Бежав из Шорли-Парка, от брачного предложения лорда Фолкнера, она надеялась обрести в Лондоне свободу и, возможно, пережить захватывающие приключения! Ее девичьи мечты обернулись не совсем тем, на что она рассчитывала. О какой свободе может идти речь, если у нее почти нет денег на жизнь! Правда, романтические приключения у нее действительно были: ее домогался мужчина, который ей совсем не нравился, и склонял к близости другой мужчина, который ей очень нравился… пожалуй, даже слишком. Элизабет решительно тряхнула головой. Если она хочет сохранить здравый рассудок, она не должна сейчас размышлять о своих сложных чувствах к Натаньелу.

— Я решила, что мне пора вернуться домой.

Граф сразу оживился:

— Где же ваш дом?

Элизабет едва заметно улыбнулась:

— Уж точно не в Лондоне.

Натаньел понял: его совсем не радует мысль о том, что Элизабет уедет неизвестно куда. Возможно, в этом-то все и дело…

Он подошел к ней вплотную и заглянул в ее грустное, красивое лицо.

— Не хочу думать, что больше вас не увижу.

Бледное лицо покрылось нежным румянцем.

Она быстро опустила глаза, сосредоточившись на пуговицах его жилета.

— Не сомневаюсь, как только вы вернетесь в Лондон, к вашим… друзьям, вы быстро забудете о существовании Элизабет Томпсон!

Да, Натаньел раньше так и собирался поступить. Наслаждаться чарами доступной опытной женщины, которая будет с радостью угождать ему, а потом разыскать своих друзей, Уэстборна и Блэкстоуна. Правда, ничто из задуманного уже не казалось ему привлекательным, едва он узнал, что Элизабет больше не будет жить в доме его тетки.

— Может быть… — Натаньел нахмурился, не договорив.

— Что? — Элизабет вскинула на него застенчивый взгляд.

Он разрывался между желанием позволить Элизабет уйти из его жизни и предложить ей роль своей содержанки. О первом варианте ему было больно даже думать, второй казался ему отвратительным… Ему будет плохо, что бы он ни выбрал!

Значит, об этом не стоит и говорить!

— По-моему, я буду по вам скучать, — предположил он.

Элизабет грустно улыбнулась:

— Возможно, особенно по моему острому язычку!

Вспомнив, что вытворял с ним этот язычок вчера, Натаньел осознал, что мысли его устремились совершенно в другом направлении. Как только он вспомнил о вчерашней близости, жар, охвативший его, немедленно вызвал острое возбуждение…

Безумие! Полное, совершенное безумие даже думать о том, чем они с Элизабет вчера занимались в библиотеке!

Он отступил на шаг.

— Да, возможно, — согласился он. — Как и вы, несомненно, скоро заметите, что вам скучно живется без меня, который поддразнивал вас на каждом шагу.

Элизабет знала, что, покинув дом миссис Уилсон, будет скучать не только по тому, как он ее поддразнивал. Ей нужно гораздо большее! Но она ничего не может поделать. Она должна как можно скорее вернуться в Шорли-Парк, к сестрам, чтобы поделиться с ними всем, что ей стало известно о матери и семействе Теннант.

— Несомненно, — тихо ответила она Натаньелу. — И кто знает, может быть, когда-нибудь мы еще встретимся?

Он не представлял, где и как они с Элизабет могут встретиться, ведь они вращаются в совершенно разных сферах…

— А теперь, если вы не возражаете, я все же начну укладывать свои вещи.

Поняв, что его выставляют, Натаньел огорченно вздохнул.

— Так и быть, — едва заметно улыбнувшись, ответил он. — Если когда-нибудь в будущем вам понадобится помощь или поддержка…

— Нет, Натаньел, так нельзя, — решительно возразила она.

— Но может быть, вам понадобится рекомендация…

— Ни о каких ваших рекомендациях и речи быть не может! — довольно нелюбезно ответила она. — Любая хозяйка с подозрением отнесется к рекомендации, данной графом Осборном; если кто-нибудь заподозрит, что я служила в доме у мужчины-холостяка, меня вряд ли вообще куда-нибудь примут на работу.

Натаньел понимал, что Элизабет, конечно, права, но от этого ему было не легче.

— Значит, мы в самом деле расстаемся навсегда? — глухо спросил он.

Она слабо улыбнулась:

— Поскольку на поездку в Лондон уйдет несколько дней, у нас еще будет возможность поговорить.

Но не наедине! Не так, как сейчас. Лишь в присутствии либо его властной тетки, либо Летиции.

Мысленно Натаньел проклял пропасть, которая пролегла между ними.

— Возможно, когда вы вернетесь домой, вы напишете мне и сообщите… Нет-нет, я понимаю, что это тоже «нельзя», — быстро продолжал он, заметив ее взгляд.

То, что для Натаньела их расставание стало таким же болезненным, как для нее, немного смягчало душевные раны Элизабет. Совсем немного. Потому что граф Осборн не может испытывать никаких нежных чувств к девице, которая стоит намного ниже его на социальной лестнице.

— Милорд, вам действительно пора покинуть мою спальню.

