Спустя некоторое время к ней подошла сестра.

– Доктора забрали в операционную, миссис Штерн Операция займет много времени.

– Какого доктора? – спросила она.

– Доктора Штерна, – мягко ответила сестра.

– Операция? Я думала…

– Повреждение очень серьезное. Приехал доктор Бейли. Миссис Штерн, с вами все в порядке?

– Да… как глупо, не поняла, о ком вы говорите… Женщина взяла Айрис под локоть.

– Пойдемте. Подождите в одном из кабинетов наверху. Принести вам чашечку кофе?

– Нет, спасибо. Я все равно не смогу выпить. – Операция, а не только кровь и повязки. – Значит, дело так плохо? – спросила она, следуя по коридору за фигурой в белом халате.

– О, я уверена, они знают, что делать. Доктор Бейли – крупнейший специалист в микрохирургии. Вы, наверное, о нем слышали.

Айрис не слышала. Сейчас все нервные клетки у нее в мозгу ожили. Микрохирургия. Это же присоединение отрезанных при несчастных случаях конечностей!

– Доктор Бейли крупнейший специалист, – повторила она.

– Да, да, – сестра внимательно посмотрела на Айрис. – Вы уверены, что с вами все в порядке?

– Да, спасибо. Я посижу здесь.

– Я скажу им, где вас найти.

Айрис сидела в мягком коричневом кресле, уставясь на коричневые стены. Современные врачебные кабинеты все одинаковы, словно сошли с конвейера: полированная ореховая мебель, множество учебников, коричневые шторы на окнах, дипломы, цветные семейные фотографии. У этого врача было трое детей – три девочки в детских фартучках, пухленькая жена и шотландская овчарка. На письменном столе стояли часы, по которым можно было определить время в любой стране мира. В их городке половина первого ночи.

Совсем недавно, а может, очень давно, она сидела за столиком в ресторане «Уолдорф». Бриллианты, шелка, цветы… А здесь все пропитано больничным запахом, запахом болезней и антисептиков. Он проник даже в эту чистую коричневую комнатку. Наверху, там, где сейчас был Тео, где все сияло белизной и поблескивали стальные инструменты, запах наверняка был еще сильнее. Она почувствовала, что ее вот-вот вырвет, и, как ее учили делать в подобных случаях, опустила голову вниз между колен.

Час шел за часом, а она все еще сидела там, когда дверь открылась и вошли двое мужчин – оба врачи, в белых халатах. Один, помоложе, был доктор Бауэр, такой же приветливый и простой, как и в тот день, когда он, тогда еще интерн, благодарил ее за доброе отношение к нему и его молодой застенчивой жене. Мужчина постарше, краснолицый и плотный, был, должно быть, знаменитый доктор Бейли.

Джед Бауэр представил его.

– Это доктор Бейли, миссис Штерн. Толстяк протянул руку.

– Доктор Бейли, – затем сел и сразу перешел к делу.

– Ситуация очень серьезная, миссис Штерн. Ваш муж потерял три пальца. Это плохие новости. Хорошая новость – два пальца я сохранил. Указательный пришлось удалить до первой фаланги.

Айрис ничего не сказала. Часы на столе показывали, что в Хельсинки было без четверти девять, солнце давно встало, люди шли на работу. В коричневой комнате повисло молчание.

– Тяжелая дверь. И захлопнулась, должно быть, с силой, – прервал молчание Джед Бауэр.

Бейли, не обратив на его слова внимания, заговорил, чтобы не дать Айрис задать вопрос, который, он был уверен, она вот-вот задаст.

– Он сможет пользоваться теми двумя пальцами, которые мне удалось спасти, но, конечно, в очень незначительной степени. Я имею в виду, он сможет держать вилку, водить машину и тому подобное.

В Сингапуре сейчас было… впрочем, не важно, сколько там времени, все равно там уже наступил следующий день. «Сможет держать вилку и тому подобное».

– А его работа? Наверное… – Она не договорила, и ни один из врачей тоже не сказал ни слова.

Они с жалостью смотрели на ее полные слез глаза, покрасневший нос, бессмысленно двигавшиеся руки. Она поднесла к лицу носовой платок, потом спросила, можно ли ей увидеть Тео.

– Он еще не совсем отошел от наркоза, но вы можете пройти к нему.

Айрис смотрела на любимое лицо – белое, с тонкими чертами, похожее на лицо прекрасной статуи из белого мрамора. Рука, замотанная бинтами и оттого казавшаяся огромной, лежала на подушке. Айрис охватило ощущение нереальности.

Джед Бауэр ждал ее у двери.

– Пойдемте, я отвезу вас домой.

– Я и сама могу доехать, – машинально проговорила она.

– Нет. Доктор Свенсен поедет за нами в своей машине, и я вернусь с ним.

Остановив машину перед домом, Бауэр протянул Айрис пакетик.

– Это поможет вам заснуть. Одну примите сразу.

– Я не принимаю таких вещей. Он мягко возразил ей.

– Миссис Штерн, в жизни бывают случаи, когда лучше забыть о гордости и силе воли. Это один из них.

В мертвой тишине она поднялась наверх и там последовала совету доктора Бауэра. Затем разделась, бросив одежду на стул. Туфли, красное платье, даже сапфировое кольцо – все было брошено как попало. Последнее, что она увидела перед тем как выключить свет и рухнуть на кровать, была блестящая подарочная коробка с сумочкой от Леа.

