Её каменные своды освещал огонь в огромном очаге, оснащённом несколькими отделениями. На нём одновременно готовилось множество блюд, в натопленном воздухе пахло дымом, жарким, пирогами, луком, разнообразными травами-приправами… У больших разделочных столов хлопотали пятеро дюжих поварих, потных и краснолицых от постоянного жара и пара; чурбаки для рубки мяса жирно поблёскивали от пропитавшей их крови, в кадушках лежала требуха — кишки с жёлтым сальником, блестящая коричневая печень, красные складчатые почки, розовые лёгкие… Одна из поварих ловко подкидывала на сковородке толстые блины и метала на просторное блюдо, где их уже возвышалась целая гора — коричнево-золотистых, с ноздреватыми узорами. На вертеле жарилась целая кабанья туша, в котле булькала каша, а в хлебной печке румянились плетёные калачи. Млада облизнулась, ощутив в животе зверское жжение. Глаза разбегались от изобилия, хотелось сразу всего и побольше. То ли от любви так голод разыгрался, то ли после схватки с оборотнем и бессонной ночи. Тело потратило много сил на заживление серьёзной раны, и теперь ему, видимо, требовалось их восполнить.

«Чего тут торчишь, слюни на пол льёшь, иди в трапезную», — незлобиво хмыкнула Правда — главная повариха, особа весьма грозного вида. Лицо её было обильно исчерчено шрамами, а синевато-стальные глаза излучали спокойную и угрюмую, непреклонную силу. В их глубине алмазной крошкой мерцали острые искры, и всякий, кто с ними сталкивался взглядом, хорошенько думал, прежде чем затевать спор с их обладательницей — а не порежется ли? Густые брови имели страстный, воинственный изгиб и когда-то были жгуче-тёмными, но сейчас на них словно поблёскивал иней, равно как и в короткой косичке, в которую были тщательно заплетены её тёмные волосы, охваченные через лоб простой коричневой тесёмкой.

Те, кто не знал историю Правды, удивлялись, как она, с виду прирождённая воительница, вся израненная в боях, оказалась на кухне. Были времена, когда она держала в руках не мясницкий топор, а настоящий, боевой. Не находилось ей равных в княжеской дружине.

Когда настало ей время искать свою суженую, привезла она себе из Светлореченского княжества невесту, но не обычную. Не лежала у той девицы душа к женской доле, а сызмальства любила она ратное дело, звериную травлю да боевые поединки. Такого она была нрава своевольного и упрямого, что даже её отец, светлореченский воевода Вячко, не мог совладать с ней и насильно приучить к девической жизни. Хотела дочь быть воином — и только. А уж замуж — никогда в жизни! Только за тем, кто победит её в поединке, соглашалась Военега признать право назваться её мужем.

Так и повелось: всем женихам приходилось сражаться с неукротимой Военегой, но никто не мог одержать верх, так как выросла девица настоящей богатыршей, а в умении владеть оружием превосходила многих мужчин. Посрамила она таким образом не один десяток славных воинов, желавших взять её в жёны, и отец уже было отчаялся когда-либо выдать норовистую дочурку замуж, да тут подвернулся смотр невест для дочерей Лалады. Ох и упиралась Военега, не желая надевать женское платье! Но отец сказал: «Не хочешь покориться мужчине — придёт женщина-кошка, которая тебя победит».

Всё-таки одели девицу-воина в свадебный наряд, и была она в нём краше многих невест на смотре. Коса — солнечного золота, глаза — синие ледышки, а губы были бы соблазнительнее спелых ягод малины, если бы всё время не кривились с презрением к происходящему вокруг. Вдруг услышала Военега насмешливый голос:

«Чего ты такая сердитая, красавица? Чего губки дуешь? Дай-ка я тебя поцелую».

От такого нахальства девушка онемела. Дерзкой женщиной-кошкой оказалась Правда, на лице которой в ту пору ещё не было шрамов, а волосы вились тёмно-русой волной. Статная и стройная, в сверкающей кольчуге и с богато украшенным драгоценными камнями мечом, она улыбалась Военеге так, будто уже победила. Вдруг накатила на девушку неведомая немощь, всё ушло в туман, а пришла она в себя на руках у нахальной женщины-кошки.

«Ну, вот ты и нашлась, моя избранница», — сказала Правда, потянувшись к её губам.

Никогда прежде не приключалось с отважной Военегой ничего подобного. Чтобы вот так, по-бабски, шлёпнуться в обморок!.. Разозлилась необузданная богатырша, вырвалась из объятий и отскочила от Правды.

«Не бывать этому! — воскликнула она. — Я поклялась выйти замуж только за того, кто окажется сильнее меня в поединке. Только тому я покорюсь!»

Женщина-кошка усмехнулась.

«Вон оно что! И сколько женихов ты так отвадила?»

«Поверь мне, не один десяток молодцев ушёл от меня ни с чем! — гордо похвалилась Военега. — Весьма умелых и храбрых воинов, между прочим».

«Ну, тогда позволь и мне счастья попытать, — улыбнулась Правда. — Если одержу победу — поцелуешь?»

Девица только хмыкнула.

«Не видать тебе моего поцелуя! — и хлопнула в ладоши: — Подайте мне мои доспехи и оружие!»

