Прунелла услышала, как только открылась дверь спальни. Конечно, это была Чарити, служанка, которая нянчила ее, когда она была еще ребенком. Чарити тихо подошла к окну. Получившая свое имя, означающее «милосердие», в сиротском приюте, где она воспитывалась с малых лет, Чарити уже начинала сдавать. Однако, благодаря тому, что она была прекрасно вышколена, ее шаги были такими же неслышными, как тогда, когда она в роли самой младшей горничной вступила в Мэнор, затем возвысилась до положения горничной в детской, а после рождения Нанетт сделалась няней. Теперь же Чарити была и камеристкой, и экономкой, а после смерти сэра Родерика сама назначила себя дуэньей Прунеллы и Нанетт. Прунелла подумывала о том, чтобы пригласить в дом пожилую даму, но, во-первых, она не знала никого, кто бы подходил на эту должность, а во-вторых, она понимала: это повлечет сложности и ограничения, которые ей придутся не по вкусу. «Мы живем очень уединенно, — говорила себе девушка, — и в любом случае немногое можно добавить к тем сплетням, которые уже ходят о нашей семье». В такие моменты в ее глазах появлялась жесткость, а в изгибе губ — горечь, пока мысли ее не переходили на другой предмет, не дававший ей покоя ни днем, ни ночью. Это, конечно же, была Нанетт. Чарити раздвинула шторы, и солнце залило комнату. Затем старая служанка повернулась к кровати, и по ее взволнованному виду Прунелла сразу догадалась, что ей не терпится о чем-то рассказать.

— Ну что, Чарити? — спросила Прунелла, инстинктивно чувствуя, что новости будут плохими.

— Сегодня утром мисс Нанетт получила еще одно письмо, — ответила Чарити, — и все выглядело так, будто она знала, когда его принесут. — Ее голос дрожал от едва сдерживаемого негодования. — Она оказалась у входной двери раньше Бэйтса!

— Неужели Нанетт была уже одета в такую рань? — удивилась Прунелла.

— Она была в халате, вот в чем она была! — с возмущением воскликнула Чарити. — Я ей говорю: «Знаете, мисс Нанетт, вам должно быть стыдно спускаться вниз в таком виде, в каком леди не ходят по дому!»

— И что же она ответила? — спросила Прунелла.

— С таким же успехом я могла говорить со стенкой! — горячилась Чарити. — Эта негодница промчалась мимо меня, прижимая письмо к груди, влетела в спальню, и я слышала, как она закрылась на ключ. Прунелла вздохнула.

— О, Чарити, что же нам с ней делать?

— Ума не приложу, что мы можем сделать, мисс Прунелла, — сокрушенно покачала головой Чарити. — Не знаю, что сказал бы ваш отец, если бы видел ее, как она бежит к входной двери в ночном туалете, когда кругом слуги-мужчины! Было совершенно очевидно, что Чарити в высшей степени шокирована происшедшим, и то же самое испытывала Прунелла. И дело тут было совсем не в слугах: Бэйтс служил семье почти так же давно, как и Чарити, а его внук — единственный лакей в доме — был довольно простым парнем и вряд ли обращал внимание на то, как одеты его хозяйки. Были нарушены правила приличия, и Прунелла решила, что ее долг отчитать Нанетт и добиться, чтобы сестра пообещала никогда не повторять сегодняшнего недостойного поведения. Чарити пошла к двери, чтобы внести поднос, на котором стоял чайник с прекрасным китайским чаем и тонкий ломтик хлеба с маслом. Она поставила свой поднос на столик рядом с Прунеллой со словами: — Миссис Гудвин рассказывала сегодня удивительные вещи! Прунелла наливала чай, ожидая продолжения без особого интереса. Она недолюбливала миссис Гудвин. Это женщина, которая приходила помогать по хозяйству, но тратила больше времени на сплетни, чем на работу.

— Она сказала, мисс Прунелла, — продолжала Чарити, — что вчера вечером вернулся мистер Джеральд. Прунелла поставила чайник.

— Мистер Джеральд? — переспросила она.

— Наверное, теперь надо говорить «его светлость», но раньше-то мы его всегда звали мистер Джеральд. Глаза Прунеллы расширились от удивления.

—Не хочешь же ты сказать... Ты ведь не имеешь в виду...

— Ну да, мисс Прунелла, новый граф рода Уинслоу вернулся в родовой замок, если верить миссис Гудвин. И это после четырнадцатилетнего отсутствия!

— Этого не может быть! — воскликнула Прунелла. — Я считала, что Джеральд никогда не вернется в родной дом.

— Что ж, он все-таки вернулся, — сказала Чарити, — и если вы хотите знать, что я думаю, он приехал посмотреть, что можно будет продать.

— Не может быть! — Прунелла едва слышно выдохнула эти слова, но, казалось, они вырвались из глубины ее души.

Когда Чарити направилась к гардеробу, чтобы достать хозяйке платье, Прунелла сказала, как бы говоря сама с собой:

— Граф — родственник Паско Лоуэса и... Фраза оборвалась, но Чарити ее услышала и покачала головой:

— Если вы думаете, мисс, что Джеральд вам поможет прекратить ухаживания этого разряженного щеголя за мисс Нанетт, уверена, вы ошибаетесь. Он такой же, как его племянник, если не хуже.

