Повозка стояла всё там же, вот только возницы на козлах не оказалось, равно как и служанки. Быть может, девушка прибежала к нему и сказала, что госпожа потерялась, и они вместе отправились на поиски? Княгиня Воронецкая собралась их подождать, но Заяц решил иначе:

— Госпожа, коли тебе, как ты говоришь, трудно вырваться из дома, другой возможности может и не представиться. Бежать надо сейчас. Есть у меня одно местечко, чтобы временно укрыться… А детишек твоих я потом выкраду.

— Да как же ты их выкрадешь, дружочек, ежели они под охраной в княжеском дворце живут? — обеспокоилась Ждана, нервно озираясь по сторонам. — Тебя схватят!

Глаза Зайца округлились.

— Так ты… Прости, княгиня, не признал тебя.

— Стой-стой, — нахмурилась Ждана. — Что же это выходит… То есть, когда ты подбежал ко мне, ты не знал, кто я такая? А почему государыней назвал? Разве Добро… хм… Разве ты не от Вука?

— Не возьму в толк, о ком ты говоришь, госпожа, — удивился Заяц. — Впервые это имя слышу. А государыней, вестимо, из уважения назвал.

— Тогда откуда ты узнал про яйца? — вскричала Ждана.

Паренёк пожал плечами.

— Ни про что я не узнавал, матушка-государыня. Яйца я просто своровал… Яичницы захотелось.

Сколько Ждана ни вглядывалась в лицо Зайца, всё же не могла уловить на нём признаков притворства. Туповато-честное, встревоженно-угрюмое выражение выглядело вполне искренним. Значит, имело место просто нелепое совпадение? Ну и дела! Получается, настоящий посланец от Вука бродил сейчас где-то на рынке с корзиной яиц, а Ждана стояла около пустой повозки — одна, свободная, без вездесущей охраны… Служанка с княжеским возницей могли вернуться в любой миг.

— Решайся, госпожа, — сказал Заяц, колюче блестя глазами сквозь прищур. — Пусть я и не тот, кого ты ждала, но другого такого удобного случая может и не подвернуться.

Наверно, этот юный проходимец заронил в душу Ждане свою приключенческую, сумасбродную, озорную искорку, очаровал её васильковой дерзостью взгляда… Да и понимала она: Заяц прав. Если она сейчас вернётся домой, кто знает, получится ли так удачно вырваться из-под надзора Милована во второй раз. Что, если он протрезвеет и одумается? Всё, что было у княгини Воронецкой с собою — только корзина с покупками, которые она делала не столько для виду, сколько в какой-то мере предвидя нечто подобное. Хлеб, пироги, бублики, яблоки, орехи, мёд, копчёное мясо… «На первые пару дней хватит, а потом по дороге что-нибудь раздобудем», — решила она. А вслух сказала:

— Поехали.

Заяц распахнул перед ней дверцу, потом вскочил на передок крытой повозки. Послышался нещадный, хлёсткий щелчок кнута и протяжный крик «н-но-о!», от которого задремавшая четвёрка гнедых сразу проснулась и дёрнулась с места. Застучали копыта и колёса, Ждану мягко качнуло… Они ехали. Почему-то в это не верилось, и сердце леденело в страхе перед погоней. Отодвинув занавеску на дверном окошке, княгиня Воронецкая увидела возницу со служанкой: им, конечно, было уже не угнаться за припустившей во весь опор повозкой. У Жданы вырвался вздох сожаления: если они вернутся домой без госпожи, их просто казнят без суда и следствия. Всё, что оставалось этим двоим бедолагам — это самим пуститься в бега.

Они уже покидали пределы города, а Ждане всё не верилось. Не могло такого быть, чтобы не появились стражники. Всю дорогу она ждала, что её догонят, схватят и оттащат обратно в ненавистную золотую клетку, к мужу. Пусть он и осыпал её дорогими подарками, и одевал в собольи шубы, словно пытаясь загладить вину, но сердце гордо роптало, подсказывая: не прощай. И она не простила.

Повозка остановилась, и Ждана встревоженно замерла. В каждой загвоздке и задержке ей мерещился провал, захват и возвращение к князю… Когда в дверцу заглянула безмятежная синеглазая мордашка Зайца, тень угрозы схлынула с души, и Ждана выдохнула с облегчением.

— Прошу пожаловать в мои хоромы, матушка-государыня, — весело объявил воришка.

«Хоромами» оказалась пещера в лесу. Опираясь на руку Зайца, Ждана вышла из повозки и невольно поёжилась, оглянувшись вокруг. Сырая тишина здесь дышала, как живая тварь, обступая со всех сторон и выглядывая из-за толстых старых стволов с зелёной бородой мха. Лес молчал, как заброшенный склеп, не шелохнулась ни одна ветка, только в черноте дупла желтели искорки чьих-то глаз.

Вход в пещеру был широким и приплюснутым сверху. Под ногами Жданы расстелился вечнозелёный ковёр из мелких глянцевитых брусничных листьев, на котором кровавыми бусинами алели ягоды.

— Не робей, государыня, — с хрипловатым теплом в голосе подбодрил Ждану Заяц. — Входи… Да смотри, осторожно — тут спуск.

Пещера оказалась не очень глубокой, и через обширное входное отверстие в неё проникало достаточно дневного света. Причудливые фигуры из каменных сосулек покрывал малахитово-зелёный налёт, он же присутствовал на полу и потолке. Несмотря на небольшую глубину и открытость пещеры, внешний воздух, казалось, совсем не попадал сюда: душное, затхлое и пронизанное сыростью пространство сразу сдавило Ждане грудь. И здесь было определённо теплее, чем снаружи.

