– Ну, ее возбуждение продлится недолго, может быть, скоро у нее будет ребенок, а это ее отрезвит.

– Вы, я вижу, как всегда, надеетесь на лучшее.

– По крайней мере, надо радоваться тому, что есть. Кто знает, может, ничего плохого и не случится.

Он с благодарностью сжал ее руку.

– Вы, как всегда, правы.

Она улыбнулась ему, но в глазах по-прежнему таилась тревога. С тех пор как он унаследовал герцогство два года назад, их жизнь утратила беззаботность. Его отец был мотом, и Чарльзу досталась страна в разоре. Он был исполнен решимости привести ее к процветанию и занимался экономикой, как умел. Это было нелегко, ведь он прежде всего солдат, а не государственный деятель. Вот из мадам де Герцфельдт вышел бы прекрасный министр. Он не делал и шага, не посоветовавшись с ней, и каждый раз убеждался, что поступает мудро. Она устроила брак Шарлотты, она займется и сватовством Каролины, когда придет время. Это она предложила, чтобы принцессы были свободны в выборе религии и сделались бы католичками или протестантками в зависимости от того, какую религию будет исповедовать их будущий муж. Так, убеждала она, будет легче найти им мужей, ведь столько удачных браков сорвалось из-за религиозных различий жениха и невесты.

Какой блистательной герцогиней она могла стать! А ему пришлось довольствоваться Августой, та только и делала, что постоянно всем напоминала, насколько лучше, чем в Брунсвике, обстояли дела в Англии, где правил ее брат, король Георг III.

– Итак, – сказала мадам де Герцфельдт, – будем думать только о свадьбе, а к грядущим трудностям вернемся, когда они настанут.

* * *

Герцогиня в это время беседовала со своей дочерью Шарлоттой, невестой, будущей замужней дамой.

– Конечно, на мой взгляд, для вас было бы лучше выйти замуж за английского принца. Моему племяннику, принцу Уэльскому сейчас… дайте вспомнить… Двадцать лет ему сейчас, так, кажется? Да, по-моему, двадцать, и, конечно, ему самое время жениться. Но разве он женится на принцессе Брунсвик-Вольфенбюттельской? О нет! От одного этого предложения мою невестку хватил бы апоплексический удар. Как я ненавидела эту тварь! Это она, королева Шарлотта, – одна из причин, по которой я была рада покинуть Англию.

– Перестаньте, мама, – дерзко возразила Шарлотта, – что толку роптать на то, что мне не достался принц Уэльский, теперь, когда у меня есть Фредерик Уильям. Что ж, сойдет и Вюртемберг. Тем более что свадьба будет через два дня, и даже если бы моя противная старая тетка королева Шарлотта вдруг сжалилась и прислала бы мне вашего племянника, принца Уэльского, все выглядело бы, по крайней мере, странно.

– Шарлотта, можно ли так дерзить? – мягко упрекнула принцессу мать.

– Чего от меня ждать, раз вы назвали меня в честь вашей противной невестки?

– Не забывайтесь, Шарлотта, вы говорите о королеве Англии.

– И все же, мама, признайтесь сами, минуту назад высказывались о ней весьма неуважительно.

«О Боже, – размышляла герцогиня. – Никогда мои дети не будут слушать меня. Вот и с Каролиной то же самое. У девочек своя жизнь. Что я могу поделать? – спрашивала она себя. – Я здесь ничего не решаю. Другое дело – мадам де Герцфельдт. Она наперсница герцога. Она решает все, даже судьбу моих собственных детей. Такое унизительное положение! Лучше бы мне никогда не уезжать из Англии».

Ее передернуло. Жить там с сестрами, как монахини в монастыре, и только потому, что этого хотел Георг. Нет, уж лучше здесь, с неверным мужем, которому она не нужна, и детьми, в судьбе которых она не вольна. Дети тревожили ее. Она не выносила находиться в обществе своих старших сыновей. Они казались ей вечным упреком. В чем ее вина? За что ей суждено было родить трех мальчиков, ни один из которых не в состоянии управлять страной? Младший, слава Богу, здоров, отец не чает в нем души и все время с ужасом ждет, что с ним случится что-нибудь плохое, с его единственным нормальным сыном. Он обожает мальчика почти так же, как мадам де Герцфельдт, хотя и не совсем. Никто не притягивает его с такой силой, как эта женщина. Есть еще дочери, своенравные, всегда одерживающие над ней верх. В них столько германского, а я истинная англичанка. Иногда она чувствовала, что не так уж и плохо иметь при себе такую волевую женщину, как мадам де Герцфельдт, чтобы держать дочерей в узде. «Эта женщина может кого угодно заставить повиноваться», – с раздражением думала герцогиня.

– Мама, – обратилась к ней Шарлотта, – у меня неотложные дела. Позвольте покинуть вас.

Герцогиня кивнула в знак согласия, покачала головой и, устроившись поудобнее на софе, уставилась перед собой невидящим взором. Как она ненавидела эту комнату! Когда она впервые увидела ее, та показалась ей такой жалкой после апартаментов в Сент-Джеймсе, после хемптонского двора и Кенсингтонского дворца. Затем она привыкла. И в глубине души уже не жалела, что приехала сюда. В конце концов, женщине суждено выйти замуж, а уж мужа ей могли подыскать и куда менее привлекательного. Чарльз, по крайней мере, был героем, когда он приехал в Англию жениться на ней. Возможно, не такой красивый, как она его себе рисовала, зато он нравился людям. Она помнила, как его шумно приветствовали в опере, тогда как Георга и Шарлотту встречали в полной тишине. Какой был триумф! А брату так и надо. Виной всему завистливая Шарлотта, в этом Августа была уверена. Георг был обделен смелостью, энергичностью. Мать полностью подавляла его, и он выполнял все повеления ее и лорда Бьюта.