К сожалению, это утверждение не нуждалось в доказательствах: всю жизнь Прунелла слышала о недостойном поведении мистера Джеральда, единственного сына графа Уинслоу. Когда он еще жил дома, то в имении, в деревне и в графстве ни о чем столько не говорили, сколько о его приключениях, разнузданных вечеринках, многочисленных друзьях и роскошных женщинах, которых он домогался и которые, если верить молве, уступали ему.

Во время перемирия между Францией и Англией в 1803 году интерес к мистеру Джеральду достиг кульминации. Прунелле в то время было всего семь лет, и она была не в курсе происходящего, но ей так часто рассказывали эту историю, что девушка ее помнила не хуже, чем «Отче наш». С тех пор легенда постоянно менялась и обрастала новыми подробностями, и человеку, слышавшему ее впервые, было бы трудно поверить в такую невероятную историю.

Характер старого графа Прунелла изучила очень хорошо: как многие аристократы, он был властным и нетерпимым, и таким же вырос его сын и наследник. Оба они были упрямыми, своевольными и нетерпеливыми, и, наконец, старый граф возмутился и потребовал, чтобы сын прекратил свои эскапады, перестал транжирить деньги, женился и повел достойную жизнь. Однако Джеральд ответил, что не собирается делать ничего подобного.

— Они напоминали двух боевых петухов! — рассказала Прунелле одна из старых сплетниц. — Никто не хотел уступать, а когда его светлость понял, что ему не удастся настоять на своем, он окончательно вышел из себя. Прунелла не раз видела графа в гневе: зрелище было не из приятных. Однако и у Джеральда характер был не из легких. Оба они были в равной степени раздражены, но кульминация наступила, когда» старый граф пригрозил сыну лишить его содержания, сопроводив это многочисленными оскорблениями. Джеральд весьма грубо и недвусмысленно сообщил отцу, что он предлагает сделать с этими деньгами.

— Пустые слова! — взорвался граф. — Когда ты окажешься на улице без средств к существованию, ты немедленно прибежишь ко мне за помощью!

— Скорее умру, чем сделаю это! — ответил Джеральд. — Можешь оставить при себе свои проклятые деньги, советы и вечное недовольство всем, что бы я ни сделал. А что касается моего наследства и этого поместья, то пусть этот дом развалится, я и пальцем не пошевелю!

Нельзя было оскорбить старого графа сильнее, но Джеральд ушел раньше, чем отец нашел для него достойный ответ.

Вскоре стало известно, что молодой мистер Уинслоу покинул Англию вместе с хорошенькой молодой женой одного из соседей, сбежавшей от престарелого мужа, который грозился «застрелить Джеральда как собаку!». После этого в течение долгого времени никаких известий не поступало.

Через месяц Франция нарушила перемирие, но о Джеральде было известно только то, что он покинул Англию и, как все думали, отправился в Париж. Не вернулась также и дама, уехавшая с ним. Несколько человек сбежали из французских тюрем, в которые Наполеон заключил всех английских путешественников, однако Джеральда среди них не было.

Прошло пять лет, и совершенно случайно дошли слухи о том, что дама, покинувшая Англию вместе с Джеральдом, умерла на Востоке от холеры. Умер ли и сам Джеральд от этой странной болезни, никому не было известно, но Прунелла помнила, что четыре года назад граф говорил ее отцу, что он получил письмо от своего друга, в котором сообщалось, что Джеральда видели в далекой Индии. Даже если бы молодой Уинслоу подумывал о возвращении домой, желание это было бы осуществить достаточно сложно: в то время попасть в Англию можно было только на военном корабле, но хотя Британия и «правила морями», путь из Индии был и далек, и опасен. Единственные корабли, отправляющиеся в это полное опасностей шестимесячное путешествие, перевозили военных.

За год до смерти отца Прунеллы со старым графом Уинслоу случился удар. Во время одного из обычных для него приступов ярости он упал без сознания, потерял дар речи и был частично парализован. После этого удара граф проболел еще два или три месяца и умер, никого не узнавая. Прунелла часто думала, что потеря старого друга ослабила и без того непрочную привязанность отца к жизни. Она ухаживала за ним днем и ночью, так как он не выносил присутствия посторонних. Отец был без нее совершенно беспомощен, во время его болезни у Прунеллы практически не было ни одной свободной минуты, она абсолютно себе не принадлежала. Как только Прунелла выходила из его комнаты, он тут же посылал за ней. И даже ночью отец вызывал ее по нескольку раз, только потому что ему хотелось видеть ее. Сильная привязанность к дочери не мешала отцу быть придирчивым и раздражительным, каким может быть только инвалид, и он так измучил дочь, что к моменту его смерти Прунелла была на грани физического истощения. Добрая Чарити уложила ее тогда в постель, и девушка почти двое суток спала, не просыпаясь.

— Я должна встать, — сказала Прунелла, осознав, что два дня вычеркнуты из жизни.

— Оставайтесь в постели, мисс Прунелла! —приказала Чарити.

— Но...