— Нет, это не так.

— Послушай, я вернусь часа через два, максимум через три.

— Но…

— Ты ведь взяла с собой зеленое платье?

— Да.

— Мне хочется, чтобы ты сегодня его надела. — Он наклонился к ней и нежно поцеловал в губы, затем отодвинулся и произнес: — Ты должна мне верить.

Глядя ему вслед, она не могла не подумать, а не означает ли все это простую вещь: как только он увидит, что с ней все будет в порядке без его помощи, он сразу же исчезнет. Повернувшись к гостинице, она с опаской посмотрела на конверт, страшась того, что может оказаться внутри. И ее охватило какое-то дурное предчувствие. Ей не нужны эти деньги, если они достанутся ценой потери Мэтта Маккриди — нет, Мэтта Моргана, поправила она себя. Морган… Трудно было привыкнуть к его настоящему имени — ведь с первого дня знакомства она называла его Маккриди.

Она медленно поднялась по устланной ковром лестнице наверх и вошла в комнату, в которой они сегодня будут вместе. Если только он вернется. Но он должен вернуться. Она обещала ему эту ночь.

Окинув взглядом комнату, названную портье, лучшей, в гостинице, она прежде всего обратила внимание на букет роз в большой вазе на маленьком дубовом столе. Подойдя к нему, она села и стала рассматривать надпись на конверте. Надпись была лаконичной — «Верене Хауард», но почерк был знакомый. Такая же надпись была и на Библии, подаренной отцом, когда ей исполнилось семь лет. В то время он хотя бы делал вид, что религия для него что-то значит.

Сделав глубокий вдох, она сломала сургучную печать и открыла конверт. Первый листок в бумагах оказался письмом. Держа его дрожащей рукой перед собой, она прочла следующее:

«Дорогая моя Рена!

Наверное, мне никогда не было так трудно писать, как сейчас, когда я пишу это письмо. Ты, должно быть, ненавидишь меня. Не уверен, хотелось бы тебе это знать или нет, но все же скажу, что твое мнение обо мне не может быть ниже моего мнения о себе. И не буду пытаться тебе объяснить, как порядачного человека может испортить его собственная алчность.

Нет, я не прошу, чтобы меня простили, Рена. Какие-то несколько слов не могут искупить долгие годы небрежения, да я и не рассчитываю на это. Но ты — это все, что осталось у меня в этом мире, и теперь, когда мои былые грехи все более преследуют меня, давая мне все меньше надежд на продолжение моего дальнейшего существования, я хочу передать тебе все, что остается после меня.

Ферма теперь твоя, и ты вольна или оставить ее себе, или продать. Все остальное, чем я владею, находится на попечении мистера Пойнтера из банка, в котором ты получила настоящее послание. Я молю тебя не судить меня слишком строго за все то, что я намерен тебе сейчас поведать, но я испытываю необходимость объяснить тебе, каким образом Демон Алчности довел меня до нынешнего состояния.

В конце 1864 года, неся патрульную службу, я и мои люди настигли и захватили повозку конфедератов, груженную партией золота. Посовещавшись, мы решили оставить золото себе, а я должен был позаботиться о его надежном хранении после нашего исчезновения. Но деньги развращают человека, дорогая моя Рена, и поскольку рядом со мной не было никого, кто мог бы меня остановить, я решил оставить все себе, для чего отвез золото в Мексику и поменял на деньги. По окончании войны я приехал в Техас, где мне повстречался один человек из моего отряда. Пришлось отдать ему половину, чтобы он молчал. С тех пор я его больше не видел.

Купив ферму и надежно спрятав деньги, я собирался притаиться там на несколько лет и только потом начать их тратить. Но прошлое преследует и терзает меня, и я понимаю, что жить на этом свете мне осталось считанные недели. Я дал указания Пойнтеру, моему банкиру, вложить оставшиеся двадцать тысяч долларов в железнодорожные акции. Ты можешь или оставить эти акции, дав им и в дальнейшем расти в цене, или получить за них деньги. Я просто считал, что в виде ценных бумаг спрятать деньги будет легче.

Так что, моя дорогая Рена, мне только остается молить Бога, чтобы эти деньги принесли тебе больше счастья, чем мне.

Всегда, даже в бесчестье, твой папа».

Итак, она получила двадцать тысяч долларов железнодорожными акциями. А с ними — подтверждающие сертификаты. Она еще раз перечитала последние строчки письма. Подумать только, у него было двадцать тысяч долларов, а он жил на этой убогой ферме. Имея такие деньги, он даже не осмеливался их тратить. Что ж, зато она осмелится. Если Маккриди… то есть если Морган позволит ей, она наймет самого лучшего адвоката для его защиты.

Вложив бумаги в конверт, она поспешила в банк, где обсудила с мистером Пойнтером, как лучше продать акции. По его настоятельному совету, она решила не торопиться и до конца месяца подумать. Он уверил ее в своей готовности сделать так, как она посчитает нужным; окончательный выбор останется за ней.

Выйдя из банка и направляясь в гостиницу, она мысленно твердила себе, что теперь она богата, хотя, положа руку на сердце, не чувствовала никакой перемены.

