– Стало быть, тебе пришлось их убить. Их всех. Это был вопрос чести, – спокойно продолжала Ева. – Деловой репутации.

– Фонд Баллока необходимо было защитить. Он важнее всех этих жалких людишек. Моя мать является сердцем фонда, она сделала его тем, что он есть. Они нас шантажировали, вот чем все они занимались. А то, что я сделал, – это самозащита. Мы должны были сохранить важнейший благотворительный институт.

Все еще прижимая платок к кровоточащей губе, брюнетка вскинула руку.

– Мы должны проконсультироваться с нашим клиентом.

– Вы уволены. – Чейз свирепо оскалил зубы, повернувшись к ним. Это было так страшно, что оба адвоката отшатнулись. – Думаете, вы мне нужны? Идиоты. Тупицы. Убирайтесь! Видеть вас обоих не могу! Вон с моих глаз!

– Мистер Чейз…

– Живо! Я могу сам за себя ответить, и я буду говорить! – бросил он в спину адвокатам, пока они покидали комнату.

«Вот теперь, – сказала себе Ева, – мы тебя сделаем».

– Мистер Чейз, для протокола. Вы отказались от своих представителей?

Он бросил на Еву злобный взгляд.

– Я буду сам за себя отвечать.

– Надо ли понимать, что вы отказываетесь от права на защиту?

– Сколько раз повторять, ты, тупая сука?

– Ну что ж, пожалуй, этого довольно. Пусть запись продемонстрирует, что мистер Чейз отказался от своих представителей и согласился продолжать допрос, не пользуясь адвокатской поддержкой. – Ева помолчала, придала лицу сосредоточенное и уважительное выражение. – Вы говорите, они вас шантажировали? Это в корне меняет дело. Может, расскажете нам, с чего это началось? Рэндал Слоун доложил вам, что Натали Копперфильд начала задавать вопросы…

И он рассказал им все до последней мелочи.

21

Пибоди уже держала наготове банку пепси, когда Ева вышла.

– После горячего допроса ты обычно предпочитаешь кофеин в холодном виде. – Вторую банку она протянула Бакстеру. – Насчет тебя я не уверена.

– А я беру в любом виде, мне все равно.

– Да, я это слыхала от нескольких женщин, – вставила Ева и жадно припала к своей банке.

Впервые с тех пор, как все это началось, Бакстер засмеялся.

– Спасибо, что дала мне засадить эту сволочь вместе с тобой, Даллас. Я позвоню сестре Натали, скажу ей, что мы его взяли.

– Даллас, пока ты была на допросе, пришел старший Джейкоб Слоун. Его проводили в комнату ожидания.

– Ладно, я с ним поговорю. А пока пусть приведут Баллок.

– Ты уверена, что не хочешь сначала передохнуть? Ты уже шесть часов пашешь без продыха.

– Я хочу с этим покончить, завязать все концы, все записать и оформить. – Ева повертела затекшей шеей. – Зато потом я поеду домой. И ты тоже.

– Есть! Распоряжусь, чтобы ее привели.

Ева вошла в комнату ожидания со своей банкой пепси. Она устало потерла глаза и направилась к столу, за которым ее ждал Джейкоб Слоун, и села напротив него.

Джейкоб Слоун как будто еще больше состарился и теперь казался хрупким и измученным.

– Мистер Слоун, вам следует отправиться домой к вашей семье.

– Уинфилд Чейз убил моего сына? У меня есть свои источники, – заторопился он, когда Ева подняла брови. – Мне известно, что он был арестован вместе со своей матерью. Ни за что не поверю, что Мадлен что-то делала сама. Она лишь отдавала распоряжения. Поэтому я спрашиваю вас еще раз: Уинфилд Чейз убил моего сына?

– Да. Он только что сознался. Он инсценировал самоубийство, чтобы свалить на вашего сына убийство Натали Копперфильд и Бика Байсона. В их убийстве он тоже сознался.

Слоун кивнул, его тонкие губы крепко сжались. Увидев это, Ева решила нарушить свой бойкот торговых автоматов. Она на минуту вышла и купила бутылку воды. Вернувшись, она села и поставила бутылку перед Слоуном.

– Спасибо. – Его рука слегка задрожала, когда он поднял бутылку и сделал глоток. – Мой сын во многих отношениях стал для меня разочарованием. Он был эгоистичен и ленив, он проиграл, растратил свою молодость, свой брак, свою репутацию. Но он был моим сыном.

– Я глубоко сочувствую вашей утрате.

Слоун еще раз глотнул воды и медленно выдохнул.

– Натали и Бик… Они были такие молодые, яркие, чистые. Их совместная жизнь только начиналась. Я буду сожалеть… – Он опять сжал губы. – Их семьи извещены?

– Их извещают в эту самую минуту.

– Тогда я подожду до завтра. Но я обязательно свяжусь с ними. За что он их убил? Вы можете мне сказать?

– Я могу вам сказать, что Натали делала свою работу и обнаружила нечто такое, что попыталась исправить.

– Мой сын. Он не делал свою работу. – Ева промолчала, и Слоун покачал головой. – Это будет страшным ударом для моего внука и для моей жены.

– В таком случае вам следует быть с ними, мистер Слоун.

