ты переспала с ней один раз и больше никогда не видела ее. Так?

Бет Гарнер помедлила.

— Нет…нет, все было не так просто. Она… зациклилась на мне. Она стала делать такую же прическу, как я. Носить такую же одежду. Она везде ходила за мной. Надоедала мне. Преследовала меня. Я боялась ее.

Это пугало меня тогда. Это пугает меня и сейчас. Она опасная женщина. Ник, ты должен понимать это.

Ник кивнул. Его поразило то, что он слушал зеркальные подобия одной и той же истории. И Бет Гарнер, и Кэтрин Трэмелл одинаково относилась к тому, что произошло между ними, описывали случившееся одними и теми же словами. Вопрос состоял в том, кто же был жертвой и кто мучителем.

Она это рассказала тебе, да? — спросила Бэт.

— Нет, не совсем. Она сказала мне, что все дело было в тебе.

— Во мне!

— Ты носила ту же самую одежду, что и она. Ты выкрасила волосы в светлый цвет.

— Я действительно покрасила волосы, — возразила Бэт. — Но это не имело никакого отношения к ней. Какое-то время я даже ходила рыжей. Я же сказала тебе, я была молода, я искала свое.

— Ты знала Ноа Гоулдстайна?

— Он преподавал у нас два года, — сказала Бет. Ник неожиданно вспылил.

— Ты видела все донесения по этому делу, Бет! Фил Уокер посылал тебе копии всех материалов. Ты многое знала о Кэтрин Трэмелл и ни разу не сказала ни слова. Как ты объяснишь это, черт побери?

— Что я могла сказать? — возразила Бэт. — Что я могла сделать? Пойти к вам, узколобым полицейским, и сказать: «Послушайте, я не лесбиянка, но так случилось, что я однажды переспала с вашей подозреваемой десять лет назад». — Она отвернулась, скрестив руки на груди, будто хотела согреть и успокоить сама себя. В уголках ее глаз блестели слезы. — Это кажется безумием, кажется притворством, особенно, если учесть, что я психиатр, но я стеснялась сказать правду. Это был единственный случай в моей жизни, когда я переспала с женщиной.

— Ты думаешь, мы были бы шокированы? Подумай, бога ради, Бэт, ведь мы же полицейские.

— Да, правильно, полицейские. И ты прекрасно знаешь, что скоро слухи поползли бы по всему проклятому управлению. Шуточки, хихиканье в раздевалке. — Она судорожно вздохнула, стараясь успокоиться. — Впрочем, это неважно.

— Что же важно тогда?

— Важно, Ник, то, чтобы ты остерегался ее. Она действительно больна, ты знаешь? Разве ты не видишь, что происходит? — Она смотрела на него умоляющими глазами, упрашивая его понять ее и поверить ей. — Я не знаю, может быть, она задумала отомстить мне, но она все спланировала заранее. Она знает, что я училась в Беркли. Она знает, что я была знакома с Ноа Гоулдстайном. Она выдумывает эту историю обо мне. Она пытается подвести тебя к мысли, что я, как одерживая, преследую ее. Она пытается подсунуть тебе меня, накинуть на меня удавку и сказать: «Вот врачпсихиатр, которая убила Джонни Боза».

— Она не подсовывала мне тебя, — возмущенно сказал Ник. — Она и понятия не имеет, кто ты такая. Она говорила мне о Лизе Хоберман. А не о Бет Гарнер.

— Неужели ты так наивен, — возразила Бэт. — Она знала, что ты выяснишь, кто такая Лиза Хоберман. Ты ведь полицейский, в конце концов, отличный полицейский. Как она рассказала тебе обо мне. Дай-ка угадаю. Она обмолвилась о нашей связи случайно, как бы невзначай? — Бет улыбнулась, но губы ее как-то жалко скривились. — Она сказала тебе об этом в постели, Ник? Да, должно быть, так оно и было. И я бы так сделала.

Ник отвернулся от Бет, вспоминая, как Кэтрин с содроганием рассказывала свою кошмарную историю о преследовавшей ее Лизе Хоберман.

— Почему ты изменила фамилию, Бэт?

— Я вышла замуж. Он звал меня Бэт.

— Вышла замуж? Я не знал, что ты была замужем.

— А какое тебе было до этого дело, — вспылила она. Затем она пожала плечами, подумав, что Нику, возможно, и так все известно. Она не стыдилась того, что была замужем и развелась. — Я познакомилась с мужем, когда он был студентом медицинского института. Мы оба учились и жили неподалеку от бесплатной клиники в Салинасе, где он к тому же работал. Наш брак был недолгим.