Кивнув, Ольга пробежала мимо руководителя, раздеваясь на ходу. Сумка полетела на скамью, а куртка на кучу одежды на матах, туда же последовал шарфик. Розу Оля аккуратно положила на подоконник, возле связки чьих-то ключей. Цветок оставался по-прежнему свеж и выглядел, словно только что срезанный с куста, на бутоне стразами блестели подсыхающие капли. Оля нежно провела по стеблю, улыбнулась, и быстро сбросила остатки верхней одежды. Сняв кроссовки и размотав эластичный бинт, она сконцентрировалась на ощущениях. Нога не болела, стопа поворачивалась безболезненно, пальцы шевелились легко, но какое-то смутное, неприятное чувство все же оставалось.

Рядом чертыхнулась Виктория. Высокая, полногрудая, с отличной развитой фигурой, она то так, то этак поворачивалась к покрывающим стену зеркалам, пытаясь рассмотреть какие-то одной ей видимые недостатки.

— Оль, глянь, шов на спине не видно? Вроде и зашивала тщательно, но… Что скажешь?

Ольга прыгала на одной ноге, натягивая трико, мазнув взглядом по маечке, сказала с досадой:

— Вик, не видно. Да и кто с такого расстояния разглядит? Хоть половину майки оторви. Основные бы элементы увидели.

— В темпе, девочки, в темпе! Вы меня до сердечного приступа решили довести?

— Марья Анатольевна, мы же не первые выступаем, — плаксиво протянула Вика, — перед нами две группы!

— Только это вас и спасло, а то пошли бы как есть: одна — с дырой на полспины, а вторая в куртке и кроссовках. Все, я на арену, а вы собирайтесь, и чтобы через минуту были. Ключи на окне.

Хлопнула дверь, прозвучали удаляющиеся шаги.

— Ой-ой-ой, — растягивая гласные, Виктория передразнила руководителя, — прямо вот так и пошли, с дырами да в куртках. — Она сделала реверанс. — Дорогие зрители, перед вами выступает команда рваных маечек — «Эдельвейс». Пфе! Этой комиссии, что к соревнованиям прибыла, лучших будут показывать, а мы под конец. Хорошо если через полчаса выпустят. Ой, какая прелесть! — Виктория обратила внимание на розу. — Откуда?

Оля улыбнулась, сказала восторженно:

— Представляешь, пока добиралась, познакомилась с парнем, он ехал на день рождения с огромным букетом роз, а когда вышел, одну оставил.

— Класс! — зажмурившись, Вика вдохнула аромат цветка. — Бывают же парни. А мне Костик только чупа-чупсы дарит — балбес малолетний.

— А ты их не любишь? — поинтересовалась Оля ехидно.

— Люблю! Но цветы я тоже люблю, мог бы и подарить как-нибудь. Другим же дарят, чем я хуже?

— Так может он просто не догадывается?

— Вот я и говорю — балбес. Настоящий мужчина давно бы догадался. Пора парня менять.

Ольга на мгновение замерла, спросила изумленно:

— Менять парня, из-за того что не подарил цветы?

— Ну да, — Виктория горделиво приосанилась. — Данные у меня неплохие, каждый второй норовит познакомиться. Было бы желание, давно бы за иностранца замуж вышла и в Штаты уехала, причем легко. Хотя, конечно, есть недостаток, — она картинно потупилась, — честная я, такая честная, что сама себе удивляюсь. Если знакомлюсь с мужчиной, то только с ним встречаюсь: с ним и с ним, с ним и с ним. Так и проходит моя жизнь девичья. — Она лукаво стрельнула глазками.

Ольга встала со скамьи, придирчиво оглядела себя: чешки, трико, маечка — все сидит безукоризненно.

— И сколько твоей девичьей жизни уже ушло на Костю?

— Ты не поверишь. Столько не живут. Полтора месяца!

— Какой кошмар, прощай молодость!

Переглянувшись, они звонко расхохотались.

— Ладно, побежали, — Виктория вновь взглянула на свое отражение, и с явным сожалением отошла от зеркала, — а то Марья изведется совсем, и нас потом изведет. А у меня от этого кожа сохнет и ногти слоятся.

Марья Анатольевна встретила на входе взбешенной кошкой, схватила за руки, поволокла. Чтобы не идти вдоль передних, занятых болельщиками и комиссией рядов, пробирались задами.

— Чертовы девчонки, — цедила тренер сквозь зубы, — раз в год соревнование, и то опаздывают. Ну, погодите, закончим, получите у меня!

Не привлекая внимания, они тихо прошли поверху, вереницей спустились на арену. Грянули первые аккорды торжественного гимна. В груди защемило, а на глаза навернулись слезы. Не ожидая от себя такой чувствительности, Оля украдкой оглянулась. Никто не смотрел на нее, не тыкал пальцем, не скалился усмешливо, лица окружающих девушек были серьезны, лишь некоторые негромко переговаривались, не в силах справиться с волнением.

— Глянь на трибуну, тот что слева, видишь? — раздался над ухом шепот. — Да не туда смотришь, левее — толстый и маленький. Член комиссии, видишь? Вчера ко мне подошел после тренировки, встретиться предлагал.

— Виктория! — Оля закатила глаза. — И о чем ты только думаешь в такой момент?

— О мужиках. И в какой такой? Я всегда о них думаю.

На них стали оборачиваться, зашикали раздраженно. Девушки замолчали, и окончание гимна дослушали в восторженной тишине.

