– Хочешь меня? – спросил он, то чуть-чуть входя, то выходя из нее.

Лючия тяжело дышала, судорожно обнимая его за шею. Она пыталась что-то сказать, но не могла произнести ни слова.

– Это было «да»? – спросил он и глубже вошел в нее. – Или «нет»?

– О! – задыхаясь сказала она. – Ты шутишь?

– Я совершенно серьезен. – Он продолжал ласкать ее.

Его дыхание участилось, а в глазах появился блеск, напоминавший расплавленное серебро.

– Ты хочешь меня, Лючия? Да или нет?

Она кивнула, ее бедра выгибались, она не могла остановиться. У нее хватило сил лишь на единственное слово:

– Si, si, о, si!

Хрипло вскрикнув, он вошел в нее, и на этот раз ей не было больно. Это было так приятно, что она вздохнула от удивления и восторга. Она чувствовала, как он, такой обжигающе горячий, наполняет ее.

Она обхватила его ягодицы, требуя, чтобы он продолжал, и он мгновенно изменился, неожиданно став нетерпеливым и настойчивым.

– Лючия, – стонал он, все убыстряя свои движения, все глубже входя в нее. – О Боже!

Напряжение снова нарастало с этим ритмом, и снова волна наслаждения захлестнула ее, вознося все выше и выше. И снова она растворилась в ощущении полного блаженства.

Она ритмично сжимала его внутренними мышцами, и его тело содрогнулось. Он застонал и, сделав последнее усилие, застыл.

– Лючия, – сказал он, уткнувшись в ее шею. – Жена моя.

Никогда в жизни она еще не испытывала такой щемящей нежности. И невероятной, всепоглощающей радости. Она погладила его по волосам. Спустя минуту он пошевелился над ней.

– Должно быть, я становлюсь тяжелым.

Йен поцеловал ее в висок и скатился с нее. Приподнявшись, он расправил простыни, сбившиеся в узел у них в ногах, накрыл их обоих и, протянув руку, погасил лампу. Затем снова лег и обнял ее. Это было похоже на возвращение домой, и она, полностью удовлетворенная, свернулась клубочком в его объятиях. Не прошло и минуты, как его дыхание стало ровным, и он крепко заснул.

– Спокойной ночи, Йен, – прошептала она и улыбнулась в темноту. – Муж мой.

Лючию пробудил от крепкого глубокого сна звон посуды. Открыв глаза, она увидела рядом с собою горничную, ставившую на столик у кровати поднос с завтраком. Она повернула голову, но место Йена было пусто. Йен уже ушел. Она посмотрела на пустое место, смятые подушку и простыни и почувствовала горькое разочарование. Ей бы хотелось, чтобы он оставался с ней. Откинув с лица волосы, Лючия села.

– Доброе утро, мэм, – дружелюбно поздоровалась с ней горничная. – Я – Дулси Сэндс. Я принесла вам чай. Как вы желаете, с сахаром и молоком?

– Нет, только чай, спасибо. А где мой муж в это утро?

– О, хозяин, когда он здесь, встает рано, мэм. Он уехал несколько часов назад.

– Часов? А который сейчас час?

– Половина одиннадцатого.

– Так поздно? – Неудивительно, что Йен оставил ее.

– Да, мэм. Вы спали как младенец, когда я принесла утренний чай. Я вычистила ведро для угля и разожгла камин, а вы даже не пошевелились. Хозяин сказал, что вы, должно быть, устали от вчерашних пеших прогулок вдвоем, поэтому, перед тем как уехать верхом, он велел не будить вас раньше, чем принесем вам завтрак.

Лючия улыбнулась. Она подозревала, что ее усталость не имела никакого отношения к их осмотру имения, а была в основном вызвана более приятными занятиями прошлой ночью. Из вчерашнего разговора со старшими слугами она узнала распорядок дня в имении и, несмотря на свою неопытность в ведении хозяйства в сельской местности, поняла, что здесь принято вставать рано каждый день.

– С завтрашнего дня я хочу подниматься вместе с мужем. Если, когда мне принесут утренний чай, я еще буду спать, пожалуйста, разбудите меня.

– Конечно, если желаете. – Служанка протянула ей чашку горячего чая и указала на поднос. – Вы не хотели бы позавтракать в постели? – Когда Лючия утвердительно кивнула, девушка поставила поднос ей на колени. – Что-нибудь еще, мэм?

– Не пришлешь ли мне Нэн, пожалуйста, чтобы я могла одеться?

– Хорошо, мэм. – Девушка сделала реверанс и вышла.

Спустя час Лючия спустилась вниз. Осведомившись у Этертона, она узнала, что Йен у себя в кабинете, занимается делами, но, зайдя туда, она обнаружила, что ей не совсем точно описали его занятия. Йен стоял у окна, склонив голову над какими-то документами. Он не заметил, как она остановилась в дверях.

В комнате был хаос, она была совсем не похожа на то, что Лючия видела накануне, когда осматривала дом, – на чисто убранный кабинет, в котором царил порядок. По всей комнате были расставлены корзины, наполовину заполненные связками документов, книгами и прочими предметами. Дверцы огромного шкафа из красного дерева, стоявшего у стены, были распахнуты, и все его содержимое вынуто. Карты, висевшие ранее на стенах, были сняты, и их заменили картины, взятые из других комнат дома.

