— Я жду, мисс Прунелла. Вы можете быть уверены, что, будучи обязанным вам, я постараюсь исполнить любую вашу просьбу, если только это в моих силах. Прунелле захотелось ответить на скрытую насмешку, но, подавив свое желание, она просто сказала:

— Я хотела бы попросить вас, милорд, запретить вашему племяннику ухаживать за моей сестрой.

Граф в недоумении поднял брови, и Прунелла поняла, что он не ожидал услышать ничего подобного.

— Моему племяннику? — переспросил он.

— Речь идет о Паско Лоуэсе, старшем сыне вашей сестры, леди Лоуэстофт.

Граф улыбнулся.

— Боюсь, я и забыл о его существовании, — ответил граф. — Как вам, наверное, известно, во время моего пребывания за границей родственники не поддерживали со мной никаких отношений. Однако мне хотелось бы знать, отчего мой племянник, если он действительно имеет такое намерение, не должен оказывать внимание вашей сестре. Спина Прунеллы напряженно выпрямилась, а голос стал жестким:

— Я буду с вами откровенна, милорд. Паско Лоуэс имеет репутацию охотника за приданым, и я имею основания полагать, что это совершенно заслуженно. Кроме того, он настоящий денди!

Прунелла произнесла последнюю фразу пренебрежительным тоном, но, к ее изумлению, граф рассмеялся.

— Видимо, он не нашел к вам подхода, мисс Прунелла. Если честно, мне его искренне жаль.

— Вам незачем его жалеть, — резко сказала девушка. — Речь идет о моей сестре, которой всего семнадцать лет. Она очень молода и впечатлительна.

— Но где же она встретила моего племянника?

— В Лондоне. Год назад умер мой отец, а в марте закончился траур, и я организовала представление Нанетт ко двору.

— Вы организовали это? — удивился граф. — Я вижу, мисс Прунелла, что вы ведете очень напряженную и деятельную жизнь. Вы занимаетесь не только моими делами, но и делами своей сестры. Безусловно, вам кто-нибудь помогает?

— После смерти отца мы с сестрой живем в Мэноре уединенно, — объяснила Прунелла, — а поскольку мы живем очень тихо и скромно, то ни в ком не нуждаемся.

— Вы говорите о «тихой и скромной» жизни, — произнес граф, — это меня удивляет. В нашем графстве всегда было очень весело, здесь так много богатых домов и гостеприимных хозяев. Он говорил как бы для себя, вспоминая прошлое, и ответ Прунеллы прозвучал для него неожиданно.

— Я уверена, что теперь, после окончания войны, вы, милорд, без особого труда найдете много людей, с которыми можно весело провести время. Прунелла имела в виду, что неженатый граф Уинслоу, даже если он не сможет вновь сделать гостеприимным свой дом, вызовет большой интерес в округе, и многие соседи, особенно обладатели дочерей на выданье, будут стремиться увидеть его у себя.

— Вы хотите сказать, мисс Прунелла, что я смогу развлекаться, в то время как вы лишены такой возможности? — заметил граф.

Прунеллу смутила его проницательность, после продолжительной паузы она объяснила:

— В течение года я носила траур по отцу.

— А до этого?

— Мне бы не хотелось обсуждать мою личную жизнь, милорд, — сдержанно ответила Прунелла.

— Это ' поразительно! — воскликнул граф. — Вы вникаете в мои личные дела, вы управляете моим домом и даже моим поместьем, а как только я проявляю интерес к вам, захлопываете дверь перед моим носом. Прунелла чувствовала, что только ее нежелание говорить о себе задело Джеральда. Он явно не был удовлетворен ходом разговора, и все же она попыталась вернуться к интересующей ее теме:

— Я хотела поговорить о вашем племяннике, милорд.

— Я это уже понял. В то же время я бы хотел воссоздать общую картину происходящего, но, к сожалению, мисс Браутон, вы отказываетесь помочь мне в этом.

— Уверена, — быстро сказала Прунелла, — что теперь, когда вы вернулись, ваш племянник обратится к вам за финансовой поддержкой.

— Почему вы в этом так уверены?

— Во-первых, он является вашим наследником и, кроме того... — Она смутилась и замолкла.

— А во-вторых? — Ему хотелось полной ясности.

Прунелла не ответила, и граф продолжил:

— Вы совершите ошибку, если не выскажетесь откровенно и скроете от меня что-либо.

— Хорошо, — согласилась Прунелла. — Вчера я узнала, что неделю назад, когда мистер Лоуэс гостил в нашем графстве, он нанес визит адвокатам вашего отца. Он пытался выяснить, какие шаги можно предпринять, чтобы вас признали умершим ввиду вашего многолетнего отсутствия, а он, в свою очередь, мог бы предъявить тогда права на дом со всем имуществом, что в нем находится. Граф не проронил ни слова, выслушивая ее, и Прунелла продолжила:

— Вы, безусловно, понимаете, это означает, что все пошло бы с молотка. У него нет ни малейшего желания жить здесь, он явно предпочитает Лондон, и в любом случае ему это не по карману... И портреты кисти великого Ван Дейка покинут эти стены первыми! В ее голосе было столько горячности и боли, что одержимость девушки даже позабавила его. Граф проговорил, почти растягивая слова:

— Я вижу, мои картины очень много значат для вас, мисс Браутон, однако это всего лишь картины.

