Сперва настала тишина, только с треском плясал огонь в каменных кошачьих пастях, потом негромко загудело обсуждение. Лесияра ждала, а её мысленный взгляд тем временем пронзал сумрачное пространство земель Воронецкого княжества, светлокрылой птицей сквозь чёрную дымовую завесу летел к Ждане, где бы она сейчас ни находилась… И вместе с тем княгиня не могла не поражаться самой себе: то, что она считала кратковременным увлечением, оказывается, пустило глубокие корни. Это имя — Ждана — дремало и таилось до своей поры, загнанное в глубокую нору, а потом, выбрав, как назло, самый малоподходящий миг, прыгнуло на беззащитное сердце, как зверь на добычу. Причём очень голодный зверь. Да, Лесияра хотела стереть это имя из памяти и даже пыталась винить его обладательницу во всем, что случилось со Златоцветой, но… Разве Ждана была в этом виновата?

И вот, одна за другой Сёстры начали подниматься со своих мест. Мнения их разделились так: двадцать пять считали, что риск оправдан и следовало отправить на запад разведку, а двадцать две — что нарушение условий мира может повлечь за собой войну, а значит, пересекать рубеж ни в коем случае нельзя. Двое воздержались, и Радимира оказалась в их числе.

— Что ж, будь по-вашему, — сказала Лесияра. — Предоставляю всем военным советницам самим выбрать из числа своих дружин тех, кто наилучшим образом подходит для такого задания. Радимира, вопрос с Младой решён: она отправляется. Раз она уже бывала там, значит, ей будет проще. Одновременно с этим соглядатаи отправятся в Светлореченское княжество. Это дело куда менее опасное, но всё же надо отнестись и к нему со всем возможным тщанием. Посложнее будет с разведкой земель за Мёртвыми топями. Туда придётся пробираться через Хину, но, думаю, и в этом ничего невозможного нет. Ну и, само собою разумеется, следует привести все войска в готовность. Ничего пока не предпринимать, просто быть готовыми в любой миг вступить в бой.

Отдав все распоряжения, Лесияра объявила совещание оконченным. Ей не терпелось скорее задать волновавший её вопрос…

В Красной палате Дарёна оказалась не одна. Сидя у столика, на котором красовались блюда с нетронутыми кушаньями, она беспокойно отщипывала и жевала кусочки медового пряника, а вдоль стены с окнами расхаживала Млада. Ещё бы Лесияра её не узнала! Синие яхонты этих глаз, бесстрашные и твёрдые, невозможно было забыть; острому клинку их взгляда Лесияра противостояла не один раз в тот злополучный день — день первой встречи со Жданой… Представ перед княгиней, как вынутая из сундука одежда, он вспомнился ей во всех подробностях.

— Здравствуй, Млада, — промолвила Лесияра.

— И тебе здравия желаю, государыня, — ответила та, повернувшись к княгине лицом и замерев в почтительной позе.

Сделав вскочившей Дарёне знак сесть, Лесияра подвинула тяжёлое кресло с высокой резной спинкой к столику и опустилась в него. Кажется, она начинала понимать, какого свойства личное дело было у Дарёны, а точнее, у них обеих. Поглядывая на них сквозь добродушный прищур, она усмехнулась:

— Что ж вы, гостьи дорогие, к яствам не притронулись?.. Не голодны, иль не любо моё гостеприимство?

— Любо, госпожа, — поклонилась Млада. — Всем любо. Хороши яства, да только кусок в горло не лез, уж прости.

— А что так? — двинула бровью Лесияра, беря кувшин с мёдом-вишняком и разливая сладкое светло-красное питьё. Из кувшина с плеском падали в кубки целые ягодки. — Медку вот хоть отведайте… Хороший, выдержанный, двадцать пять лет в бочке томился.

Отказаться ни Млада, ни Дарёна не дерзнули. С удовольствием осушив кубок до дна, Лесияра проговорила:

— Ну, слушаю вас. Излагайте, с чем пришли.

— Государыня, — начала Млада, прочистив горло для верности. — Я прошу дозволения взять Дарёну в жёны. Не удивляйся, почему я спрашиваю об этом тебя… Дарёна родилась в Воронецком княжестве, но в ней течёт и светлореченская кровь.

— Мне это ведомо, — перебила княгиня с улыбкой. — Она только что рассказала. Не вижу препятствий для вашего союза. Западное происхождение Дарёны — не великая беда, если хорошенько почистить её от остатков хмари… По большей части это, как я вижу, уже проделано, но кое-какой холодок ещё есть. Нужно провести обряд посвящения, чтобы Лалада приняла её под своё покровительство, и после этого — женитесь на здоровье.

— Благодарю, госпожа, — поклонилась Млада снова. — Всё будет сделано, как полагается…

— А невеста-то что говорит, м? — лукаво прищурилась княгиня. — А то ты про свадьбу толкуешь, а она — молчок, и в глазах — ни искорки. Или она ещё не решила? Дарён… Ну, чего молчишь?

Судорожно вздохнув, девушка выдавила улыбку. Ещё недавно в Престольной палате она держалась так смело и прямо, почти дерзко, а сейчас в уголках её глаз набрякли слёзы, будто что-то в ней надломилось. Млада нахмурилась.

— Дарёнка… — дрогнувшим голосом пробормотала она.

Девушка замотала головой и поспешно смахнула блестящие капельки пальцами.

