«И эту бурю я накликала лишь тем, что позволила себе воспользоваться собственной кредитной карточкой?» — удивленно подумала Келси.

— Откровенно говоря, — осторожно начала она, готовясь отразить следующий выпад, — я действительно отношусь к «Трем ивам» как к своему дому. Но это не значит, что я могу злоупотреблять своим положением на ферме. Если ты понимаешь, что я имею в виду.

Келси ждала взрыва, но взрыва не последовало. Наоми, с видимым усилием подавив свой гнев, села в кресло.

— Если ты не хочешь, чтобы это путешествие оплатила я, то пусть деньги заплатят «Три ивы». Твоя работа на ферме уже стоила тебе по крайней мере части наследства, и я чувствую себя виноватой…

— Значит, это, так сказать, компенсация? Хорошо. — Глаза Наоми затуманились, и Келси резким движением воздела руки к потолку. — Это же глупо! Я и представить себе не могла, что ты будешь так переживать. Что ж, оплати мой гостиничный счет, если тебе это так важно.

Она отбросила назад волосы и повернулась к матери.

— Ты знаешь, меня всегда интересовало, откуда у меня этот бешеный темперамент. Что бы ни случилось, папа всегда остается безмятежным и невозмутимым, словно озерная вода. А ты… ты кажешься такой сдержанной, уравновешенной, ответственной. Стоит уступить, лишь бы увидеть, от кого мне достался мой характер.

— Я рада, что мне удалось помочь тебе раскрыть еще одну маленькую тайну бытия. Твоего бытия. — Наоми резко передернула плечами и взяла с тарелки крупную клубничину. — После схватки, независимо от ее исхода, я всегда чувствую себя голодной. Хочешь?..

Она придвинула Келси вазу с фруктами.

— С удовольствием. — Келси выбрала себе крупное румяное яблоко.

— Я хочу сказать тебе одну вещь… — начала она таким тоном, что у Наоми, разливавшей вино, невольно дрогнула рука. — Я считаю тебя матерью, думаю о тебе как о матери. Иначе меня давно бы здесь не было.

Наоми быстро наклонилась и поцеловала Келси. Потом, справившись с волнением, она твердой рукой долила вино.

— За «Три ивы» и за двух женщин, которые там живут! — Наоми чокнулась с Келси. — Я очень долго ждала момента, когда наконец смогу поднять за это тост.

Дни, остававшиеся до скачек на приз Блюграсс Стейкс, пролетели стремительно и незаметно. За это время Келси встретила больше людей, чем в состоянии была запомнить, и узнала о скачках едва ли не столько же, сколько за месяц жизни на ферме. Каждое утро она поднималась с рассветом и спешила на ипподром, чтобы понаблюдать за тренировками и сравнить Гордость Наоми с другими жеребцами и кобылами, которые длинными плавными скачками неслись сквозь утренний туман. Оттуда она направлялась на конюшенную площадь или в паддок, изучала жокеев, рассматривала тренеров и выпытывала у Боггса самые последние новости.

Когда ей удавалось загнать в угол Рено Санчеса, она тут же начинала расспрашивать жокея, что он думает о предстоящей скачке и какой стратегии намеревается придерживаться, искренне переживая за него, за жеребца и за состояние трека.

— Послушай, — спросил как-то Рено, когда они остались вдвоем в деннике Горди. — Кто поедет на этом жеребце — ты или я?

Келси надула губки и некоторое время молчала, покачиваясь на каблуках.

— Ты, но…

— Но ты предпочла бы взять повод в свои руки. Обиженная гримаска Келси превратилась в улыбку.

— Может быть. — Она погладила жеребца по мягкому, бархатному носу. — Я просто заразилась всем этим.

— То-то ты вся горишь. — Рено заложил большие пальцы в карманы своего темно-синего шелкового костюма. В гостинице его ждала женщина, и на уме у жокея было множество грандиозных планов.

— Это же составная часть нашего мира, — проговорила Келси. — Честолюбие, выдержка… — Она достала из кармана яблоко и протянула его Горди. — Любовь, в конце концов.

— Все правильно, — согласился Рено, размышляя про себя о том, что сейчас, пожалуй, не стоит говорить Келси о вещах, способных омрачить нарисованную ею идеализированную картину мира, который она только-только начала постигать. Ставки, шансы, деньги… Келси сама узнает об этом, но в свое время, подумал он, и дружески хлопнул ее по спине.

— Ладно, развлекай нашего мальчика, да не забывай напоминать ему о его кентуккийском сопернике. Нельзя давать ему расслабляться.

Рено подмигнул и выскользнул из конюшни.

— Тебе нечего бояться этого неудачника, — обратилась Келси к коню. — Ты обязательно его побьешь.

Горди согласно всхрапнул и захрустел яблоком.

Полуночный Час, жеребец из Кентукки, был местным фаворитом. На Флоридском дерби он, к всеобщему удивлению, взял первый приз, выиграв шею у Горди и у Дубля. С тех пор маленький, нервный, сухопарый гнедой оставался постоянным героем местной спортивной прессы.

Даже Келси вынуждена была признать, что Полуночный Час удивительно красив. Непредсказуемый характер, огонь в глазах, безупречные формы породистой лошади — все говорило в его пользу. Правда, на треке ему приходилось надевать наглазники, чтобы он не шарахался от теней и вещей, которых там на самом деле не было, но бегать он умел. Келси сама в этом убедилась.