— Но…

— Прошу вас, милорд! — добавила Элизабет решительно, хотя в глубине души готова была умолять его совсем о другом.

Услышав ее подчеркнуто официальное обращение, Натаньел плотно сжал губы.

— Вы, как всегда, правы! — Он и сам словно вспомнил, что он — граф Осборн. Гордо расправил плечи, посмотрел на нее холодно и надменно и, развернувшись, направился к двери. На пороге он обернулся и сказал: — Желаю вам удачно уложить вещи!

— Спасибо, милорд. — Элизабет вежливо присела в книксене, стараясь сохранить равнодушный вид. И только когда за ним закрылась дверь, она наконец смогла дать волю слезам, которые изо всех сил сдерживала последние минуты. Ей делалось больно при одной мысли о расставании с тем, кого она полюбила всей душой, всем сердцем.

— Вы куда?

— Разве это не очевидно, милорд? — Элизабет бросила многозначительный взгляд на Гектора, который тяжело дышал и рвался с поводка. Он спешил на прогулку.

— Не сомневаюсь, один вечер Гектор сумеет обойтись без прогулки, если вы по-прежнему плохо себя чувствуете. — Он заметил, что глаза у Элизабет по-прежнему красные, щеки пылают, а в голосе слышится хрипотца. На ее темных кудрях красовалась изящная соломенная шляпка; она хорошо подготовилась к прогулке под заходящим солнцем.

— Я уложила все свои вещи и думаю, что небольшая прогулка на свежем воздухе до ужина меня освежит.

Наверное, она права, и все же…

— Может быть, позволите вас сопровождать?

По ее лицу пробежала тень; она покачала головой:

— Так…

— …нельзя, — резко закончил за нее Натаньел, стиснув кулаки. — Знаете, Элизабет, мне уже слегка надоело слышать от вас, что «можно», а что «нельзя».

Она сокрушенно улыбнулась:

— Милорд, я собиралась сказать нечто другое: так утруждать себя вам нет никакой необходимости. Я вполне в состоянии и одна выгулять Гектора, — продолжала она, заметив, что граф намерен возражать.

Натаньел понял, что ведет себя крайне нелепо, о чем свидетельствует и тон Элизабет. Более того, недавно ему принесли несколько писем, которые ждали его в библиотеке; он должен успеть ответить на них до завтрашнего отъезда.

— Тогда не стану дольше вас задерживать.

Элизабет позволила себе снова вздохнуть, лишь когда Натаньел скрылся в библиотеке. Сдержанность, почти холодность, которой она защищалась, точно щитом, поколебалась в тот же миг, когда она снова его увидела. Те чувства, которые она испытывала к Натаньелу, выражаясь ее же собственными словами, здесь совершенно неуместны. Так нельзя!

Элизабет боялась даже думать о своем отношении к Натаньелу. Потом у нее хватит времени на то, чтобы поразмыслить обо всем. Много дней… месяцев… лет. Она будет изводить себя упреками, как только уедет от него и вернется в Шорли-Парк.

До отъезда она старалась заниматься какими-нибудь делами, чтобы не давать себе времени размышлять о своих чувствах. Она решила начать с долгой и, как она надеялась, приятной прогулки с Гектором.

Однако через несколько минут после того, как девушка вышла из Хепворт-Мэнор, к ее глубокому сожалению, она наткнулась на сэра Руфуса, который размашистой походкой шагал по тропе ей навстречу.

На его некрасивом лице появилось самодовольное выражение, и первые же его слова подтвердили, что их встреча не случайна.

— Я давно уже прогуливаюсь здесь, надеясь встретить вас!

— Добрый вечер, сэр Руфус, — холодно ответила Элизабет, бросая на него настороженный взгляд. Она прекрасно помнила, что говорила миссис Уилсон о странностях его характера, но в то же время она не могла не подумать, что самой судьбой послана ей эта встреча. Может быть, именно сейчас она узнает ответ на терзающее ее сомнение.

— У меня еще не было возможности поблагодарить вас за розы, которые вы прислали мне сегодня, — негромко заметила она, видя, что сэр Руфус приноравливается к ее походке, чтобы идти рядом.

Лицо его под цилиндром расплылось в улыбке.

— Рад, что мои розы вам понравились.

— Они очень красивы, — уклончиво ответила она.

Сэр Руфус бросил на нее восхищенный взгляд и воскликнул:

— Они далеко не так красивы, как та, в честь которой я их назвал!

Но Элизабет считала себя не такой красивой, как та, в честь которой Теннант собирался назвать новый сорт прежде. Правда, она и сейчас понятия не имела, почему сэр Руфус решил назвать свою драгоценную розу именем женщины, ставшей печально известной любовницей его младшего брата.

— Вы оказываете мне большую честь, сэр.

— Вовсе нет. — Он резко остановился, повернулся и взял ее руку в свою — широкую и сильную. — Элизабет, сейчас вы уже, должно быть, понимаете, как высоко я ценю вас…

Он осекся, так как Гектор именно сейчас решил выразить свое отношение к неприятному соседу. Песик свирепо зарычал и впился зубами в голенище сапога Теннанта.