Мы обнялись. Какая всё-таки Ляля замечательная подруга.

Илья тоже одобрил решение Ляли переехать и обещал помочь с работой.

========== Мила ==========

Ляля съехала от нас в середине октября. Мы остались вдвоём с Ильёй и не вдвоём. Всё время было ощущение, что между нами присутствует кто-то третий. И ссориться стали. По пустякам ссориться. Но так, что перья в разные стороны.

Я уже на все его недовольства молчать пыталась, а что ругаться-то? Ускорять разрыв? Так может, наладить всё можно?

Чтобы как раньше…

Он же любил меня.

Как страшно думать об этом в прошедшем времени.

Он-то любил, а я люблю. Вот в чём вся разница. Глобальная такая разница. Очень существенная.

Вот приехал домой на днях почти в одиннадцать вечера. А я с глазами заплаканными.

Рассердился.

— Я с работы! Что с глазами? Случилось что-то?

— Нет, я ждала.

— И потому рыдала?

— Ты поздно…

— Работы много, понимаешь? У меня аврал и нестыковки. Чтобы получать деньги, нужно много работать. Всё элементарно.

— Извини.

— Извини? Я устал, а тут меня с таким кисляком встречают. Мила, мы почти четыре года вместе, тебе не приходило в голову ребёнка родить? Чтобы заниматься было чем, кроме мазни своей и распускания нюнь. Тебе попросту нечего делать. Отсюда и слёзы бесконечные, и придирки.

Он меня убил. Просто убил. Ему всегда нравилось, или говорил, что нравится моё творчество. Он хвалил мои картины, ими весь дом увешан был.

— Илья, ребёнка рожают в браке. А ты до сих пор не определился.

— Дорогая, тебе далеко не двадцать. И рожают от любимого мужчины, тем более в твоём возрасте.

— Илюша, что происходит? — по моим щекам катились слёзы.

— Есть хочу, будешь мужа кормить?

— Буду, только не мужа, а любовника. Может быть, всё-таки узаконим наши отношения?

— Зачем? Мы и так вместе. Мила, сейчас не до этого. Вечно ты находишь самый неподходящий момент. Всё я у тебя виноват в чём-то. И слёзы эти. Прекрати.

Поел, вроде помирились. Я себя в душе отругала: ну с какой стати на мужа поклёп навела? Конечно, устал, работал же и проблемы. Могла бы — помогла, но его работа — не моё.

Утром уехал, а я весь разговор вспомнила. Значит, мои картины — мазня?

Ну что же, сняла всё и половину в камине сожгла, остальные не успела просто. Надо было к клиенту ехать.

На улице мерзко, дождь. Стучит и стучит. И море завывает. Шторм там. Но я даже не обернулась в сторону моря. Шторм так шторм, у меня в душе свой шторм.

Мысленно снова к разговору вернулась. Прокручивала каждое слово, им сказанное. Нет, не собирается он уходить и выгонять меня — тоже. Может быть, и прав: если рожу, то все вопросы отпадут сами собой. Или он подталкивает меня к этому шагу, чтобы иметь повод остаться? Что происходит в твоей жизни, Илюша? Что ты скрываешь от меня? Куда мы идём? И кто виноват в том, что наше существование так резко изменилось?

У клиента была рассеянна. Он казался мной не очень доволен, но всё-таки я собралась, и контракт мы подписали.

Дома ждала работа. Я засела за эскизы. Мне необходимы клиенты, рекомендации и просто спрос на мою деятельность. Если я останусь одна, то мне надобно на что-то жить, и где жить — тоже нужно. Квартиру мою давно продали, а дом вовсе не мой, хоть на меня и записан.

Как страшно…

Вот так каждый день проигрывать варианты жизни без Ильи… Я не смогу жить без него. Дышать, видеть без него? Нет, не смогу!

Опять к горлу подобрались слёзы, и я взвыла.

К возвращению Ильи мои глаза светились красным светом и походили на щёлочки.

— Что у нас сегодня? — спросил он с порога. — Мила! Милочка! В чём дело? Почему ты опять в слезах?

Он обнял меня так ласково и утешать стал, говорил, что у нас всё хорошо, что давеча просто проблемы навалились и потому настроение было ниже плинтуса. Что любит меня единственную. А затем в ужас пришёл оттого, что я картины свои сожгла.

Я растаяла. Сказала — новые нарисую. Потом мы ужинали и любили друг друга.

Утром он просил, чтобы без глупостей. Обещал — всё хорошо будет.

Я поверила.

Работа казалась лёгкой, а шум волн успокаивал. Море — оно такое море.

Вечером я снова ждала его.

Минуты складывались в часы, небо, затянутое тучами, не пропускало лунного света, а я сидела неподвижно, глядя на всполохи огня в камине. Состояние эйфории прошло.

Я налила себе красного вина и, в темноте глядя на огонь, потягивала тягучую жидкость. Такое сладкое, такое терпкое…

Что было сегодня? Я должна проанализировать. Каждый раз, когда он приходит поздно, что-то происходит.

Клиент с заказом не в счёт. Так, я работала, рисовала, потом позвонила Ляля в свой обеденный перерыв. Я рассказала ей про сожжённые картины, про то, как расстроился Илья.

