«Это ты тревогу подняла?» — спросила одна из незнакомок, шагнув вперёд и пронзая девушку острой сталью глаз.

Птичка выпала из ослабевшей от испуга руки Жданы. Сероглазая лесная воительница склонилась и подобрала свистульку, блеснув пластиной брони, прикрывавшей тыльную сторону руки. На её среднем пальце красовался дорогой перстень со светло-красным, искристо сияющим камнем, на двух соседних блестели кольца поскромнее.

«Ты хоть знаешь, что это такое?» — строго спросила кошка, держа свистульку на ладони.

Онемевшая Ждана смогла только отрицательно мотнуть головой. Цепкий, строгий взгляд из-под наголовья оценил мирную обстановку: лукошко с ягодами, ощипанного рябчика, сумку с едой… Выпрямившись, воительница вложила меч в ножны, и весь отряд безмолвно последовал её примеру.

«Млада!» — раскатился под зелёным пологом леса грозный, светлый и холодный оклик.

Приосанившись и уперев руки в бока, незнакомка ждала. Мягкие шаги — и появилась женщина-кошка с парой рябчиков, смущённая и виноватая. Бросив добычу на траву, она наградила Ждану таким хлёстким и сердитым взглядом, что девушке захотелось стать водой и впитаться в землю.

«Я здесь, госпожа Радимира, — сказала Млада. — Прощения прошу, тревога ложная, всё спокойно».

Воительница, которую назвали Радимирой, хмыкнула и бросила ей свистульку. Млада ловко поймала и досадливо пробормотала:

«Надо же… Верёвочка порвалась».

Серые глаза снова пронзили Ждану ледяным острием взгляда.

«А это ещё что за девица? И что она делает с тобой в дозоре? Помощницу ты, что ль, себе завела?»

«Это моя невеста Ждана, — пояснила женщина-кошка, помогая девушке подняться на ноги. — Ей по ягоды пойти захотелось, а места здешние она ещё плохо знает, вот я её с собой и взяла».

Говорила Млада с начальницей лесного отряда сдержанно и почтительно, но Ждана в буквальном смысле ощутила на своей шкуре, как она рассержена: от её пальцев на коже неизбежно должны были остаться синяки.

«Дозор — не прогулка, — проворчала Радимира, откидывая наголовье плаща. — Чтоб такое было в последний раз! Никаких девиц и никакого баловства. Делать нам больше нечего, как только по ложной тревоге бегать!»

«Виновата! — ответила Млада, выпрямляясь по стойке «смирно». — Исправлюсь».

Шлем на голове Радимиры богато сверкал золотыми накладными узорами, пластинчатая бармица закрывала шею сзади и по бокам. Сняв его, кошка встряхнула золотисто-русыми волосами, упавшими ей на плечи, и с усмешкой полюбопытствовала:

«И скоро свадьба?»

«В листопаде, госпожа», — учтиво отозвалась Млада.

«Рада за тебя, — сказала Радимира, смягчаясь. — Меня-то позовёшь?»

«Обязательно, госпожа! — сверкнула улыбкой черноволосая женщина-кошка. — Приходи непременно, дорогой гостьей будешь!»

«Хорошо. Ох, следовало бы тебя взгреть за беспечность, но ради такого случая — ладно уж».

Короткий кивок — и по чуть приметному знаку сверкающей кольцами руки отряд исчез с той же бесшумной стремительностью, с какой появился. В лесу установилась прежняя торжественно-хвойная тишина, только солнечные зайчики легкомысленно плясали под ногами.

«Уфф», — вздохнула Млада, садясь на траву и доставая из сумки флягу с водой.

Она отпила глоток, устало щурясь вдаль. Ждана, не зная, что сказать или сделать, присела тоже и принялась виновато ковырять пальцем высохшую жёлтую хвою на земле.

«Прости, я не знала, что это за свистулька», — наконец проговорила она.

Млада, расправив нахмуренные брови и прогнав из взгляда мрачную тень, улыбнулась.

«Да ладно… Я тоже хороша: давно уж верёвочку поменять надо было, а я всё забывала. Да и тебя следовало предупредить. Однако ж, лада моя, — добавила она, придвигаясь к Ждане и нежно щекоча ей под подбородком, — ты мне также и службу сослужила. Несдобровать бы мне, но ты смягчила сердце Радимиры. Так что не знаю, ругать тебя или благодарить…»

Ещё мокрые от воды губы Млады приблизились, щекоча Ждану тёплым дыханием, и прильнули к её рту в долгом и глубоком поцелуе. Когда он закончился, женщина-кошка сказала:

«Прости, Жданка, но с собой в дозор я тебя больше брать не буду, служба есть служба… По ягоды ты и сама ходить сможешь — только надень кольцо и представь себе ягодную поляну, и оно само перенесёт тебя туда. Дикого зверя не бойся: с помощью того же кольца ты от него легко ускользнёшь. Только слишком близко к границе гор не подходи».

Млада связала порванную веревочку и повесила свистульку на шею, спрятав под безрукавку. Ждану разбирало любопытство:

«А как они услышали? Свистит-то тихо совсем, как комар».

«Это не простой свисток, — объяснила женщина-кошка, ласково поглаживая пальцами косу девушки. — Он, как и кольцо, зачарованный. Громко ему и нет нужды звучать: те, кому надо, услышат даже за тысячу вёрст».

Потом они сидели рядом и ели зажаренных на костре рябчиков. Нежное мясо со смолистым ароматом чуть горчило, но Ждана сдабривала его ягодами, бросая их следом в рот. Тушки были весьма скромных размеров — скорее, чтобы аппетит раздразнить, нежели насытиться; не наевшись, Млада подогрела на костре утку из сумки.

