— Ах! Как хорошо! — Снадобье растекалось по жилам Мелани, и ее ненасытный голод стал еще возрастать с каждым ударом сердца. Она заметалась на кровати, ее пальцы теребили и гладили нежные розовые соски. Голос Мойны был едва слышен сквозь окутавший ее туман вожделения.

— Вот так-то дорогуша. Это зелье начинает работать очень быстро и действует долго. Почувствуй его. Почувствуй, как оно растет.

Мелани отвечала своим капризным детским голоском. Ее язык странно деревенел и едва двигался.

— Ах, Мойна, да! Это чудесно, чудесно. Милая Мойна, ты так прекрасно заботишься о Мелли. Мелли любит тебя, Мойна, я клянусь. Она никогда не расстанется с тобой. Ох, как же мне хорошо!

— Течная ты сука, — съязвила Мойна, чей голос все удалялся и удалялся по мере того, как Мелани погружалась в пучину вожделения. — Любой мужик мог бы сейчас запихать в тебя два огромных кулачища, да в придачу напрочь оторвать твои розовенькие сиськи, а ты только будешь просить его еще да еще. Ну, теперь Мелани по-настоящему хочет своего любимца? Она хочет его поскорее? Она хочет его очень сильно?

— Ах, какой он красивенький, милая Мойна. Да, да, дай его ей. Ох, я даже смотреть на него не в силах! Ты всунешь его в Мелли, Мойна, всунешь сейчас. Боже, она вся пылает! Что ты сделала с нею? Скорее, Мойна, скорее!

Мелани широко развела ноги, как можно выше приподняв над простынями бедра, ее тело все выгнулось, кожа блестела от пота. Куда же девалась Мойна! Проклятая баба! Разве она не слышала?

— Всунь его в Мелли!

— Так теперь тебе нужна Мойна, да?

Мелани вздрогнула, почувствовав у себя над ухом горячее дыхание служанки и вслушиваясь в ее шепот.

— Мойна может потушить пламя. Мойна может облегчить твои мучения. Слушай же меня, ты, смазливая белокурая сучка. Ты будешь осторожной. Ты будешь держаться подальше от мастера Люсьена. Ты должна будешь терпеть до поры до времени. Ты должна дать Эдмунду помучиться подольше. Он должен за все заплатить, помните, мисси? Помните наш уговор? Мелли получит свои снадобья, но будет терпеть. Он должен расплатиться! И только тогда ты получишь все, что захочешь.

Мелани широко раскрыла глаза, ее сердце билось так сильно и так часто, что ей казалось, оно вот-вот выскочит из груди. Ее голова зарылась в подушки, шея выгнулась, горло свело от желания. Все, что угодно. Она согласна на все. Она пообещает все.

Она заговорила сквозь стиснутые зубы:

— Да, да. Ты права, Мойна. Мы подождем. Пока у Мелли есть вот это. Пока ты даешь это нам. Люсьен! О, мы чувствуем это, Мойна. Мы чувствуем это! Люсьен! Сделай же это, милый, сделай! О Боже, Мойна, я умру. Будь ты проклята, женщина! Всунь его в меня! Помоги мне, помоги мне!!!

Мелли не сводила дикого, отчаянного взгляда с Мойны, с ее узловатых, со вздутыми венами рук, казавшихся почти черными. Она подняла цилиндр, повертела его, словно любуясь жирным блеском масла в свете лампы.

— Черт тебя побери, Мойна! Скорее!

Служанка швырнула цилиндр на кровать и пошла прочь из комнаты.

— Помогай себе сама. Есть вещи, которых даже я не смогу сделать.

— Будь ты проклята, Мойна! Будь ты проклята! — Мелани кое-как встала на четвереньки, ее потные спутанные волосы свисали на лицо, а губы изрыгали хриплые проклятья. Она схватила цилиндр обеими руками и вонзила его себе между ног.


Кэт сидела на подоконнике в своей каморке в Тремэйн-Корте, подобрав под себя ноги и прижавшись лбом к прохладному стеклу, глядела на январскую метель за окном. Она устала, она ужасно устала после этой недели, когда пришлось подменять по ночам Мойну и проводить долгие часы у постели больного, чтобы в любой момент быть готовой прийти на помощь.

Ее ночную вахту делала еще более утомительной необходимость удерживать на месте этого парня, который орал, ругался и вообще делал все, чтобы его рана снова открылась. Она никогда не представляла, что раненый и больной человек может оказаться настолько сильным.

Благодаря Мойне Кэт знала теперь, как зовут ее пациента. Ну и, конечно, до нее дошло то, что болтали слуги. Тем более, он упорно призывал свою «дорогую Мелани». Таким образом слуги знали о его обстоятельствах побольше, чем он сам.

Ситуация была неприятной: Кэт вовсе не хотела знать все эти подробности. Да к тому же, против воли, она привязалась и к Эдмунду, и к Люсьену Тремэйнам.

— Так вот ты где! Опять увиливаешь от работы! Я должна была давно догадаться. Вот бы сейчас тебя увидал твой драгоценный мистер Тремэйн, а, мисс Харвей?

Кэт поморщилась, но вовсе не оттого, что ее застали отдыхающей среди дня, а потому, что голосок Мелани Тремэйн, подогретый злобой, моментально превратился в пронзительный визг. Не спеша, ничуть не смущаясь, она опустила ноги на пол и встала перед хозяйкой, спокойно глядя на нее.

— Вы не заблудились, мадам? Ведь это же комната кормилицы.

— Наглая девка! — вопила Мелани. — Я знаю, где я! Я только что вышла из комнаты моего сына. Почему он остался там один?!