Что она мне ответила? Я не помнила дословно, но её слова резанули мне душу. Что-то типа того, что нам надо отдохнуть друг от друга. Да, смысл был именно таким. Я ей ещё ответила, что от мужей не отдыхают, с ними живут всю жизнь. А недомолвки и ссоры бывают всегда. Она лишь хихикнула в ответ.

Как-то не по-дружески это.

Потом я спросила, что у неё. И она с восторгом про поклонника говорила. И прямо он так за ней ухаживает, так ухаживает, а она нос воротит. Показалось, что врёт, потому что она прийти с ним к нам с Ильёй отказалась. Объяснила, дескать, знакомы они совсем ничего.

Что ещё? Что же?

Додумать не успела, хлопнула входная дверь.

— Мила, ты дома?

— Да, конечно.

— А что без света сидишь?

— Так тебя жду, думы думаю. Илюша, на субботу какие планы?

— Пока нет планов, у тебя есть предложение?

— Да, виртуальная выставка Сальвадора Дали.

— Так виртуальная же.

— Очень посмотреть хочется.

— Лень, я бы отлежался в субботу, так чтобы кантовать не пришлось.

Не знаю, почему я так сказала, но мне очень хотелось посмотреть на его реакцию.

— Может, Лялю с собой возьмём? А то не виделись давно.

Он резко оживился.

— Хорошая мысль. Давай я ей позвоню.

— Я сама, или можем вместе. Пусть поклонника своего тоже возьмёт. Это же культурное, ни к чему не обязывающее мероприятие.

— Поклонника? — его брови от удивления поползли вверх.

Я передала ему суть нашего разговора с Лялей. Он слушал слишком внимательно и собирался про тайного кавалера всё узнать. Насчёт отдыха друг от друга просто посмеялся, обещал не уставать от меня никогда.

Мы вышли к морю. И вместе вглядывались в его бесконечность.

«Что ждёт меня?» — вопрошала я мысленно, но в ответ волны лишь ласкали берег.

========== Мила ==========

Моё зеркало не лгало. Моё отражение желало лучшего.

Я понимала необходимость объяснений с Ильёй. Сколько всё это может продолжаться? Сил терпеть у меня просто не было. Но остаться без него было тоже выше моих сил. Выхода я не видела.

Я старалась ни реагировать на его грубость, списывая это на неприятности на работе, ни обольщаться лаской. Так как и это проходило.

Я пыталась убедить себя, что я смогу, что выдержу, что люди расстаются, и мне надо его отпустить. Но я его и удержать-то не могла. Решение принимала не я. Вернее, не так: я не могла принять решение. Мои желания не совпадали с моими возможностями.

И я плыла по течению в моей неуправляемой лодочке, туда плыла, куда течение несло. Я ждала катастрофу, очень надеясь на то, что когда она произойдёт, от меня просто ничего не останется. Скажете — глупость? Может, со стороны оно так и выглядит, но я это чувствую, и я готова. Мне ничего не жаль.

Я не рисовала больше, а картины сожгла все, кроме той, что над камином висела. На которой встреча двух морей нарисована вперемешку с моими слезами. Картины, означавшей начало моего личного конца.

Можете обвинять меня в слабости, малодушии, в неуважении к себе самой. В чём хотите, в том и обвиняйте, но отпустить его я не могу! Не могу! Слышите? Не могу! Цепляюсь обеими руками, унижаю сама себя, но отпустить не могу.

***

Я не спала. Уже которую ночь. Просто не спала. Лежала, глядя в потолок, и думала, думала, представляла, как мы счастливы могли бы быть и были же, когда-то. Песня есть, «Куда уходит детство?». А счастье, оно куда уходит? Люди ведь остаются. Те же самые люди, которым так хорошо и светло было друг подле друга ещё вчера, и так колюче и холодно сегодня.

Что ломается в отношениях? И кто виноват?

Его телефон издал «блямс», сообщив о приходе сообщения. Затем ещё один «блямс» и ещё. Илья спал, похрапывая, и ничегошеньки не слышал.

Меня разобрало любопытство. Я встала с кровати и, жутко ругая себя за то, что делаю, подошла к его тумбочке и взяла айфон в руки. Я просто обомлела от увиденного. Сообщения были от Ляли.

В первом просто четыре раза подряд смайлик — губы, сложенные в поцелуе.

Во втором:«Люблю Илюшечку жалеть, и холить, и лелеять, твоя Ляля».

В третьем: «Люблю моего мальчика родного и дорогого».

В четвёртом: «Люблю твои вкусные ушки, люблю целовать тебя везде».

В пятом — ряд из сердечек.

Я сфотографировала все послания своим смартфоном и вернула айфон на место.

В этот момент я могла убить. Мне хотелось взять нож и колоть, колоть, неважно куда. Хотелось, чтобы она извивалась от боли и бессилия. От каждого моего удара. Так мне хотелось её убить.

Но правда заключалась в том, что от боли и бессилия извивалась я.

Они предали меня. Они оба. Человек, которого я считала своим мужем, и единственная подруга, та, что сестрой называлась и в преданности клялась.

Я без слёз, но и без сил пролежала до утра, просто глядя в потолок.