Теперь нужно поскорее разыскать Мэтта, он должен узнать, что все подтвердилось, хотя бы отчасти. Пусть не пятьдесят тысяч, но все равно это целое состояние.

Переходя улицу, на другой стороне которой была их гостиница, она вдруг почувствовала, что от первоначальной пьянящей радости у нее не осталось и следа. Реальность была такова, что ей достались краденые деньги, на которые она, по сути, не имела права — ни малейшего.

— Мэм! — Это был портье. — Мэм! Тут для мистера Маккриди телеграмма.

— Да, благодарю вас.

Телеграмма была на стандартном, сложенном вдвое листке желтой бумаги; по всей видимости, это и был ответ, которого ждал Мэтью. Но именно сейчас его, конечно, не оказывается на месте! После некоторого колебания она положила телеграмму в сумочку и быстро спросила:

— Где здесь ближайшее заведение, в котором играют в карты? Самое ближайшее?

Ее снабдили целым списком, и она не медля направилась на розыски. Может быть, Мэтт и не будет в восторге, но она не собирается сидеть на месте и покорно ожидать, когда он соизволит явиться и наконец расскажет, в чем дело. Далеко идти ей не пришлось: за первой же дверью, которую открыл ей огромный детина в черном костюме, она увидела Мэт-та, сидящего за столом в дальнем конце комнаты.

— Дамам вход запрещен, — решительно заявил детина.

— А я и не дама, — мрачно заявила она. — Я наследница.

— Что-что?

Пока привратник соображал, что это может значить, Верена, проворно проскочив мимо него, направилась сквозь облака удушающего сигарного дыма к столу, где сидел Мэтью Морган. Она бросила быстрый взгляд на стопки фишек перед ним и спросила:

— Надеюсь, ты закончил?

— Эй, дамочка, ему нельзя сейчас уходить, — запротестовал один из игроков. — Я проигрываю ему двести долларов.

— Ну что, Джордж, будем рассчитываться? — обратился к крупье Мэтт.

— Э-э, постойте-ка…

— Прошу прощения, семейные обстоятельства, — проговорил Мэтт и, взяв Верену за локоть, спросил: — Что, плохи дела?

Видя, как разгневанно смотрят на него остальные, она с прискорбным видом произнесла:

— Очень. Скорее всего до утра не доживет.

— Слышали — человек умирает?

Подождав, пока Джордж отсчитает шестьсот с лишним долларов, он подхватил Верену под руку и поспешил к выходу.

Она слышала за спиной недовольные возгласы, но не обращала внимания. Когда они вышли на улицу, она остановилась и вручила ему телеграмму:

— Вот почему я пришла. Надеюсь… надеюсь, это тот ответ, который тебе нужен?

Он развернул бумажку и прочел ее с таким серьезным выражением лица, какого она у него никогда не видела, но ничего не сказал, и сердце у нее забилось так сильно, что стало больно дышать. А он лишь положил телеграмму в карман и молча пошел дальше.

Дойдя до первого же переулка, он свернул за угол, увлекая ее за собой, и протянул выигранные деньги.

Она посмотрела сначала на них, потом на него и спросила:

— Зачем ты мне это даешь?

— Ты ведь хотела продать ферму, не так ли?

— Да, но…

— Если этого не достаточно, считай, что это задаток.

— Что?

— А у тебя плохие новости, да? Никакого золота не оказалось?

— Нет, но…

— Послушай, я понимаю, какое это для тебя разочарование, но зато для меня все упрощается. Я хочу, чтобы ты знала — я люблю тебя не из-за этих денег. И мне хотелось бы думать, что мое место — рядом с тобой, чтобы я мог оберегать тебя и заботиться о тебе.

— Но ты же так не любишь все, связанное с фермерством, — слабым голосом проговорила она и лишь только потом уяснила значение его слов: — Что, что ты сказал?

— А что именно ты не расслышала? — спросил он с лукавым видом, и на лице его вспыхнула широкая мальчишеская улыбка.

Она почувствовала огромное облегчение, что бы в той телеграмме ни сообщалось, это, должно быть, не так уж и страшно.

— Даже не знаю, а почему бы тебе не повторить все сначала? — улыбнулась она в ответ.

— Даже не знаю, с чего начать.

Его лицо посерьезнело, он взял ее под руку, отчего по ее телу пробежала легкая дрожь, и произнес, глядя в эти чудесные глаза с золотистыми искорками:

— Мне, конечно, хотелось бы, чтобы все это было в более торжественной обстановке, но…

Он взял ее за руки, глубоко вздохнул и произнес:

— Знаешь, Рена, я никогда не думал, что захочу остепениться и начать новую жизнь, но, представь себе, я этого хочу.

У нее на глаза навернулись слезы, а он кивнул и провозгласил:

— Верена Мэри Хауард, готовы ли вы сменить свою фамилию на Морган? Теперь она свободна и незапятнанна.

У нее дрогнули губы, она высвободила руки и бросилась ему в объятия.

— Я уже думала, ты никогда не попросишь меня об этом, — прошептала она, уткнувшись ему в грудь. — Да, да — конечно, да!

Он стоял, крепко прижимая ее к себе, чувствуя щекой ее мягкие волосы, и думал, что счастливее его нет, наверно, никого на свете.