Эль Кеннеди - Ошибка

– Я не знал об этом, – поспешно оправдывается Джеф, видимо неправильно истолковав выражение моего лица. – Я был у Кайли, когда он приезжал, а папа рассказал мне об этом только сегодня утром.

Я игнорирую Джефа и с подозрением спрашиваю у папы:

– Чего он хотел?

Отец втягивает щеки и сжимает челюсти:

– Обсудить возможные пути решения.

– Пути решения чего?

– Как быть со следующим годом. – Отец продолжает смотреть мне прямо в глаза. – Он уверял меня, что не хочет проявлять неуважение и переходить границы, что он понимает, как тяжело мне и моей семье было пережить ту автокатастрофу и почему после окончания университета ты так нужен в мастерской. – Папины руки еще сильнее обхватывают пивную бутылку. – Но он надеется, что, может, все-таки найдется выход и в следующем году ты сможешь играть в хоккей и при этом помогать своей семье.

Мои ладони сжимаются в кулаки, и я прижимаю их к столу, пытаясь успокоиться. Понятно дело, что тренер хотел как лучше – но какого черта?!

– Еще он спросил меня, почему я не получил инвалидность, если мои повреждения так серьезны, что мешают работать.

Чертов Дженсен. Он по-любому перешел все границы.

– Твой тренер понятия не имеет, что я алкоголик, да? – бормочет папа и уже смотрит не на меня, а на свои руки.

– Да, он не знает, – бормочу я в ответ. – Я рассказывал ему только про аварию. И то лишь потому, что мне нужно было хоть как-то объясниться, чтобы он отстал от меня и больше не спрашивал, почему я отказался от драфта.

Папа вновь поднимает на меня глаза.

– Ты должен был сказать мне, что отказался.

– И что бы это изменило?

– Многое! – рявкает отец. – Мало того что как-то утром я проснулся в чистом нижнем белье, укутанный в одеяла, как гребаное дитя, и зная, что все это сделал мой младший сын. – Его голова поворачивается к Джефу. – А второй мой сын управляет моим бизнесом, потому что сам я на это неспособен. А теперь ты говоришь, что отказываешься от шанса играть с проклятыми «Брюинз», чтобы заботиться о моей жалкой заднице?

Отец тяжело дышит, его руки трясутся так сильно, что бутылка вот-вот опрокинется. Он поднимает ее к губам и делает быстрый глоток, а потом опускает ее на стол.

Мы с Джефом сразу обмениваемся обеспокоенными взглядами. Увидев, как он пьет, мы одинаково хмуримся, и папа издает страдальческий стон.

– Черт побери, не надо так смотреть на меня. Мне приходится пить, потому что когда я в последний раз попытался резко бросить, то оказался в больнице с судорогами.

От шока я всасываю в себя воздух.

Как и Джеф.

Отец переводит взгляд с меня на брата, а потом звенящим от отчаяния голосом сообщает нам обоим:

– Я собираюсь вернуться на реабилитацию.

Его объявление встречено гробовой тишиной.

– Я серьезно. Я поговорил кое с кем из той больницы, где лежал в последний раз. Попросил поставить меня на лист ожидания. Но мне сказали, что буквально за пять минут до того, как я позвонил, освободилось место. – Он усмехается. – Если это не Божий промысел, то я не знаю, что это.

Мы с братом по-прежнему храним молчание. Мы уже слышали эти речи. Много раз. И сделали вывод: не стоит напрасно себя обнадеживать.

– В этот раз так и будет, – резким голосом бросает папа, почувствовав наши опасения. – Я сделаю для этого все.

Наступает пауза, и потом Джеф откашливается.

– Как долго будет длиться курс?

– Шесть месяцев.

Мои брови подскакивают вверх:

– Так долго?

– Изучив мою историю, врачи решили, что так будет лучше всего.

– В клинике? – спрашивает Джеф.

– Да. – На папином лице отражается боль. – Две недели займет одна только детоксикация. И боже, я совсем не жду эту часть. – Тут же он качает головой, словно отгоняя эти мысли. – Но я сделаю это. Я сделаю это, в этот раз все изменится. И знаете почему? Потому что я ваш отец.

Ему явно стыдно.

– Мои дети не должны были заботиться обо мне. Это я должен был заботиться о вас. – Папа мрачно смотрит на меня. – Ты не должен был отказываться от своей мечты ради меня. – Он поворачивается к Джефу. – Как и ты.

– Все это, конечно, очень хорошо, – усталым голосом говорит Джеф. – Но что будет с мастерской? Даже если ты пройдешь курс, все равно не сможешь работать из-за ног. С административными вопросами ты конечно справишься, да. Но не с ручным трудом.

– Я оформлю инвалидность. – Папа умолкает. – А мастерскую я собираюсь продать.

Этому мой брат совершенно не рад. Что касается меня, я по-прежнему нахожусь в потрясении от всего того, что только что услышал.

– Мы с Кайли собираемся путешествовать всего-то пару лет, – расстроенно говорит Джеф. – И я хотел бы и дальше работать здесь, когда мы вернемся.