Лючия огляделась и поняла значение происходящего. Он упаковывал свою прежнюю жизнь.

Она собиралась войти, но снова остановилась, увидев, как опустились его плечи и поникла голова. Бумага выпала из его рук и плавно опустилась на пол.

Она ощутила его боль. Даже через комнату эта боль пронзила ее сердце. Она неслышно попятилась, на цыпочках прошла по коридору, затем повернулась и, намеренно топая ногами по деревянному полу, подошла к кабинету, как будто только что появилась. Когда она вошла, он стоял у своего стола, укладывая в корзину книги.

– Доброе утро, – Она огляделась. – Переделываешь кабинет?

– Да.

Она должна была что-то предпринять, помочь ему, но не понимала и не знала, что и как надо сделать. Она подошла к нему и положила руку ему на плечо.

– Йен, с тобой все в порядке?

Какой дурацкий вопрос.

– В абсолютном порядке. – Он коснулся ее щеки и улыбнулся, но это была улыбка дипломата.

Его глаза не улыбались.

Она обняла его за талию и прижалась щекой к его плечу.

– Ты найдешь себе другое занятие, – сказала она, желая, чтобы это было правдой. – Тебе просто нужно время.

Он шевельнулся и, когда она отступила назад, отвернулся.

– Вот времени-то у меня, кажется, слишком много, моя дорогая. – Он направился в другой конец комнаты к балконной двери. – Я пойду прогуляюсь.

Лючия крепко сжала губы и с болью в сердце смотрела, как он выходит на террасу. Он ушел, даже не оглянувшись.

Из-за нее он стал человеком, который не знал, куда ему идти и чем занять свое время. Она раньше надеялась, что как-то сумеет заполнить пустоту, в которой он из-за нее оказался, но теперь начинала понимать, что никогда не сможет этого добиться. Она любила его, и ей этого было достаточно, но она боялась, что ему всегда будет этого мало. Чтобы спастись самой, она отняла у него смысл жизни и не знала, сумеет ли когда-нибудь возместить ему эту утрату.

Отвернувшись, она взглянула на пол и подняла бумагу, которую он читал перед уходом. Лючия долго стояла там у окна, и слезы падали на благодарность премьер-министра сэру Йену Муру за отличное проведение переговоров по заключению договора с Болгери.

Глава 20

В течение последующих двух недель Лючия предпринимала все, что могла, чтобы сделать своего мужа счастливым. Она пыталась отвлечь его от мрачных мыслей, старалась не оставлять одного. Она попробовала было поговорить с ним о его чувствах, но Йен не принадлежал к людям, которые обсуждают такие вещи. Она занималась с ним любовью, заставляла улыбаться, а иногда и смеяться. Но что бы она ни делала, сознание своей вины и его уныние омрачали их жизнь, как серая туча, которая становилась все больше, темнее и тяжелее с каждым прожитым днем.

За завтраком она наблюдала, как он читает письма своих коллег по дипломатическому корпусу, и понимала, что он тоскует по прежней работе. Иногда он говорил о дипломатических делах, и она улавливала в его голосе грустные нотки. Он старался притворяться, что ему это неинтересно и он ушел от дел, но она знала, как это было важно для него, и у нее разрывалось сердце. По почте ему приходили газеты со всей Европы, и он каждый день читал их. Большинство этих газет доходили до Девоншира с недельным или даже большим опозданием, но Йен сосредоточенно изучал мельчайшие подробности, и смотреть на него было просто невыносимо.

Когда она разрушала его карьеру, она не понимала, какую глубокую рану нанесет ему ее поступок, но теперь она это осознала. Она была полна решимости все исправить. Но как это сделать? Они были женаты всего около двух недель, когда она подумала, что, возможно, появился удобный случай, которого она ждала.

– Визит твоего отца почти закончен, – сказал ей Йен за завтраком, прочитав письмо лорда Стэнтона. – Через неделю он возвращается в Болгери.

Лючия застыла с ножом и вилкой в руке.

– Он уезжает через неделю?

– Через девять дней, как пишет Стэнтон.

И неожиданно Лючия ясно поняла, что она должна предпринять. Сразу же после завтрака она написала письмо отцу. Под предлогом, что ей надо что-то купить, она отправилась в Хонитон и послала письмо срочной почтой. Глядя вслед всаднику с ее письмом, уносившемуся галопом по Хай-стрит в направлении Лондона, Лючия сделала то, что делала всегда, когда ей было нужно что-то невозможное. Она скрестила пальцы и произнесла молитву.

– Пусть Чезаре увидится со мной, – шептала она, – и пусть он хотя бы раз в жизни поступит как отец, а не как принц!


Прошло три дня, и первая просьба Лючии была исполнена. Однако Йен угрожал разрушить ее планы, прежде чем они осуществятся.

– Ты с ним не встретишься, – сказал он, положив нож и вилку на стол, за которым они завтракали, и сердито посмотрел на нее.

– Он приказывает мне приехать, – ответила она, опустив голову, чтобы Йен не видел ее лица.

Она притворилась, что читает письмо, которое держала в руках.

– Граф Тревани сообщает, что Чезаре хочет повидаться со мной единственный и последний раз до своего отъезда.