А Чарльз без стеснения обсуждал английскую политику, придворные интриги, что их крайне злило. Поэтому его и поселили в имении Сомерсет вместо королевского дворца, а чтобы явно выказать ему свое неудовольствие, лишили охраны, полагавшейся гостю, как королевской особе. Она и сама была в опале за попытки вмешиваться в государственные дела. И она тоже! Подумать только, она собственноручно помогла расстроить роман брата с Сарой Леннокс, и в результате тот женился на Шарлотте. Интрига была не из лучших, хотя, стань его женой маленькая глупышка Сара Леннокс, вряд ли она подружилась бы с принцессой Августой.

Все это в прошлом – да только можно ли не вспомнить сейчас давние подробности, когда семья снова собирается праздновать свадьбу. Тогда она приехала сюда и была в ужасе от бедности дворца, от того, что Чарльз вовсе не собирался расставаться с любовницей из-за своей женитьбы. Он не скрывал, что жена не играет серьезной роли в его жизни, хотя он постарался, чтобы она родила ему детей. Та, другая женщина, оставалась главной опорой для него на протяжении всего времени.

Вот в какое положение поставили принцессу, да еще английских кровей. Но она смирилась, выполнила свой долг и родила ему сыновей – двух умственно неполноценных, одного слепого, – потом двух дочерей и сына, безупречно здоровых по сравнению с их старшими братьями.

«По крайней мере, у меня есть дети, хотя я с ними и не справляюсь, – думала она в смятении. – Они совсем не обращают внимания на то, что я им говорю, и все лишь потому, что они знают, кто здесь правит вместе с герцогом. Подумать хорошенько, так он должен устать от нее за столько лет. Нет же, ничего подобного. Да и кто знает, что за новая наглая особа может занять ее место? Увы, герцог – столь темпераментный мужчина, что даже мадам Герцфельдт он бывает неверен. Конечно, его грешки никогда не были серьезными или длительными, да и сколько раз я сама рассказывала о них своей основной сопернице, чтобы их вовремя прекратить. Меня, честно сказать, больше устраивала мадам де Герцфельдт, эта во многих отношениях очаровательная женщина, которая хотя и заправляла всем, всегда подчеркнуто выражала свое глубочайшее уважение мне».

Итак, герцогиня была довольна своей участью, ведь в Англии она была бы еще несчастней, довольствуясь унылой жизнью старой девы. Она поняла это в феврале тысяча семьсот семьдесят второго года, когда приехала в Англию на похороны своей матери. Приехала только потому, что умирающая мать изъявила волю видеть ее. Шарлотта и Георг не смогли отказать матери в предсмертном желании, поэтому разрешили ей приехать. Как бы то ни было, но они поселили ее в маленьком домике в Пол Мол, а не в одном из королевских дворцов.

Она до сих пор помнит, в какой ярости пребывала там и как едва не вернулась в Брунсвик, не дожидаясь похорон.

Казалось, она рождена для унижений. Непонятно, почему, ведь она осознавала себя молодой, полной сил женщиной, принцессой английского королевского дома.

Она изменилась из-за Чарльза. С того момента, как она поняла, что он намерен быть ее господином, и примирилась с этим, она безропотно заняла свое место в отдалении, родила детей, смирилась с существованием мадам де Герцфельдт и даже позволила детям выказывать уважение к этой женщине. Может быть, из-за этой безропотности и родились нездоровыми ее старшие сыновья.

Она вздохнула и подумала о Шарлотте, которая скоро покинет дом и будет жить с мужем.

– Я молю Бога, – тихо сказала герцогиня, – чтобы она оказалась счастливее меня.

* * *

Шарлотта в подвенечном наряде смотрелась ослепительно, такая она была красивая.

– Когда она уедет, – говорила Каролина баронессе, – я стану самой красивой принцессой двора, я останусь единственной принцессой, стало быть, и самой красивой.

– Ваша голова набита ерундой, – упрекнула баронесса, на что Каролина парировала тирадой, что красота – вещь необычайно важная. Разве баронесса забыла, что уже очень-очень скоро ей предстоит ублажать мужа?

Баронесса вздохнула и стала вспоминать, каким серьезным ребенком росла Каролина. Когда ее спрашивали, в какой стране живут львы, она важно отвечала: «В сердце каждого брунсвикца».

– Эту сказку я слышала много раз, – зевнула Каролина. – Должно быть, я была ужасным маленьким существом… хуже, чем сейчас.

– Ответ был по-настоящему хорош, вы никогда не забудете его.

– Да, – возразила Каролина, – но у этой сказки есть предыстория. Вы забыли, как я убежала от вас, забралась на карусель и кружилась на лошадках до упаду, хотя это очень опасно. Меня должны были наказать, вот тогда я и сказала, что брунсвикцы не ведают страха, я даже и не подумала, что вы за меня испугались.