— Ага, — словно прочтя её мысли, сказал Заяц. — Тут горячий источник неподалёку. Вот эту стенку потрогай, госпожа.

Ждана приложила ладонь к камню и тут же отдёрнула, едва не обжегшись.

— Хорошо — и печки не нужно, — хвалил своё жилище воришка. — Тут всё есть для твоего удобства: вон ложе, вон лампа масляная. Масло тут, в кувшине, а огниво рядом в камнях припрятано.

Возле тёплой стены располагалась лежанка — высокая куча мха и опавших листьев, накрытая сверху домотканой половицей в разноцветную полоску. Подушка — мешочек, набитый травой, да одеяло из заячьих шкурок — вот и вся постель. На столоподобной каменной глыбе стояла упомянутая лампа — глиняная круглая плошка, в выемке в стене притулился кувшин с маслом. Посередине пещеры горкой лежали чисто обглоданные куриные косточки.

— Мой вчерашний обед, хех, — усмехнулся Заяц, отгребая кости в сторону. — Вот здесь, стало быть, и жди меня, госпожа моя. Про это место никто не знает. Ну, а я — за твоими детишками. Как приведу — так в Белые горы и двинемся.

— Как же ты их приведёшь? — беспокоилась Ждана. — Их ведь стерегут. Во дворце княжеском куча стражи… Это тебе не корзину яиц украсть! Да и в лицо ты их не видел никогда…

— Ты эту заботу в голову не бери, государыня, и об этом не печалься, — усмехнулся Заяц. — Воровским ремеслом я с детства кормлюсь. Ты жди знай, а я уж как-нибудь управлюсь. Кстати, дай-ка мне что-нибудь твоё… вещицу какую-то, которую дети твои знают.

Ждана задумалась. Даже если Заяц каким-то образом ухитрится пробраться в княжеский дворец, так ведь сыновья — не яйца, в корзине не унесёшь. Пойдут ли мальчики с ним? Старший из них, Радятко — ещё тот упрямец. А если он не поверит, что Заяц действительно пришёл от неё? Слоёным тестом туго окутывали воображение возможные трудности, с которыми предстояло столкнуться Зайцу — одна за одной, приводя Ждану в ужас. Если парнишка ловко крал товары на рынке, это ещё не значило, что он был так же искусен в похищении людей. Со вздохом сняв с руки золотое запястье с вишнёвыми яхонтами[35], она протянула его Зайцу. Хм, отдавать вору драгоценность?.. Впрочем, сейчас этот вор был единственным, на кого Ждана могла положиться.

Подкинув на ладони украшение, Заяц прищёлкнул языком.

— Эх, хороши камушки… Кабы не дело важное, не видать бы тебе своей безделушки, госпожа.

В душу Жданы ядовитым пауком вдруг заползло подозрение: а что, если парень обманет? Завёз её в лесную глушь, дорогое запястье взял — да и был таков. Ведь могло так случиться? Как вору верить?

— Ты, княгиня, про меня дурного не воображай, — опять будто проникнув в думы Жданы, усмехнулся Заяц. — Коли бы мне нужны были твои побрякушки, коих на тебе ещё много осталось — давно снял бы их с тебя все до одной. Я ж взял только запястье, чтоб сынки твои мне поверили.

— А если всё равно не поверят? — не унималась тревога Жданы. — Нет ли какого кусочка коры древесной да ножа? Я бы записку сыновьям написала.

— Это можно, — согласился Заяц. — Не помешает.

Нож-засапожник у него был при себе. Им он отковырнул кусок берёсты, на котором Ждана и нацарапала короткое послание. После этого она описала Зайцу распорядок дня своих детей: когда они учатся, когда играют, когда ездят верхом. Поведала и то, как лучше подобраться к княжескому дворцу.

— Смотри, не попадись, — добавила она, вручая ему берёсту, свернутую трубкой. — Ежели схватят и найдут при тебе всё это — и я здесь пропаду, и тебе головы не сносить.

— Не печалься, государыня, — подмигнул воришка. — Всё будет в лучшем виде.

Снова стук копыт — и Ждана осталась в лесной пещере одна, без повозки, без оружия для защиты, лишь с честным словом синеглазого мастера волочильных дел.

*

Яблони в княжеском саду роняли жёлтые лодочки листьев на жухлую траву, но Радятко с Малом было всё нипочём: в любую погоду они играли на воздухе, устраивая поединки на деревянных мечах. Их младший брат, княжич Ярослав, всегда бегал за ними, как щенок на верёвочке, но сегодня малыш остался дома с няньками: холодно, ветрено, сыро… Матушка отправилась на рынок с утра. Вот уж обед миновал, а она всё не возвращалась. Ни служанка, ни возница тоже не появлялись.

Князь Вранокрыл внезапно уехал, и никто не знал, когда он будет дома. Начальник стражи Милован уже который день не протрезвлялся и нёс всякую чушь — будто всем скоро настанет конец.

Юная кровь кипела, не давая братьям озябнуть. В пылу схватки они даже скинули кафтаны, и стук их учебных мечей слышался на весь сад. С раннего утра до обеда они занимались науками: читали, писали, считали; после обеда им разрешено было резвиться и гулять, а по вечерам, перед ужином, наставало время их любимого занятия — верховой езды. У князя и в загородной усадьбе, и при зимградском дворце имелось по великолепной конюшне, и будь воля ребят — они бы целыми днями оттуда не вылезали. Лошадей любили оба.