– Да, мне следует быть с ними. – Слоун поднялся на ноги. – Если вам что-то будет нужно от нас, от моей семьи, от моей фирмы, чтобы Уинфилд Чейз не избежал наказания, чтобы всю свою жизнь до последней секунды он провел в тюрьме, вам стоит только попросить. – Он протянул ей руку. – Спасибо вам.

Ева посидела еще с минуту, когда он ушел, допила пепси. И отправилась на допрос Мадлен Баллок.

Очевидно, информация о допросе уже успела распространиться, отметила про себя Ева, так как в комнате вместе с Мадлен сидели только два адвоката.

– Запись включена, – сказала Ева и приступила к стандартной процедуре: – Ваш сын признался в пяти убийствах, – начала она, следя за глазами Мадлен. – Я вижу, вы уже об этом знаете. Он также детально описал вашу причастность к каждому из этих убийств и к похищению Тэнди Уиллоуби.

– Миссис Баллок готова сделать заявление, – сказал один из адвокатов.

– Опять будешь здесь наваливать кучу дерьма, Мадлен? Ладно, послушаем.

– Я не жду от вас понимания того, в каком я ужасе и горе, какое страшное бремя вины ощущаю. – Мадлен прижала к губам отделанный кружевом носовой платочек. – Мой сын… Разве я могу не винить себя? Он – моя плоть и кровь. Но что-то… есть в нем что-то нездоровое. Такое страшное насилие, такой неистовый гнев. Много лет я жила в страхе, я боялась его.

– Ой, ради бога! Ничего вы не боитесь. Разве что потерять власть над своим фондом. Это же деньги и престиж, и торговые операции, которыми вы занимались чуть ли не с тех самых пор, как умер ваш муж.

– Вам этого не понять. Он принуждал меня… это невозможно выразить словами.

– Заниматься с ним сексом? Видите, это запросто можно выразить словами. И это очередная чушь. Это вы подвергали сына сексуальному насилию чуть ли не всю его жизнь.

– Какие ужасные слова! – Мадлен чуть не разрыдалась и спрятала лицо в платочек. – Уин болен, и я ничего не могла поделать…

– Он ваша плоть и кровь, – напомнила Ева, чувствуя, как ее охватывает бешенство. Она увидела себя в холодной комнате мотеля с мужчиной. Она была его плотью и кровью, и он многократно насиловал ее. – И вы сексуально эксплуатировали сына. Это вы сделали его тем, кем он стал.

– Вы даже представить себе не можете, какие ужасы мне пришлось пережить.

– Не стоит рассказывать мне об ужасах. Особенно вам не стоит. У меня есть заявления вашего сына, Уолтера Кавендиша, Элин Бруберри, и все они в один голос утверждают, что именно вы стояли во главе операции, вы принимали решения и отдавали приказы. Думаете, если вам удалось не запачкать руки в крови, вы выйдете отсюда чистенькой?

– Я делала только то, что мне велел Уин. Он убил бы меня, если бы я ослушалась.

Мадлен потянулась через стол и схватила Еву за руки, Ева не стала вырываться, хотя всей кожей ощутила дрожь брезгливости. «У тебя здорово получается, – подумала она. – У тебя чертовски здорово получается, Мадлен».

– Я взываю к вам, как женщина к женщине. Я вас умоляю, защитите меня. В моем сыне живет монстр. Мне так страшно!

– Миссис Баллок была фактически пленницей болезни своего сына, – начал один из адвокатов. – Жертвой физического и эмоционального насилия. Он ее использовал…

– Он вас использовал? – перебила Ева, выдернув руки. Она смотрела в лицо Мадлен и видела лицо своего отца. – Это просто чушь собачья, Мадлен. Никто тебя не использует. И я не могу вообразить ничего более жалкого и презренного, чем мать, готовая топтать родного сына, чтобы спасти себя. Тебе конец, ясно? Тебе не отвертеться.

«Я хочу, чтобы ты попотела, – подумала Ева. – Я хочу, чтобы ты тряслась со страху и страдала, чтобы ты выла, черт бы тебя побрал!»

– Мы получили воспроизведение из памяти медробота. Там есть твоя картинка. Британские власти задержали доктора Браунберн, а она уже созналась, уже заявила, что получала приказы прямо от тебя. Никто не купится на комедию про слабую, испуганную, затерроризированную мамочку, Мадлен. Ты – сила. Я тебе больше скажу: ты – паучиха, ты – кровосос, и – самое главное! – это сразу видно. Это видно невооруженным глазом.

– Мне больше нечего сказать этой особе, – отрезала Мадлен. – Я хочу поговорить с британским консулом. Я буду говорить с вашим президентом, он мой личный друг, и с моим премьер-министром.

– Подбрось туда же до кучи весь ваш парламент, я не против. – Ева подалась вперед. – Они разбегутся от тебя прочь, как кнутом подстегнутые. Ты еще подожди, пока Глобальная полиция начнет опрашивать женщин, у которых ты купила детей, и пары, которым ты этих детей продала. У нас есть вся информация, Мадлен. У нас есть имена, адреса, и вся международная пресса будет в восторге, когда получит этот материал.

– Тебе только этого и надо, верно? Ты только этого и ждешь! – Мадлен втянула воздух, негодующе раздувая ноздри. – Скандал в прессе. Мое имя и репутация Фонда Баллока устоят против всего, что ты сфабрикуешь против меня. Ты будешь раздавлена.