«Будешь?» — предложила она.

Ждана отказалась, удовольствовавшись куском хлеба и яйцом. Главное, чтобы Млада была сытой — ведь ей нести службу, бродя по горам и слушая западные земли. Вороша пальцами её крупные кудри и вплетая в них солнечных зайчиков, Ждана сама была готова заурчать, как кошка — от счастья и умиротворения.

Она полюбила лес. Выучившись обращаться с кольцом, легко находила ягодные и грибные места: оно само приводило её к ним, стоило только ясно представить себе желаемую ягоду или гриб. При этом волшебство кольца берегло девушку от случайного пересечения западной границы Белых гор и попадания в Воронецкое княжество.

Лето перевалило за свой пик и близилось к закату, но всё ещё было полно чудесных, нежарких, погожих дней. Однажды, вернувшись домой, Млада предупредила, что в крепости Шелуга гостила сама княгиня Лесияра, которая каждый месяц зарев[27] любила отдохнуть и порыбачить на озере Синий Яхонт, причём одна, без своей супруги. Ждана не совсем поняла, для чего было сделано это предупреждение: для того ли, чтобы она остерегалась ходить к озеру, или же для того, чтобы при встрече выразила правительнице женщин-кошек должное почтение? Как бы то ни было, приняв это к сведению, в лес Ждана ходить не перестала: там ещё оставалось множество нетронутых ягодных богатств. Из ягод она пекла пироги, делала взвар, морс, заготавливала их с мёдом — благо, Млада раздобыла целый бочонок «сладкого золота». Ещё Ждана любила, замерев, слушать до самозабвения птичьи песни, которые светлыми, свитыми из цветов и солнечных лучей венками ложились ей на сердце. Ей запал в душу горьковато-тёплый, зелёный запах липкой смолы на пальцах и прохладный, необъятный лесной простор… Нет, ни за что она не променяла бы всё это вновь на городскую жизнь — на грязь улиц, людскую толпу, шум и гам. Её взяла в необоримый плен эта ясная, уединённая тишина соснового бора, а величественное молчание гор научило её слушать и думать.

Случилось ей однажды с корзиной голубики отдыхать у лесного каменного колодца. Создан он был самой природой в виде подземной пещеры, затопленной озёрной водой и имевшей выход на поверхность в виде узкого горла. Над колодцем возвышались каменные глыбы, оплетённые сверху корнями сосен. Вода стояла высоко: чтобы дотянуться до неё, нужно было лечь на край и всего лишь спустить руку. Сначала Ждана просто сидела, вглядываясь в тёмную молчаливую глубину и наблюдая, как солнечные отблески колыхались на стенках колодезного «горла». Свет играл на зелёных узорах малахита, и девушка легла на прохладную траву, чтобы их лучше разглядеть. Нежаркое солнце мягко гладило ей спину, каменный край холодил грудь… От нечего делать она стала кидать в воду камушки, собирая их возле себя. Бульк! Малахитовые узоры заплясали, тонкие солнечные нити заколыхались… Бульк! Гулкий, короткий звук. На десятом камушке свет потускнел: солнце спряталось за облаком. Из-под голубовато-зелёной толщи воды послышался непонятный высокий звук, тягуче-округлый, вопросительный, что-то вроде «бу-у-у-уль-ль?» Ждана замерла, ощутив укол холода в сердце… Ни оторвать взгляд, ни встать она не могла: малахитовое бездонье чаровало, затягивало, выпив из неё всю волю и твёрдость. В воде между тем что-то шевельнулось, медленно приближаясь и проступая… Светлое пятно, окружённое колышущимся облаком водорослей, всплывало к поверхности, постепенно превращаясь в лицо. Из воды на Ждану смотрела дева с мертвенной, зеленовато-бледной кожей и по-лягушачьи большим ртом. Травяная зелень её выпуклых немигающих глаз всасывала Ждану в пучину холодных чар, опутывая душу и прорастая в сознание. Покачивающаяся, дышащая копна волос-водорослей раскинулась на весь колодец, заполнив его собой от стенки до стенки. Лоб девы охватывало очелье из маленьких ракушек, а в ушах вместо серёжек ощетинились костями рыбьи остовы. Широкий рот, полный мелких щучьих зубов, приоткрылся словно бы в зевоте, водная поверхность дрогнула круговыми волнами, и Ждана снова услышала то жутковатое, утробное «бу-у-уль». Протерев глаза зелёными кулачками, водное существо уставилось на девушку.

Ледяное осознание накрыло Ждану: доигралась. Кидая камушки, она разбудила водяницу. Пойманной мышью пискнул здравый смысл: надо уходить подобру-поздорову… Но зелёные щупальца подводных чар крепко опутали её, а край колодца давил на грудь каменным холодом. Свесившаяся с него рука занемела, не в силах втянуться наверх, а к ней уже подбирались пальцы водяной девы. Вот они показались над водой, бескровные, с полупрозрачными острыми коготками…

Дёрг! Цап! Плесь!

В запястье Жданы вцепилась мокрая и холодная, как рыбья плоть, рука. Рот ощерился в хищной мелкозубой ухмылке, глаза выпучились, обдавая душу Жданы глубоководной жутью, и девушка с ужасом поняла, что её тянет вниз непреодолимая сила. Не получалось ни ухватиться за что-нибудь, ни упереться… Ноги беспомощно елозили по траве, а край рукава уже намок. Как спастись? Кого звать на помощь, если даже горло сковал глубинный холод?