— Как вы можете это говорить, ведь они двести лет переходили в вашем роду от отца к сыну? Ведь на многих полотнах изображены ваши предки, а галерею для них построил сам Иниго Джонс?

— Вы, безусловно, прекрасно информированы, мисс Браутон.

В реплике графа звучал сарказм, но Прунеллу уже ничто не могло остановить.

— Как и ваш отец, я рассматриваю эти портреты как святыню, передаваемую потомкам, а не как полотна, пусть даже имеющие огромную художественную ценность, которыми может распорядиться любой искатель приключений, нуждающийся в деньгах на игру и женщин! Ее голос звенел от возмущения, но граф опять рассмеялся.

— Замечательно сказано, мисс Браутон! Я вас прекрасно понял, поскольку в свои молодые годы тысячи раз выслушивал подобные тирады, пока уже не смог этого больше выносить и не уехал из Англии, чтобы их не слышать. Прунелла почувствовала, что мужество ее покинуло. Какой смысл продолжать разговор с этим человеком? Все, что говорили о графе, скорее всего было правдой, и сейчас он ничуть не лучше, чем был, когда бросил отца и увез чужую жену. Прунелла решила, что самое лучшее в этой ситуации — достойно уйти и оставить графа поступать как ему заблагорассудится. Но она помнила, сколько людей зависит от нее. Привратники, живущие в сторожках у ворот, которые были так слабы, что зимой ей приходилось самой доставлять им продукты. Арендаторы, которым хватало продуктов только для собственного пропитания. У большинства из них не было средств ни на ремонт дома, ни на починку обветшалых хозяйственных построек. И многие другие. Даже Картеры уже совсем старые, но, поскольку для них нет; свободного коттеджа, они пока остаются я Уинслоу-холле и делают что могут, чтобы поддерживать в нем порядок.

Пока эти мысли пробегали в ее голове, граф наблюдал за ней с насмешливой улыбкой, которая так ее раздражала.

— Продолжим нашу беседу, — сказал он через некоторое время. — Вы негативно говорили о моем племяннике и совершенно ясно дали понять, что не потерпите его в качестве своего зятя. Я правильно вас понял, мисс Браутон?

— Я сделаю все, чтобы предотвратить это, милорд!

— Вы даже обратились за помощью ко мне, хотя и уверены, что мы с ним «одного поля ягоды», как говорила моя нянька.

Прунелла подумала, что это абсолютно верно отражает ситуацию, и не знала, что ответить. Она просто ждала, глядя графу в глаза.

— Из ваших слов я делаю вывод, что ваша сестра богатая наследница, как и вы сами, — наконец произнес он с задумчивым видом.

— Нет, милорд. — Нет?

—Моей сестре была оставлена значительная сумма денег...

Она поколебалась и закончила:

— ...моей матерью.

— Я, кажется, помню вашу мать, — сказал граф. — Да, я помню ее, она была очень красива. Как жаль, что ее больше нет.

Прунелла ничего не ответила, и когда он посмотрел на нее, то заметил, что девушка опустила глаза и плотно сжала губы.

— Я сказал, что сожалею о смерти вашей матери, — с искренним сочувствием повторил он.

— Я слышала это, милорд.

— Где она умерла?

— Мне это неизвестно, — сухо ответила Прунелла.

— Вы должны понимать, что возбуждаете мое любопытство, мисс Браутон, — заметил граф.

— Я не желаю говорить об этом, милорд.

Я обратилась к вам в связи с Нанетт и вашим племянником.

—Это может подождать, —  ответил граф. — Что это за тайна, связанная с вашей матерью?

Прунелла поднялась с кресла и подошла к окну, так же как это сделал граф некоторое время назад. Она смотрела в сад, а граф с интересом рассматривал ее стройную изящную фигуру, освещенную сейчас лучами солнца, которую до этого скрывало унылое серое платье. Через некоторое время, которое понадобилось ей, чтобы принять решение, Прунелла сказала, не поворачиваясь к графу лицом:

— Я полагаю, что, раньше или позже, вы все равно узнаете об этом, так что пусть это случится сейчас. Граф услышал, как она перевела дыхание и продолжила:

— Моя мать... сбежала из дому... шесть лет... назад.

— Похоже, это довольно распространенное развлечение в наших краях, — заметил граф.

— Я не собираюсь над этим смеяться, милорд, и теперь, когда вы узнали, что хотели, я буду вам очень признательна, если мы оставим эту тему. Имя моей матери не    упоминалось в нашем доме после ее исчезновения. Последовало продолжительное молчание. Прунелла отошла от окна и снова села в кресло.

— Очевидно, что так же, как и я сам, ваша мать не могла более мириться с окружающей ее атмосферой, — сказал граф. — Вы скучаете по ней?

— Я не хочу говорить о моей матери, милорд, — отрезала Прунелла.

— Но мне это интересно, — настаивал граф, не желая проявить душевной чуткости и сострадания. — Теперь я вспомнил, какой она была красавицей и насколько старше ее был ваш отец. Он фактически был ровесником моего отца, которому было уже около пятидесяти, когда я родился. Прунелла ничего не ответила, и граф насмешливо продолжил: