Конечно, потом, когда он закрепится на немецком рынке, он кинет их, но они и сами об этом знают.

Зазвонил телефон.

– Как насчет визита с проверкой моей собачки? – Голос Кирилла звучал насмешливо. – Привет, Волчара.

Андрей улыбнулся. Знал бы он, какую проверку он уже провел. А как доволен остался!

– Занят, мужик. Заказ выгодный.

– Советую поспешить.

– А что, на твоих собак мор напал?

– Типун тебе на язык, Волков, – огрызнулся Кирилл не хуже какого-нибудь бультерьера.

– Тогда в чем дело?

– А в том, что Ольга Ермакова уезжает на Крит.

– Когда? – встрепенулся Андрей так, что Кирилл расхохотался.

«Оранжевый парус…» – вспомнил он строчки из тетради Юрия.

– Через три недели, друг мой. Тебе может прямо сейчас поехать к ней?

– Спасибо, нет. А вот за новость особое спасибо.

Что ж, наверное, он все делает правильно, не гневит ничем небеса, если такая новость пришлась ко времени. Но сколько надо успеть! Партия валенок, документы в Грецию, но главное – научиться ходить под парусом на доске!

Ехать в Москву?

Он не выпускал эту мысль из головы весь вечер, до самого утра. И додумался. Вот уж точно – никогда не знаешь, когда пригодятся знакомства, которые возникли сто лет назад. Он понял, куда ему надо мчаться. В детскую школу юных моряков, куда он ездил целых два года. С Ленинградского проспекта на улицу Трофимова.

Он собрался и поехал в Москву.

Джип сидел высоко, Андрей видел не только задние бамперы впереди идущих машин, но улавливал перемены в хорошо знакомом прежде районе. В голову влетела дурацкая мысль – если бы его похитили и привезли сюда с завязанными глазами, а потом сняли повязку, он в жизни не догадался бы, что сюда приезжал мальчишкой бредить морем, как называла это мать.

Дома другие, улицы другие, люди другие. Он свернул на известную ему улицу, погасил скорость и начал всматриваться в номера домов. Он не хотел махнуть мимо, потому что, судя по разметке, ему придется гнать до Южного порта, а уж потом поворачивать обратно.

Он, конечно, мог пересечь сплошную белую линию, но соколиная посадка постового на новеньком мотоцикле «БМВ» успокоила кровь.

«Ага, вот сюда и повернем», – сказал он себе, включая левый указатель. «Приехали», – фыркнул он вместе с движком, который повел себя не по правилам и заглох. Вывеска нагло стреляла в глаза красным: «Сядь на пенек, съешь пирожок».

«Да на черта мне ваши пирожки?»

Он вышел из машины. В подъезд, где раньше был клуб, не войдешь – домофон сторожил лучше цепного пса.

– Ясно, здешнее море пересохло, – бросил он в сердцах.

– Да уж давно-о, – протянул старичок, который ждал, когда нагуляется его разжиревший от возраста жесткошерстный фокстерьер. Насмешливые желто-карие глаза пса прошлись по незнакомцу, пес потрусил осматривать кусты – опытный, догадался, что времени для прогулки прибавилось.

Хозяин охотно рассказал Андрею, что директор на пенсии.

– Он живет во-он в том доме, – указал на окна.

Через десять минут Андрей сидел на кухне старого холостяка – аккуратной, ароматной. Аппетитно пахло разогретой ванильной булочкой. Старичок принес из кладовой сосновую доску с колесами и показал Андрею.

– Точно такая, как у Арне де Росне, – сказал он и умолк, ожидая от Андрея ответа.

– Француза, да? – догадался Андрей по имени.

– Да, который придумал всю эту музыку в семьдесят восьмом. Великое открытие, – продолжал старичок, – впрочем, как и любые открытия, сделано от скуки.

Андрей удивился:

– Прямо уж от скуки?

– Не верите? – Старичок сощурился. – А про себя ничего такого не вспомните? – проникновенно, с легкой насмешкой в голосе спросил он. – Этот француз, мастер по виндсерфингу, сидел на пляже и ждал у моря погоды. Но оно не успокаивалось, а он не мог прокатиться. Между тем он видел, как гоняют по пляжу сухопутные яхты.

– Я знаю, – перебил Андрей, – есть легкие ялики, которые гоняются на колесах под парусом.

– Конечно, – согласился старичок. – Тогда во французскую голову пришла мысль – приделать к доске колеса. И дать фору всем этим яликам. Потому что по песку доска на колесах понесет его быстрее! Теперь это называется спидсейл.

– Можно, я посмотрю? – Андрей кивнул на доску.

– Конечно, иногда доску делают из ясеня, она легче, и скорость больше. Так вы… все еще не согласны, что открытия делают от скуки жизни?

Андрей усмехнулся:

– Пожалуй, вы правы.

– Скажу про себя, если бы у меня была семья в свое время, никогда бы я не узнал, что мне так интересно заниматься с мальчишками… морем. Я увидел его впервые… – он округлил глаза, которые все еще блестели, понизил голос и сказал: – в прошлом году. Меня пригласил к себе мой ученик. Он стал моряком и живет в Североморске.

– Что ж, я тоже вынужден признать, что вы правы… – Андрей поморщился. – Я начал свое дело тоже от скуки.

Действительно, чем бы он занялся тогда в деревне?

– И удачно, верно?

– Более чем, – согласился Андрей. – Где мне научиться кататься на этой штуковине? – Он протянул доску мужчине.

– Только там по-настоящему. – Он помахал рукой куда-то за окно, Андрей проследил за движением пальцев, которые дрыгались, словно изображая движение сороконожки.

– Понял.

– Булочку? – спросил хозяин.

– Охотно, – отозвался Андрей. Ему не хотелось расставаться с ощущением тепла и надежности. Они окружали этого человека или… поднимались из прошлого? Из детства, частица которого осталась в этом уголке Москвы?

23

Ольга сидела на балконе, его перила увиты розовыми бугенвиллеями, которые прежде она видела только на фотографиях. Семейный отель на берегу моря почти пуст, еще не сезон. Ей нравились тишина, безлюдье. Если она слышала голоса, то узнавала английский или немецкий. Она не предполагала, что отдохнуть от родного языка так здорово. Ты не включаешься в чужую жизнь, а значит, не тратишь энергию понапрасну. Чаще всего до нее доносился греческий, уже подзабытый – язык быстро выветривается, но его можно вернуть тоже без особых усилий, стоит лишь погрузиться в его среду.

Весна на Крите оказалась такой, как она ожидала. Цвело все, что только могло цвести с февраля по май. Пышные орхидеи, смолевки с липкими стеблями, критский эбенус – кустарник с розовато-лиловыми цветами, который растет только на этом греческом острове. В июне, когда солнце окажется в зените, многие цветы засохнут. Многолетние переждут лето и сушь в клубнях под землей или в луковицах. Здесь превосходное место для изучения весенних цветов.

Она знала названия почти всех растений, хотя Виталий так и не согласился взять ее с собой ни разу за все время, пока они были вместе. Он уверял ее, что не умеет отдыхать, как она хочет, поэтому не получится ни отдыха, ни работы.

Ольге не надо было повторять дважды, поэтому она купила атлас растений Крита с иллюстрациями, изучила его и теперь могла сама водить ботанические экскурсии.

Однако, поймала она себя, сегодня вспомнила уже третье мужское имя, а день только начался. Юрий, Андрей, это ясно. Но Виталий – о нем Она думать забыла. Он был совершенно посторонний в ее жизни человек.

Трое мужчин, разве много? – насмешливо спросила она себя. Ей почти тридцать лет. К тому же Юрия больше нет в этом мире, а Виталия нет в ее мире.

Есть только Андрей. Ольга сцепила руки на перилах, они скрылись под шапкой цветов. Они приятно грели кожу.

Ольга закрыла глаза. Да, этот мужчина возник в ее жизни странно, внезапно, даже… по-деловому. Никогда он не появился бы в ее прежней жизни. Теперь она понимала, что на самом деле означает фраза, которую она однажды услышала от коллег: «Мужчин надо искать там, где водятся такие, каких ты хочешь».

На самом деле, если бы она не бросила свою прежнюю службу, ее не пригласили бы на тот прием. И… дальше…

В общем, все ясно. Если Марина Ивановна говорит, что жизнь – это движение от встречи к встрече, то у нее состоялась новая. Значит, возможна новая жизнь. Почему нет? И она, и он – не половинки, вспомнила она давно сказанную фразу – мать говорила, что удачно соединяются цельные личности.

Из глубины двора долетели голоса хозяев:

– Мэ гала? Гликос?

«С молоком? Сладкий?» – это спрашивала молодого черноглазого садовника жена хозяина. Наверняка он снова объяснял ей, как правильно срезать розы с куста, а она хотела вознаградить его чашкой кофе.

Ольга улыбнулась. Едва ли о такой благодарности он мечтал. Повсюду мужчины одинаковы – парню всякий раз так хотелось прикоснуться к круглому плечу хозяйки, что он наклонялся все ниже и ниже, делая вид, будто намерен дотянуться до самого нижнего цветка… Заливистый женский смех и легкий шлепок подтвердили – на этот раз дотянулся.

– Гликос, гликос…

Ольга подняла голову, и ее взгляд упал на колючую, похожую на лопушистый домашний кактус опунцию. Ее лучше не трогать, колючки ядовиты. Но из нее делают лекарство, полезное для мужчин.

А вообще-то Виталию спасибо. Если бы он не был ботаником, она бродила бы здесь в полном неведении, как бродят толпы туристов со всего света. Они ходят по цветам, не зная, что их рифленые подошвы топчут растения, которых нет нигде, кроме как на этом греческом острове.

Она перевела взгляд на старый маяк. Вчера она увидела там парусники, но с белыми парусами. Они не за ней, усмехнулась она, вспомнив романтическое обещание друга детства.

Надо же, если бы случилось все так, как он говорил, вышло бы романтично. Она могла бы рассказывать внукам вместо сказки на ночь: «И подкатил по песку парусник с оранжевым парусом, и назвал невестой… Кто это?» – «Принц!» – «Нет, дети, проще, ваш дедушка, он назвал вашу бабушку своей невестой… От них пошла ветвь большого рода, на которой сидите вы – маленькие листочки…»