— Это она от радости, — подбодрила Младу княгиня. — К слову, время ещё подумать у неё будет. На совете Сестёр было решено поручить тебе важное задание, Млада. Что и как — о том узнаешь у Радимиры, она тебя ждёт. Поэтому давай, поцелуй на прощание свою ненаглядную и отправляйся. Если успешно справишься, в накладе не останешься: плату получишь щедрую, и свадьбу вам отгрохаем — всем на зависть.

Дарёна встрепенулась, встревоженная словом «задание», а Млада, потемнев лицом, постаралась, впрочем, не показать никаких чувств относительно него.

— Слушаю, государыня, — отозвалась она сухо, выпрямившись. — Дай мне только время переправить Дарёну в дом моей родительницы.

— В этом нет нужды, — ответила Лесияра. — Твою невесту я буду рада принять и разместить здесь, у себя. Беспокоиться тебе не о чем, — добавила она с многозначительной усмешкой. — Дарёну я сберегу и позабочусь о ней, как о своей дочери. Даю тебе моё княжеское слово чести, что к твоему возвращению она будет в полном благополучии.

— Как прикажешь, госпожа, — с льдистым звоном в голосе сказала Млада. И прибавила тише и мягче, сменив сухой и деловой тон на ласковый: — Дарёнушка… Иди, обнимемся перед разлукой. Ничего не поделаешь — служба моя такая… Не печалься, постараюсь скоро к тебе вернуться.

Поднялась со своего места девушка как-то неуверенно и неуклюже, но прильнула к груди Млады порывисто и крепко. Сквозь зажмуренные веки просочились слезинки. Лесияре даже стало совестно за принятое решение об отправке Млады на запад. Больше всего ей хотелось бы, чтобы Дарёна радовалась, а не горевала.

— Не тужи, — сказала она девушке ободряюще. — Вернётся к тебе твоя избранница, никуда не денется… Не сидеть же ей вечно в сторожах границы, пора отличиться и в чём-то позначительнее.

Крепкий поцелуй — и Млада выпустила Дарёну из объятий, на прощание улыбнувшись одним взглядом. Умели её глаза быть не только яхонтовыми клинками, но и тёплыми незабудками — когда смотрели на девушку.

И вот, они остались среди ало-золотых стен вдвоём, и Лесияра смогла наконец спросить с трепетом в сердце:

— Дарёна, а жива ли, здорова ли твоя матушка?

Карие глаза снова озарились тёплым и ясным янтарным светом:

— Много она мне рассказывала о Белых горах… И о тебе, государыня. Знаешь, как она о тебе говорила? Что прекраснее тебя нет никого на свете.

«Ждана, Ждана!» — застонало сердце, и Лесияра едва сама не застонала — вслух. Значит, помнила, любила… Эти глаза, этот голос… Как будто не девушка, а сама Ждана сказала это: «Прекраснее тебя нет никого на свете».

— Не томи же, — взмолилась княгиня. — Как она? Всё ли с нею благополучно?

Дарёна погрустнела, и в груди Лесияры леденяще разлилось ужасное предчувствие.

— Я не знаю, государыня, — вздохнула девушка. — Я четыре года скиталась и давно не видела матушку… А когда побывала в родных краях снова, наш дом стоял заброшенный. И матушка, и мои братишки куда-то пропали. Быть может, их и на свете уж нет.

От облегчения у Лесияры даже зазвенело в ушах. Она ждала страшного слова — «умерла», но заброшенный дом ещё ничего не значил. Потери второй звёздочки в пруду княгиня не перенесла бы…

— Дарёна, а ты видела её могилу? У соседей спрашивала? — пробормотала она. — Ежели твоя матушка и братья пропали, это не значит, что их нет в живых.

— Я хотела спросить, но попалась на глаза людям князя Вранокрыла, — ответила Дарёна печально. — Меня же изгнали из родного дома и под страхом смерти запретили возвращаться… А они меня увидели и начали выпытывать, кто такая, мол, чьих буду. Насилу ноги унесла. Не до расспросов было.

— Изгнали? — нахмурилась Лесияра. — Кто тебя изгнал и за что?

— Князь и изгнал, — был ответ. — За то, что я его по спине ухватом вытянула.

При этих словах княгиня не удержалась — фыркнула.

— Вот это ловко! А ты девица не промах, как я погляжу… На совете смелые речи вела, князей по спине лупишь. А за что ты его?

Губы девушки ожесточённо подобрались, голос прозвучал глухо:

— После того как отец оборотнем стал и в лес ушёл, князь на матушку глаз положил. Пришёл к нам однажды и стал её домогаться… Я его и треснула. Чтоб меня не казнили, матушка… — Голос Дарёны пресёкся, она сглотнула и не сразу смогла продолжить. — Позволила ему, чего он хотел. Он слово сдержал, и вместо казни меня выгнали из родных мест.

Усмешка сбежала с лица Лесияры. Всё нутро горело, точно по кишкам растеклось расплавленное железо. Ненависть, от которой едва не лопается кожа на сжатых кулаках, а сердце превращается в кусок холодного камня — вот что она испытала. Но и саму себя она считала виноватой: не проследила, не уберегла. Теперь же оставалось только одно — убить Вранокрыла лично. Если бы она хоть раз видела властителя западных земель своими глазами, то сейчас просто взяла бы меч, перенеслась бы к нему через проход в пространстве и одним махом снесла бы этому похотливому топтуну его петушиную башку… Но всякие связи с Воронецким княжеством были давно прекращены, и нынешнего правителя Лесияра не знала в лицо, а значит, и не могла попасть к нему вот так, напрямую. Значит, придётся искать другую возможность. Как бы то ни было, Вранокрыл должен быть наказан.