Смотрины на время прекратились. Все собрались поглядеть на небывалый поединок: и сами невесты, и женщины-кошки, и князь, и знатные люди, и прочий народ. Пока Военега переодевалась, Правда рвала полевые цветы и плела венок в ожидании своей избранницы-противницы. И вот, Военега появилась — грозная и красивая в воинском снаряжении, ростом только чуть-чуть уступая женщине-кошке и вызывающе сверкая зимней небесной синевой в глазах. Но в тот же миг этот холодок растаял, а сама девушка смутилась, встретив в задумчивомвзгляде Правды нежность и восхищение. Снова небывалое дело! Чтобы смутить бесстрашную Военегу, нужно было очень постараться…

Сначала они состязались в стрельбе из лука. Девушка била без промаха в подвешенное на дереве колечко, и следом за её стрелой туда же влетала стрела Правды. Противницы были равными.

Затем сильнейшую из них старались выявить с помощью метания копья. Вот взвилось в воздух копьё Военеги… Ох и далеко оно улетело, воткнувшись в стену деревянного сарайчика, который от удара дрогнул и чуть не сломался! Настала очередь женщины-кошки. Ответив на дерзкий взгляд девушки ласковой улыбкой, Правда запустила своё копьё, и оно метко поразило древко копья Военеги, расщепив его вдоль до самого наконечника, а сараюшка таки рухнула под всеобщее «ах». Князь рассудил:

«Ничья!»

Таким образом, победительницу опять не удалось определить. Последняя возможность это сделать оставалась за боем на мечах. Военега была согласна сражаться и до первой крови, но Правда не хотела ранить невесту, а потому поверженной решили считать ту из них, кто первая потеряет оружие или упадёт.

Трава была им почти по пояс, солнце слепило глаза, а Правда вместо шлема надела венок, который она сплела перед началом состязания. Когда Военега вышла против неё, в глазах девушки отражалось сомнение и озадаченность. Как биться с противником, во взгляде которого столько нежности? Но непобедимая Военега всё-таки обнажила меч, что следом за ней сделала и женщина-кошка.

Обе сражались мастерски и не уступали друг другу ни в силе, ни в искусстве владения оружием… Но это был не только поединок мечей. Клинок ударился о клинок — взгляд; удар пришёлся на щит — улыбка; уход в сторону, увёртка — озорной блеск в зрачках… Вот мечи скрестились почти у самых рукоятей, и противницы давили изо всех сил, старясь заставить друг друга сдвинуться с места и отступить; Правда вдруг скорчила рожу, сведя глаза к переносице, и девушка фыркнула от смеха. Этим и воспользовалась женщина-кошка: Военега едва не потеряла от толчка равновесие, оказавшись на грани поражения.

«Ах так!» — возмущённо вскричала она. С таким приёмом ведения боя — насмешить противника — ей ещё не доводилось сталкиваться… А Правда беззастенчиво улыбалась во все клыки.

Поединок продолжился, но серьёзность была утрачена. Игривые переглядывания, усмешки, подмигивания, лукавое прикусывание губы — всё шло в ход. Военега то злилась, то заливалась румянцем, то нервничала, сражаясь всё слабее и допуская ошибку за ошибкой, но Правда её щадила. Заметив это, девушка гневно рявкнула:

«Эй! Ты что, пытаешься мне поддаться?! Считаешь, что я слабее?! Это оскорбление! Бейся в полную силу!»

«Как прикажешь, счастье моё», — ответила Правда.

Удар — и меч вылетел из руки Военеги, примяв ни в чём не повинную траву и беззаботные цветы. Пару мгновений девушка огорошенно стояла, не веря своим глазам, а вокруг все уже шумели и ликовали, чествуя победительницу. Вложив меч в ножны, женщина-кошка подошла к девушке вплотную.

«Ну, где моя награда?» — И её губы нежно приблизились к растерянно приоткрытым устам невесты.

Много нового в тот день случилось со строптивой Военегой: первое смущение, первое поражение, первый поцелуй. На голову ей опустился венок из полевых цветов, а Правда сказала:

«К свадьбе тебя не принуждаю. Если я тебе не люба — не насилуй себя, а с меня хватит и поцелуя. Сладок он был… За него и жизнь отдать не жаль».

С этими словами она повернулась и под удивлённый и разочарованный гул зрителей неторопливо зашагала прочь. Военега в первые мгновения провожала её потрясённым взглядом, а потом расплакалась. И это тоже приключилось с ней в первый раз…

«Вернись, негодяйка! — закричала она, кинувшись следом. — Ты что, отвергаешь меня? Хочешь растоптать, унизить перед всеми?!»

Крича это сквозь слёзы, Военега отчаянно барабанила кулаками по спине Правды, а та только блаженно улыбалась под градом ударов, оставаясь недвижимой, как гора.

«Хнычешь, как девчонка», — промолвила она через плечо.

«Вообще-то, я и есть девчонка…» — Военега шмыгнула носом и горестно утёрла его пальцем.

Правда обернулась к ней, широко улыбаясь.

«Тогда пошли». — И победительница унесла проигравшую с места состязания на руках.

Но и после свадьбы Военега не спешила расставаться со своими привычками, продолжая упражняться в военном искусстве. Впрочем, если у себя дома она с лёгкостью побеждала мужчин, то с женщинами-кошками тягаться оказалось не так-то просто. Посрамлённая несколькими поражениями, она затосковала. Стараясь развеять и развлечь молодую жену, Правда брала её с собой на охоту. В лесу они иногда снова состязались в стрельбе из лука, но каждый раз проявляли одинаковую меткость.