– Тогда мы наймем кого-нибудь, кто будет управлять мастерской до твоего возвращения. И этот кто-то не будет твоим братом, Джеффри. Или тобой, если ты сам этого не хочешь. – Отец отодвигает стул и, осторожно поднявшись, тянется к своей трости, прислоненной к стене. – Я знаю, что вы все это уже слышали. И понимаю, что от меня потребуется больше, чем несколько обещаний, чтобы доказать, что я настроен серьезно.

И тут он прав.

– За мной приедут через час, – сообщает нам отец. – Мне нужно собрать вещи.

Мы с Джефом смотрим друг на друга.

Сукин сын. Он действительно собрался в реабилитационный центр.

– Не жду прощальных объятий, но будет здорово, если вы, ребята, будете время от времени звонить мне, рассказывать, как у вас дела. – Отец смотрит на Джефа. – Мы поговорим о мастерской, когда я закончу собираться. Не знаю, стоит ли закрыть ее на то время, пока меня не будет, или, может, ты захочешь остаться здесь чуть дольше. Но если мы закроемся, я буду признателен, если ты закончишь все текущие заказы.

Слегка обалдевший, мой брат лишь кивает.

– А ты… – Папины воспаленные глаза останавливаются на мне. – Тебе лучше поехать на ту тренировку в Провиденс. Дженсен сказал, что это что-то типа проверки, так что не оплошай.

Я так долго молчал, что мне не сразу удается заговорить.

– Не оплошаю, – хрипло говорю я.

– Вот и отлично. Расскажешь мне, что да как, когда я позвоню тебе через две недели. После того, как закончится детоксикация, не раньше. – Его голос тоже звучит хрипло. – А теперь проваливай, Джон. Твой брат сказал, у тебя куча дел сегодня. Джеффри, мы скоро поговорим.

Папа поворачивается и уходит, из коридора доносятся звуки его тяжелых шагов, направляющихся в сторону его спальни. И внезапно я ощущаю себя настолько же потрясенным, насколько выглядит таким Джеф, и мы снова несколько минут смотрим друг на друга разинув рты.

– Думаешь, это он серьезно? – спрашивает Джеф.

– Похоже, что так. – Старые сомнения возвращаются, и я отвечаю с осторожностью. – Как по-твоему, в этот раз ему удастся удержаться?

– Блин. Надеюсь.

Да, и я тоже. В прошлом отец слишком часто обманывал наши надежды, давая нам обещания и объявляя о своих решениях. Язвительный голос внутри меня говорит, что этот же самый разговор ждет нас через год, или два, или пять. И может, так оно и будет. Вполне возможно, что папа решит протрезветь, но вернется через шесть месяцев домой и снова начнет пить. А может, и нет.

Но как бы то ни было, сейчас я свободен.

Осознание этого чуть не сбивает меня со стула, обрушившись словно цунами. Мне не придется переезжать сюда в мае. Не придется работать здесь. Папа оформит инвалидность, мастерскую продадут или кто-то другой будет управлять ею до возвращения Джефа, а я буду свободен.

Я так быстро вскакиваю на ноги, что брат вздрагивает.

– Мне пора. Моя девушка ждет меня в машине.

Он моргает:

– У тебя есть девушка?

– Ага. Но я познакомлю вас в другой раз. Мне действительно уже пора.

– Джон. – Его голос останавливает меня у дверей.

– Да?

– Ты же подаришь мне свой свитер с автографом, когда попадешь в команду?

Я широко улыбаюсь:

– Еще бы, черт побери!

Я выхожу из кухни под громкий смех моего брата и вылетаю из дома. С крыльца мне видно Грейс: она сидит в пикапе, закинув ноги на приборную панель и уткнувшись носом в учебник. Наверное, она боковым зрением заметила, как распахнулась дверь, потому что поднимает голову и поворачивается в сторону дома. Я, должно быть, сияю как идиот, потому что ее сладкие губы тоже изгибаются в улыбке.

Я быстро сбегаю по ступенькам крыльца и несусь к пикапу. На улице по-прежнему пасмурно. Деревья зловеще раскачиваются из стороны в сторону. Тяжелые тучи темным роем проплывают над головой, отчего небо кажется скорее черным, нежели серым.

А вот мое будущее еще никогда не было таким светлым.

Два года спустя

Боже, VIP-зона в «ТиДи-Гарден» просто потрясающая! Я чувствую себя королевой, восседающей на троне перед своим королевством, когда подаюсь вперед в мягком кресле и обвожу взглядом огромную арену. Трибуны набиты ревущими хоккейными болельщиками, среди черно-желтого моря то тут, то там появляются всплески белого и голубого – это тоже присутствующие на матче болельщики «Шаркс»[26].

– Впечатляет, да? – шепчет мне на ухо Ханна, и я понимаю, что она специально старается говорить как можно тише, чтобы троица жен хоккеистов, которые стоят в пяти шагах от нас и пьют пиво, не стала дразнить нас по поводу нашего нового статуса. По крайней мере, моего точно. Это первый сезон Логана за «Бостон» – после окончания колледжа он еще год играл в АХЛ, прежде чем «Брюинз» решили взять его в команду и подписали с ним контракт.

Гаррет присоединился к команде еще в прошлом году и отлично проявил себя в сезоне. Поэтому мне казалось, что сейчас Ханну можно считать ветераном, но когда нас провели в частную зону, она призналась мне, что всегда сидела на трибуне, потому что ее очень пугало находиться здесь одной.