Первыми выступали вольницы, как окрестили состав девушек занимавшихся вольными упражнениями. Прочие участники удалились за пределы арены, а на квадратный, двенадцать на двенадцать метров, ковер вышла первая гимнастка. Зазвучала мощная динамичная музыка, и сразу же девушка в переливающемся костюме изогнулась в красивом длинном прыжке. Следующие три минуты на спортивном ковре, казалось, металась блестящая молния, так стремительно и изящно двигалась гимнастка. Зал затаил дыхание и на протяжении всего номера молча созерцал, чтобы в финале, когда исполнительница, напряженно дыша, замерла в заключительной эффектной позе, взорваться аплодисментами. Следом сразу же вышла вторая. Вновь зазвучала музыка.

— Вот всегда они сливки собирают! — Крепкая, фигурой больше похожая на парня, Ирен, отчего ее чаще называли Айрен, по-английски — железная, натирала руки канифолью. — Трудишься, потеешь, а ни восторгов, ни красоты с деревяшками этими. — Она с затаенной грустью посмотрела в сторону, где выступали вольницы. — Все парни там, а на нас только родители, да уроды всякие приходят. Обидно.

— Это что за настроения?! — Марья Анатольевна отошла от группки девчушек в синих обтягивающих костюмах, которым что-то строго выговаривала. — Мы здесь не задницами крутить собрались. Это серьезный спорт и отношение должно быть такое же.

— Да я не могу уже! — Из глаз Ирен потекли слезы, схватившись за голову, она опустилась на корточки. — Все девчонки как девчонки, нормальным спортом занимаются, с парнями дружат. Одна я, как дура, на этих брусьях дурацких. Смотрят, как на мужика, подойти боятся.

Тренер опешила, сказала с нажимом:

— Девочки, у нас городские соревнования, такое раз в году бывает. Это же престиж клуба, достоинство института, ваше личное достижение, наконец!

— Да на фига мне эти достижения!? — Лицо Ирен перекосилось, став злым и жестким, отчего стоящие рядом девушки в испуге отпрянули. — У меня личной жизни никакой: днем институт, вечером тренировки, дома родителям помоги, с утра сестренку в садик отведи. Говорите, соревнования… а толку?! Все на этих вольных жоповертелок смотрят. Кому вообще это надо, зачем? Я от всего этого с ума сойду!

На Ирен смотрели с сильнейшим недоумением, и даже со страхом. Обычно отзывчивая, спокойная и вечно уравновешенная, за что, по большому счету, и получила свое прозвище, Ирина одним своим присутствием всегда создавала ощущение спокойствия и защищенности.

Марья Анатольевна выглядела растерянной. Она несколько мгновений напряженно размышляла, сказала со вздохом:

— Девочки, послушайте меня, и ты, Ира, тоже послушай. Я постараюсь кое-что объяснить. Время вы, конечно, выбрали… — она покачала головой, — ну да ладно, не убиваться же из-за этих соревнований. Расскажу небольшую историю. В молодости я была такая же как вы, — шустрая, беззаботная, не чуждая красивым нарядам и мужскому вниманию. Да что говорить — все такие были. Но не у всех получалось уделять красивому и приятному столько времени, сколько хотелось: кто-то усиленно учился, тогда учеба воспринималась серьезно, не так как сейчас, кто-то параллельно работал, на родительской шее сидеть считалось зазорным. Почти все занимались спортом, но вовсе не для того чтобы покрасоваться или выпендриться, просто, это был стиль жизни: учиться, работать, развивать ум и тело. И ценили людей не за внешность, а за достижения, и за помощь окружающим.

И были в нашей группе три подружки — красавицы расписные, мальчишки вокруг них вились, как мошка у светильника. Учились наши красотки спустя рукава, на работу не рвались — родители помогали, да мальчики по ресторанам водили, подкармливали. Ну, это как водится. Чем они занимались после института, не знаю, я по распределению в соседнюю область уехала. А пару лет назад мы встречались с сокурсниками. Немногие собрались, кто смог. Пообщались, вспомнили молодость, кто, что знал о других — поделился. Красавиц наших не было, но про них рассказали. Одна вышла замуж за богатого иностранца, уехала в Англию, потом развелась. Сейчас телом зарабатывает на улицах Лондона. Вторая трижды была в браке, трижды разводилась. Теперь одна живет, в коммуналке, работает в столовой посудомойкой…

— Марья Анатольевна, а третья? — Ирэен пытливо всматривалась снизу-вверх в потемневшее лицо тренера.

— А третья умерла. Один из ухажеров обокрал, когда ее дома не было, вынес все — золото, меха, драгоценности, что от предков остались.

— А почему умерла? Он ее убил?

— Нет, не убил. Драгоценности свои любила сильно, красоту вещей. Не пережила, наглоталась снотворного, не смогли спасти. А теперь, девочки, я скажу последнее, самое важное. — Ее лицо пугающе затвердело, а глаза стали чужими, холодными. — Некоторые, не все, но многие, считают что внешность — все. Если у кого-то смазливая мордашка и неплохая фигурка — весь мир в кармане. Но это не так. Форма, даже идеальная, без внутреннего стержня ничто. Однажды у каждого наступает момент, когда ты теряешь все, близкие отворачиваются, а друзья бросают, и все что у тебя остается, это внутренний стержень. Годы учебы, спортивных тренировок, работы через не могу — вот что лежит на одной стороне весов.