У кобылы Канингема тоже были свои сторонники и болельщики, благо тем, кто восхищался Большой Шебой, было вовсе не обязательно любить хозяина. Она обладала отменной резвостью, мужеством, а из стартовых ворот вылетала, словно торнадо, однако у Келси всякий раз замирало сердце, когда после напряженной утренней тренировки она слышала, как тяжело, с присвистом дышит Шеба.

Среди прочих претендентов, каждому из которых нельзя было отказать ни в выносливости, ни в скоростных качествах, особенно выделялся вороной Гейба, но свои деньги Келси поставила на Горди. И это была не просто лояльность по отношению к Наоми или к ферме, не просто любовь к великолепному животному, а наметанный глаз и чутье, которые, как она надеялась, начали развиваться у нее стараниями Моисея. Такие жеребцы, как Горди, встречались один на миллион, и Келси была уверена, что ее Чена со временем тоже будет фавориткой.

В день скачек на приз Блюграсс Стейкс Келси стояла рядом с Наоми в надежде увидеть, как ее уверенность в победе Горди станет реальностью.

Он так хорошо выглядел на утренней проминке!

Дыхание Келси было неглубоким, учащенным. Ей так хотелось полюбоваться выводкой, насладиться искусством жокеев и азартом скачки, но она никак не могла заставить себя закрыть рот и помолчать хоть немного.

— Моисей сказал мне, что велел Рено немного придержать Горди, потому что он хочет, чтобы конь разозлился. Дорожка сегодня твердая, побегут быстро, а Горди только этого и надо. Я слышала, как прикидчики разговаривали между собой — большинство склоняется к тому, что первым у столба будет Полуночный Час, но те, кто сохранил более трезвую голову, уверены, что основная борьба развернется между нашим Горди и Гейбовым Дублем… — Келси вытерла губы тыльной стороной ладони. — Темной лошадкой считается Внезапный Порыв — это гнедой жеребец из Арканзаса. Сегодня утром, во всяком случае, он показал себя довольно неплохо. И, разумеется, нельзя сбрасывать со счетов Большую Шебу — она способна добежать до финиша на одном характере.

Наоми успокаивающе погладила Келси по руке. Она была удивлена и довольна одновременно.

— Дыши глубже, — посоветовала она. — Через пару минут все кончится.

— Хочу пожелать удачи двум очаровательным леди. — Гейб втиснулся между ними и поцеловал сначала Наоми, потом Келси. — Похоже, на наших с вами фаворитов принимают одинаково — семь к пяти, — прибавил он, рассматривая табло тотализатора. — Как вы посмотрите на то, чтобы победитель пригласил проигравших на ужин?

— А проигравший пусть поставит шампанское, — откликнулась Наоми, удостоив Гейба быстрой улыбки. — Я всегда предпочитала, чтобы за мое шампанское платили мужчины.

— Отлично, — пробормотала Келси и вдруг, вместо того чтобы вздохнуть полной грудью, как советовала Наоми, вовсе задержала дыхание. Лошади выходили на старт.


Рик Слейтер, стоя под прикрытием трибун, внимательно наблюдал за собственным сыном. Этот сопляк всегда был не промах насчет баб. Вкус у него, во всяком случае, есть. Как и у отца, с гордостью подумал Рик и хлопнул ладонью по оттопыренному заду своей белобрысой подружки, которую он подцепил в одном из баров предыдущей ночью. Несмотря на ранний час, девчонка снова была навеселе.

— Следи за номером третьим, — сказал он. — Я поставил на эту лошадку. И поставил немало.

Ударили в колокол. Кони вылетели из стартовых ворот и понеслись по треку. Блондинка завизжала от восторга и принялась громко болеть за номер третий.

Несмотря на то, что глаза его были надежно защищены зеркальными стеклами солнечных очков, Рик прищурился, глядя на трек. Местный фаворит принял резво и ушел вперед прямо со старта, прижав жеребца из Арканзаса к ограждению. Остальные лошади держались плотной группой, в которой трудно было разглядеть что-либо, кроме мельтешения ярких красок и стремительных ног, но Рик умудрялся не спускать глаз с номера третьего. Кобыла Канингема мчалась размашистым резвым галопом и на первом повороте отставала от лидера всего на длину шеи, но Гордость Виргинии совершил стремительный бросок полем и, покинув пелетон, начал настигать лидеров, сокращая разрыв и выбрасывая из-под копыт комья земли.

Рик не торопясь кивнул, и на губах его появилась кривая улыбка. Слейтеров Дубль сумел протиснуться на внутреннюю дорожку и вылетел на противоположную от трибун прямую, поравнявшись с ведущими, и зрители разразились приветственными Криками, в которых на мгновение утонул неистовый грохот копыт. На какое-то мгновение, достойное того, чтобы быть запечатленным на пленке, три лошади неслись буквально ноздря в ноздрю, синхронно выбрасывая вперед длинные сухие ноги.

Потом Горди, ответив на посыл жокея, начал понемногу уходить вперед. Сначала нос, потом шея, наконец полкорпуса. Пройден последний поворот, и три лошади пересекли финишную черту почти одновременно — Гордость Виргинии пришел первым, за ним Дубль. Третьей была Большая Шеба, уступившая вороному не больше фута.