У Кэт когда-то было платье из точно такого же синего материала, только иного покроя. Декольте на платье Мелани было таким глубоким, что это было почти неприлично. Она поджала губы и произнесла:

— Нодди довольно сильно сопит во сне, мадам. Я услышала бы, если бы он забеспокоился.

Мелани стояла, уперев руки в бока, нервно постукивая своей изящной туфелькой по ковру.

— Ну конечно, так я и поверила! Да ведь ты даже меня не услышала. Не понимаю, почему моему мужу пришло в голову тебя пригреть. Небось вообразил себя спасителем падших женщин. Но меня-то не проведешь якобы хорошими манерами и гладкой речью или тем, что складно читаешь ему какую-то старомодную чепуху. Как ты была трущобной девкой, так и осталась.

— Мистер Тремэйн действительно весьма добр ко мне, — сказала Кэт, пожимая плечами. — Однако меня вовсе не надо было спасать, я сама могу позаботиться о себе.

Она знала, что зря вообще открыла рот. Ну когда она приучится? Ведь теперь она Кэт Харвей, Кэт Харвей, падшая женщина. Она кормилица у мастера Эдмунда, ее наняли, словно дойную корову, чтобы она поставляла питание для юного наследника. В Тремэйн-Корте нужно забыть гордость д'Арнанкортов.

— Да уж конечно, ты у нас такая. — Васильковые глаза Мелани угрожающе сощурились. — И как это я могла забыть, что ты милостиво согласилась расширить свои обязанности! — выпалила она, ее пухлые алые губки перекосились в гримасе. — А ну-ка расскажи мне, ты так же моешь и того, другого пациента, как и Нодди?

Кэт почувствовала, что краснеет. Она вспомнила, что случилось нынешней ночью: Люсьен отпихнул ее в тот момент, когда она попыталась влить ему в рот немного бульона. Вся тарелка выплеснулась на постель, и ей пришлось самой обтирать и переодевать его в чистую ночную сорочку.

И это далось ей нелегко.

Люсьен продолжал бредить, то и дело обращаясь к своей «дорогой». В какой-то момент, когда она склонилась над кроватью, его глаза открылись и невидящие уставились на нее. И тут же он припал к ее губам в жадном поцелуе, а его руки принялись ласкать ее тело самым бесстыдным образом. Отпустил он ее только после того, как она уперлась коленом ему в пах.

Остаток ночи она провела скорчившись в кресле. Она ненавидела его и боялась, что откроются раны в ее душе, о которых она уже начала забывать.

— Действительно, меня попросили помочь ухаживать за ним, — наконец произнесла Кэт, понимая, что Мелани все равно потребует ответа. Она потупила взор и вздохнула: — Миссис Тремэйн, я не думаю, что это действительно…

— Заткнись, девка! — Мелани подскочила вплотную к Кэт, не сводя с нее ненавидящего взгляда. Ее полные груди, казалось, вот-вот выскочат из туго обтягивающего лифа. — Никого не интересует, что ты думаешь. Я желаю знать, что ты делала с Люсьеном. Ну, рассказывай! Ты откинула простыню и его беззащитное тело открылось перед твоим похотливым взором? Да, да, наверняка ты сделала это. И тебе нравилось это, верно? Даже такая девка, как ты, способна понять, что это не простой мужчина. И с чего же ты начала, мисс Харвей? Ты намылила его мускулистую грудь… Ты прикоснулась к его животу, а потом полезла все ниже, ниже, пока не поднялся и не напрягся его…

Мойна произнесла возле дверей:

— Мисс Мелани.

Кэт, у которой к горлу подступила тошнота, преодолела первый порыв бежать отсюда, бежать без оглядки и смогла отвести испуганный взор от безумных глаз Мелани, от ее влажного рта. Она поспешила отойти в угол комнаты.

— Мисс Мелани! — повторила Мойна. — Что вы делаете здесь наверху?

— Мойна, я и не слышала, как ты вошла, — защебетала Мелани, снова улыбаясь как дитя и обнимая за плечи свою тощую служанку. — Господи, прости, ты меня так напугала. Я как раз выговаривала Кэт, умоляя ее получше присматривать за моим ненаглядным Нодди. Мать нельзя попрекать тем, что она чересчур печется о своем ребенке, правда?

Кэт украдкой из-под ресниц глянула на служанку.

Уродливое лицо Мойны ничего не выражало.

— Мисс Мелани, — размеренно повторила она. — Я приготовила то питье, что вы хотели. Оно там, внизу, в вашей комнате. Вам лучше пойти туда со мною прямо сейчас.

Носик Мелани дернулся, кончик розового язычка облизал губы. Как хищник, почуявший жертву, подумала Кэт.

— То самое, про которое я говорила, Мойна? То самое, что и на прошлой неделе? О, значит, оно поможет мне от головной боли. Ох, милая Мойна. Конечно же я пойду с тобою. Как это ужасно с моей стороны заставлять тебя карабкаться за мной сюда по этим крутым лестницам.

Кэт постаралась придать своему лицу безучастное выражение, когда Мойна напоследок вперила в нее взор, выпустив из комнаты свою хозяйку. Все в доме полагали, что Мелани держит в руках Эдмунда Тремэйна и весь Тремэйн-Корт. Кэт знала, что это необходимо. Она молода, у нее нет средств к существованию, и вовсе не в ее интересах что-то менять в Тремэйн-Корте.

Все, что она может сделать, — как можно лучше заботиться о Нодди из благодарности к его отцу, который помог ей в критическую минуту. Кроме порученного ее попечению ребенка, это был единственный человек, который за последнее время вызвал у нее теплое чувство.