9

Всем Штерны просто сказали, что с Тео произошел несчастный случай, и это, конечно, было правдой. Выражениям соболезнования, казалось, не будет конца. В местных медицинских кругах новость произвела эффект разорвавшейся бомбы: Тео Штерн не только не стал главным хирургом, но вообще навсегда покончил с хирургией. Тяжелее всего для Айрис было ловить на себе сочувственные взгляды – все вокруг, разумеется, знали, что именно она и захлопнула эту злосчастную дверцу.

– Могу представить себе, что ты сейчас чувствуешь, – выразила мысли окружающих одна из ее подруг, со слезами на глазах обнимая Айрис.

Детям, как и Анне, все еще находившейся на музыкальном фестивале в Беркшире, они сообщили несколько больше, хотя и не всю правду. На этом настоял Тео. Не было никакого смысла, сказал он, портить им всем лето, все равно они ничем не могли здесь помочь. Она понимала, что он внутренне еще не готов к встрече с ними, что боится увидеть в их глазах боль и жалость.

Как-то, когда он еще лежал в больнице, она, не в силах более сдерживаться, вдруг опустилась на колени перед койкой, и, склонившись к самому его лицу, еле слышно прошептала:

– Прошу тебя, пожалуйста, не ненавидь меня слишком уж сильно. – Каждое слово давалось ей с огромным трудом. – Хотя, как ты можешь, после всего, что произошло?

Нахмурившись, он отвернулся.

– Глупости все это. Ненавидь! Глупости!

– Клянусь, я отдала бы все на свете за то, чтобы это была моя рука. Поверь мне. Ты мне веришь, Тео?

– Да. Да!

Он поморщился. Айрис видела, что он пытается скрыть от нее свою боль – только вот какая боль, физическая или душевная, причиняла ему большие страдания, она не знала.

Ночью, ворочаясь без сна в своей постели, она это поняла. Что ждало его теперь? Ничего. Все его надежды рухнули в одно мгновение. Впереди были лишь унылые, беспросветные годы. Пустые, бесцельные и серые. Она разрыдалась тем горше, что сознавала теперь, насколько глупыми, в сравнении с этим обрушившимся на них несчастьем, были ее слезы на прошлой неделе, даже слезы из-за Стива.

Вскоре она привезла Тео домой, но и дома они большей частью молчали.

– Неужели ты не понимаешь, что я не желаю сейчас ничего обсуждать, – бросил он ей с нескрываемым раздражением, когда она попыталась вызвать его на разговор.

– Скажи мне только, – взмолилась она, – что ты понимаешь, как сильно я раскаиваюсь.

– Я понимаю, – проговорил он устало. – А теперь, ради Бога, хватит об этом.

Он отправился в клинику, чтобы, как он ей сказал, «привести там все в порядок», очевидно, подразумевая под этим отмену приема и передачу своих пациентов кому-нибудь другому. Вернувшись домой, он сразу же прошел на террасу. Какое-то время сидел там, листая левой рукой газету, но вскоре газета скользнула на пол, и взгляд его устремился через лужайку к бассейну. Между бассейном со все еще бирюзовой водой и розовым зданием купальни по-прежнему стояли, словно застыв в ожидании обычного веселья, шезлонги и грибки – неизменный фон и атрибуты жизненного успеха и уверенности в завтрашнем дне.

Муж выглядел таким несчастным, сидя там в одиночестве, что Айрис не выдержала и, схватив первую попавшуюся ей на глаза книгу, вышла на террасу. Какое-то время спустя она осмелилась нарушить гнетущее молчание.

– Тео, скажи мне, что я могу для тебя сделать?

– Сделать?

– Может, – проговорила она робко, – ты хочешь поговорить со мной, сказать мне, о чем ты думаешь?

– Думаю? О том, как бы не сойти с ума.

К горлу ее подкатил комок, и больше она ничего не сказала.

Однако позже, в столовой, она вновь попыталась вызвать его на разговор. Прочла ему письмо от Лауры, а также от матери, которая, не зная, что произошло в действительности, уже больше не настаивала на своем возвращении.

– Мама пишет, что Бернстайн в Танглвуде как всегда великолепен.

Тео в ответ лишь кивнул. Он почти не притрагивался к еде. Айрис старалась не смотреть на его лежащую на столе забинтованную руку, которая притягивала ее как магнит. Один раз, не выдержав, она все же взглянула на руку и на несколько секунд застыла, чувствуя в этот момент боль в своих собственных пальцах.

Вновь и вновь перебирала она в памяти последние события. Казалось, в мозгу кто-то без конца прокручивает одну и ту же пленку. Все началось с ареста Стива, а потом эта женщина… При мысли о ней Айрис ощутила в душе жгучую ненависть; она готова была убить сейчас эту суку, которая одна только и была виновата в том, что случилось с Тео, в том, что он никогда теперь не будет любить ее, Айрис. Да и как он мог любить ее после всего, что произошло? Ведь именно она и сделала его на всю жизнь калекой.

Она бродила из комнаты в комнату, успевая забыть к тому времени, когда входила, что ее туда привело. А ночью спала одна в их широкой постели, так как Тео перебрался в комнату Джимми, и ей снились одни лишь утраты.